Характерные черты французской аграрной истории - Марк Блок

Этот недостаток сказывается и во второй главе, занимающей в книге — по важности темы и выводов — центральное, на наш взгляд, место. В главе рассмотрены типы севооборотов и «аграрной цивилизации». Учитывая закономерность эволюции от временной запашки через двуполье к трехполью, Блок вместе с тем энергично настаивает на необходимости детального рассмотрения факта стойкого сосуществования во Франции всех трех типов вплоть до XIX века, а отчасти и до наших дней. Он устанавливает, что временная запашка (пашня в течение 2–8 лет, затем пастбище на 8–10 лет, затем снова пашня) получила распространение лишь на скудных почвах (главным образом в предгорьях, в ландах и т. д.), причем наряду с ней имеется как правильный севооборот на лучших землях, так и небольшие участки сильно удобряемой и никогда не отдыхающей пашни. Двуполье царствует почти на всем юге с его сухим климатом; на севере трехполье существует наряду с двупольем. Ход развития трехполья на севере таков: будучи там очень древним севооборотом (возможно, еще с дофранкских времен), оно постепенно распространялось на все большую площадь, не вытесняя, однако, двуполья и не завоевывая юга.

Рассматривая это явление в общеевропейском плане, Блок правильно подчеркивает, что Франция является как бы стыком двух главных типов севооборотов. Юг страны относится к старой средиземноморской системе двуполья, обусловленной климатическими и почвенными условиями Южной Европы, север — к царствующей в большинстве стран Северной Европы системе трехполья.

Далее он переходит к исследованию трех различных типов землепользования. К первому он относит открытые длинные поля с чересполосицей, ко второму — открытые поля неправильной формы, более или менее приближающейся к квадрату, к третьему — огороженные поля. Характеризуя первый тип — распространенные «а севере и на востоке страны открытые длинные поля с присущими им принудительным севооборотом и принудительным выпасом, — Блок отмечает «удивительную согласованность» элементов этой системы и ее чрезвычайную живучесть в некоторых местах северной Франции вплоть до наших дней. Ее происхождение он ищет в большой плотности населения и в «.ярко выраженном общинном мировоззрении». Он дает точное и полное описание марки (не называя ее, впрочем, этим словом) и указывает на ее широкое распространение в Англии, Германии, Польше и России, подчеркивая, что причины этого явления могут быть поняты только в общеевропейском плане.

Сосуществование этой системы с двумя другими Блок считает спецификой Франции. Вторая система, распространенная на юге Роны, в Лангедоке, на Гаронне, в Пуату, Берри и т. д., а также в Италии, сочетается лишь с принудительным выпасом. Блок подчеркивает ее родство с системой открытых длинных полей (запрещение огораживаний для осуществления принудительного выпаса) и считает, что разница между ними заключается в том, что другие сервитута (общественное стадо и, возможно, принудительный севооборот) исчезли на полях неправильной формы потому, что там не было такой прочной опоры для «социального принуждения», как присущая длинным полям чересполосица. Таким образом, и это одно из наиболее ценных положений в его книге, Блок рассматривает вторую систему как стадию разложения первой.

Далее Блок развивает гипотезу, которая должна объяснить разницу между двумя системами. Эту гипотезу он в конце концов отвергает, но самый ход его мысли представляет большой интерес, так как он тем самым отказывается от одного из положений, широко распространенных в буржуазной историографии.

Привлекая очень любопытный материал, Блок проверяет, правильно ли мнение о связи галльского колесного плуга (charrue) с открытыми длинными полями, а более древнего легкого бесколесного плуга (araire) — с открытыми полями неправильной формы. Не определяет ли тип плуга характер полей, а тем самым и социальную структуру деревни? Как будто бы многое связывает воедино систему полей с преобладанием того или иного типа основного сельскохозяйственного орудия. Но Блок тут же подчеркивает, что- колесный плуг, определяя большую длину поля, тем не менее не может определить чересполосицу. Такой плуг не противоречит длинным и вместе с тем большим полям, составляющим единый комплекс пахотной земли у каждого хозяина. Чересполосица обязана своим появлением не тяжелому плугу, а необходимости уравнять шансы каждого хозяина путем предоставления ему полос земли различного качества. «Эти идеи, — пишет Блок, — …глубоко укоренившиеся в крестьянском сознании… оказывали свое воздействие на распределение владений». Он формулирует это еще резче: «Без общинных обычаев было бы невозможно употребление колесного плуга»; длинные поля и колесный плуг связаны со «стойкими обычаями общинной жизни».

Как видим, Блок вплотную подходит к понятию марки как основы хозяйственных распорядков в деревне. Он точно определяет происхождение чересполосицы. И все же в окончательном счете верх берет идеалистическая концепция, ибо Блок не в состоянии поставить вопрос: откуда же берутся эти глубоко укоренившиеся в сознании крестьян привычки коллективного и уравнительного распорядка? В силу этого все его правильные и зачастую остроумные частные выводы не получают общего завершения.

Очень интересен — в смысле материала и выводов — анализ третьей системы, то есть огороженных полей. Анализ Блока отличается большим мастерством и тонкостью; он показывает, что распространенные в западных провинциях, на Центральном массиве, Юре, Пиренеях и в других горных областях огороженные поля представляют собой своеобразную эволюцию тех же принципов, которые лежат в основе обеих систем открытых полей. На огороженных полях нет принудительных севооборота и выпаса. Но они не представляют собой проявления индивидуализма. Они возможны лишь при обязательном наличии наряду с ними обширных общинных пустошей, используемых общиной в строго установленном порядке не только для выпаса, но и под временную запашку. Огороженные поля не случайно сочетаются с временной запашкой, они вызваны к жизни наличием скудных почв и малочисленностью населения.

Блок подробно анализирует эту систему на примере Бретани, восстанавливая исторический ход ее развития. Он приходит к интересному выводу, что в системе огороженных полей «коллектив смог отказаться от своих прав на пашню только потому, что он сохранил их на большей части земель, по отношению к которым регулярно засеваемая площадь составляла лишь очень незначительную долю».

Ценность и интерес этого положения очевидны. Оно делает систему огороженных полей (которая является для буржуазных историков своего рода бастионом полной частной собственности) частью общей картины общинного происхождения всех имевшихся во Франции систем землепользования. Последние являются, таким образом, лишь различными модификациями единой по происхождению марковой системы.

Однако сам Блок не делает этого общего вывода. Он ограничивается характеристикой различных типов «аграрной цивилизации», определяет области их распространения и т. д. Он отрицает мнение, будто они были созданы различными расами. Он понимает, что они оказали глубокое воздействие на общее развитие страны. Но он не может вывести их происхождение не из общинного «мировоззрения», но из самой общины как таковой.

Третья и четвертая главы содержат историю сеньории. В этих главах Блок наименее оригинален, и в методологическом отношении они мало удачны, хотя материал зачастую очень интересен.

Блок дает определение и анализ структуры сеньории, ее происхождение и историю вплоть до буржуазной революции, ставя вопрос о причинах, определивших ее эволюцию. Он исходит из анализа каролингской сеньории VIII–IX веков (по этому периоду имеется достаточно источников), определяя ее как территорию, большая часть доходов с которой поступает одному хозяину, являющемуся главой зависимого населения. С экономической точки зрения сеньория на этой стадии представляет собой сочетание в одном организме крупного и мелкого хозяйств.

Узость этого определения бросается в глаза. Именно она и мешает автору правильно поставить вопрос о причинах эволюции сеньории. Вместе с тем присущая ему острая наблюдательность и прекрасное знание источников позволяют сделать ряд правильных частных выводов.

Корни сеньории Блок ищет в далеком прошлом, еще в галльскую эпоху, когда галльская родовая знать облагала натуральными повинностями своих соплеменников. Развитие крупного землевладения проходило в галльский, римский и франкский периоды, несмотря на все перипетии и конфискации, но лишь в эпоху Каролингов сеньория, объединив под своей властью большинство мелких аллодов, получила наибольшее распространение. Таким образом, для Блока не существует коренного переворота, внесенного германской маркой в аграрный строй Галлии, хотя он правильно отмечает некоторые новые черты во франкском обществе. Так, он указывает на роль традиции в установлении фиксированных повинностей и считает, что эта традиция (кутюма сеньории), распространяясь уже не только на колонов, но на все население страны, в том числе и на рабов, укрепила наследственность рабских держаний. Он рисует в общих чертах картину утраты мелкими аллодистами своих земель, но не дает точного определения аллода. Лишь мельком проскальзывает у него мысль, что аллодист, помимо обязанностей по отношению к королю и его представителям, был подчинен общинным порядкам, являвшимся «основой аграрной жизни».