Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий) - Григорий Горин

— Вам фугу, сонату или можно что-нибудь покрепче? — спросил один из музыкантов.

Пастор недоуменно пожал плечами.

— На ваш вкус, — пояснил Томас.

Музыкант понимающе кивнул головой, сделал знак своим коллегам — и полилась щемящая музыка.

Музыкантов неожиданно прервал бой стенных часов. Откуда-то сверху раздалось два выстрела. Пастор вздрогнул. Музыканты вопросительно посмотрели на Томаса, Томас — на музыкантов.

Среди причудливо развешанных гобеленов появилась красивая молодая женщина с приветливой улыбкой.

— Фрау Марта, я не расслышал, который час? — спросил Томас.

— Часы пробили три, — сказала женщина. — Барон сделал два выстрела. Стало быть всего пять.

— Тогда я ставлю жарить утку?

— Да, пора.

Барон Мюнхгаузен появился неожиданно с дымящимся пистолетом. Он прошел мимо коллекции часовых механизмов, весело побуждая их к движению: в песочные досыпал песку, паровому механизму поддал пару, кукушке из ходиков дал крошек хлеба на ладони. Часы радостно затикали, кукушка закуковала…

— Ты меня заждалась, дорогая? — спросил Мюнхгаузен. — Извини! Меня задержал Ньютон.

— Кто это? — спросила Марта.

— Англичанин. Умнейший человек… Я непременно тебя с ним познакомлю. Однако сейчас шесть часов. Пора ужинать.

— Не путай, Карл, — сказала Марта. — Сейчас пять. Ты выстрелил только два раза…

— Ладно, добавим. — Мюнхгаузен не спеша поднял пистолет.

— Карл, не надо, — зажав уши, жалобно произнесла Марта. — Пусть будет пять. У Томаса еще не готов ужин.

— Но я не голоден, — улыбнулся Мюнхгаузен и все-таки нажал на курок, но пистолет дал осечку. — Черт возьми, получилось полшестого!

В ту же секунду Марта заметила пастора и смущенно остановилась на месте.

— У нас гости, Карл!.. Извините, Бога ради, господин пастор, мы не заметили вас…

Пастор вежливо поклонился.

— Рад видеть вас в своем доме, господин пастор! — весело произнес Мюнхгаузен.

— Я тоже… рад вас видеть, барон. Я приехал по вашей просьбе…

— Очень мило с вашей стороны. Как добрались из Ганновера?

— Спасибо. Сначала был ужасный туман, но потом…

— Да, да, вы правы… Потом я его разогнал, — улыбнулся Мюнхгаузен. — Теперь я хочу познакомить вас с женой.

Снова возникла тихая музыка, и Мюнхгаузен взял Марту за руку:

— Это Марта.

— Очень приятно, баронесса, — поклонился пастор.

— К сожалению, она не баронесса. Она просто моя жена. Мы не обвенчаны. Именно поэтому я и просил вас приехать. Вы не согласились бы совершить этот святой обряд?

— Я высоко ценю оказанную мне честь, но разве у вас в городе нет своего священника? — удивился пастор.

— Есть, но он не отказывается нас венчать.

— Почему?

Мюнхгаузен резко отошел в сторону:

— Потому что он… он…

Марта испуганно рванулась к Мюнхгаузену.

— Ни слова больше… прошу тебя… ты обещал. — Она обернулась к пастору с улыбкой: — Мы вам все объясним, святой отец, но позже… Сначала ужин! Я пойду потороплю Томаса, а ты займи гостя, Карл.

— Да, да, конечно! — оживился Мюнхгаузен, увлекая за собой пастора. — Хотите осмотреть мою библиотеку, пастор?

— С удовольствием! Я уже обратил внимание. У вас редкие книги.

— Да! — В глазах Мюнхгаузена мелькнули дерзкие огоньки. — Многие из них с автографами.

— Как приятно.

— Вот, например, Софокл! — Мюнхгаузен быстро снял с полки толстый папирус.

— Кто?

— Софокл. Это лучшая его трагедия: «Царь Эдип». С дарственной надписью.

— Кому? — Пастор вздрогнул и переменился в лице.

— Ну, разумеется, мне.

— Извините меня, барон. — Пастор откашлялся и приготовился к решительному разговору. — Я много наслышан о ваших… о ваших, так сказать, чудачествах… Но позвольте вам все-таки сказать, что этого не может быть!

— Но почему? — огорчился Мюнхгаузен.

— Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!

— Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером. Гомер действительно был незрячим, а Софокл прекрасно видел и писал.

— Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции.

Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу огорченного и глубоко задумавшегося человека:

— Я тоже жил в Древней Греции. Во всяком случае, бывал там неоднократно. У меня в руках документ. — Мюнхгаузен с наивной улыбкой протянул папирус. Пастор открыл рот, но не нашел что сказать.

В дверях появились Томас и Марта.

— Ужин готов! — объявила Марта. — Надеюсь, вы не скучали здесь, пастор?

Пастор вытер платком лоб и тихо пробормотал:

— Господи, куда ж я попал?

— Вы попали в хороший дом, пастор. Здесь весело, — подмигнул Мюнхгаузен. — Не будем ссориться. Я возьму как-нибудь вас с собой в Древние Афины. Не пожалеете! А сейчас, — он обернулся к музыкантам, — перед ужином… для тонуса… Несколько высоких нот мне и нашему гостю! — Он взмахнул рукой, словно дирижер. И зазвучала уже знакомая нам мелодия. Немного грустная, но, видимо, одна из любимых для хозяина дома.

— Зелень, ветчина, рыба! — воскликнул Мюнхгаузен, выкатывая стол на середину комнаты. — А где утка, Томас?

— Она еще не дожарилась, господин барон. Мюнхгаузен изменился в лице:

— Как? До сих пор? — Он закрыл глаз и тяжело опустился в кресло. — Никому ничего нельзя поручить. Все приходится делать самому… — Затем он поглядел на карманные часы, задумался и спросил: — Посмотри, Томас, они летят?

Томас бросился к окну и приставил к глазам подзорную трубу:

— Летят, господин барон!

Мюнхгаузен резко поднялся с места и ловким жестом снял со стены ружье. Музыка оборвалась. Все замерли.

Рамкопф поспешно привязал лошадь к дереву и нырнул в кустарник. Затем осторожно выглянул оттуда и посмотрел в сторону дома.

В окне дома торчала фигура Томаса с подзорной трубой, направленной в небо.

Рамкопф посмотрел вверх.

Высоко под облаками летела стая диких уток.

— Сейчас пролетят над нашим домом! — взволнованно объявил Томас, оторвавшись от подзорной трубы.

Мюнхгаузен бросился к камину, засунул туда ружье, сосредоточился:

— Командуй!

Томас снова прильнул к подзорной трубе:

— Внимание!.. Пли! Мюнхгаузен нажал на курок.

Рамкопф услышал выстрел. Огляделся вокруг. Потом взглянул на небо. Утки скрылись за кронами деревьев.

Мюнхгаузен стремительно отбросил ружье, схватил со стола большое блюдо, засунул его в камин и стал ждать.

Пастор незаметно для других осенил себя крестным знамением.

Марта бросила тревожный взгляд на Томаса.

Но в дымоходе послышался шум, и через мгновение на блюдо упала жареная утка.

— Попал! — гордо произнес Мюнхгаузен, предоставив возможность всем убедиться в его удачном выстреле. — Она хорошо поджарилась!

— Она, кажется, и соусом по дороге облилась, — ехидно заметил пастор.

— Да? — удивился Мюнхгаузен. — Как это мило с ее стороны!.. Итак, прошу за стол!

— Нет, у меня что-то пропал аппетит, — быстро проговорил пастор. — К тому же я спешу… Прошу вас, еще раз изложите мне суть вашей просьбы.

— Просьба проста. — Мюнхгаузен сделал знак музыкантам, и снова возникла наивно-шутливая тема, которая придала ему силы. — Я хочу обвенчаться с женщиной, которую люблю. С моей милой Мартой. С самой красивой, самой чуткой, самой доверчивой… Господи, зачем я объясняю — вы же ее видите!

Пастор сделал над собой усилие и постарался оставаться спокойным:

— Но все-таки почему отказывается венчать ваш местный пастор?

— Он говорит, что я уже женат.

— Женаты?

— Именно! И вот из-за этой ерунды он не хочет соединить нас с Мартой!.. Каково?! Свинство, не правда ли?

Марта, взглянув на пастора, испуганно вмешалась:

— Подожди, Карл! — Она быстро приблизилась к пастору. — Дело в том, что у барона была жена, но она ушла!

— Она сбежала от меня два года назад! — подтвердил Мюнхгаузен.

— По правде сказать, я бы тоже это сделал, — сказал пастор.

— Поэтому я и женюсь не на вас, а на Марте, — заметил Мюнхгаузен.

Пастор поклонился.

— К сожалению, барон, я вам ничем не смогу помочь!

— Почему?

— При живой жене вы не можете жениться вторично.

— Вы говорите «при живой»? — задумался Мюнхгаузен.

— При живой, — подтвердил пастор.

— Вы предлагаете ее убить?

— Упаси Бог! — испугался пастор. — Сударыня, вы более благоразумный человек. Объясните барону, что его просьба невыполнима.

— Нам казалось, что есть какой-то выход… — Марта с трудом сдерживала слезы. — Карл уже подал прошение герцогу о разводе. Но герцог не подпишет его, пока не получит на это согласие церкви.

— Церковь противится разводам! — невозмутимо отчеканил пастор.