Избранные произведения в 2-х томах. Том 2 - Вадим Собко

Ну вот и всё. Вытек металл. Прощай, плавка! Сейчас будем начинать всё заново.

— Подойдите-ка сюда, товарищи! — Голос начальника цеха прозвучал немного громче обычного. Сталевары от всех четырёх печей подошли ближе к столу. Удивительное дело — совсем разные люди, в то же время почему-то очень похожие один на другого. Видно, на всех, кто причастен к плавке, оставляет свой след голубое пламя. Никого не обходит своей лаской.

— Взгляните-ка на этот анализ, товарищи, вчера только получили из НИИ, — сказал начальник с видом человека, который открывал какую-то исключительную тайну, и положил на стол лист бумаги, исписанный формулами.

Шамрай внимательно посмотрел и тихо свистнул. Сухие химические формулы, мимо которых обычный человек пройдёт, даже глазом не моргнув, у сталевара вызывают бурю острейших чувств.

Это будет удивительная сталь, невиданно прочная и одновременно необычайно лёгкая, не подвластная ни окислению, ни разрушительному облучению, мягкая в обработке и твёрдая, как алмаз, после того как её закалят. Титан и ванадий, вольфрам и обычный фосфор сплавлялись здесь с надёжным железом, поддерживая его, придавали ему невиданные новые свойства. А рядом выстраивались другие редкие элементы. Их совсем мало, но каждый из них придаёт стали свои свойства. Здесь подумаешь не только о новой футеровке! Эту сталь не в печи, а в химически чистой колбе нужно варить.

— Кому такой металл понадобился? — спросил Роман Шамрай.

— Институту космических полётов.

Они уже не впервые плавили сталь для космических кораблей. И на Луне и на Венере есть и вымпелы из стали суходольских сталеваров. Но эта сталь — совсем новая и по своим требованиям совершенно отличная. Видно, там, в далёком Байконуре, космонавты готовили ещё более сложный полёт, и вот понадобилась новая сталь. Пройдёт время, поднимутся они ещё выше, и уже этот металл не будет отвечать их требованиям, и тогда снова начальник цеха положит перед сталеварами анализ такой стали, о которой пока и мечтать невозможно.

Шамрай ещё раз взглянул на бумагу. Как ни крути, какие примеси ни делай, в основе всегда остаётся верное неподкупное железо. Оно выигрывает войны и делает непобедимыми революции. Примеси могут превратить его в чугун или сталь, но, по сути, от этого ничего не меняется — железо остаётся железом, основой техники, её историей и её будущим. Это — как рабочий класс. Что с ним ни делай — он основа революции.

«Что-то меня сегодня потянуло на философию, — подумал Шамрай, посматривая на сосредоточенные лица сталеваров, собравшихся у стола. — Лучше прикинь-ка, как варить эту сталь. Не лёгкое, ох, не лёгкое дело! Придётся хорошенько пораскинуть мозгами. Наибольшая сложность в том, что примеси микроскопически малы. Сохранишь одну, выгорит другая, а нужно, чтобы сохранились все и чтобы все взаимодействовали. Придать стали чудесные свойства они могут только все вместе. Это как витамины в теле человека…»

Снова открылись двери. Невысокая девушка в коротенькой юбочке и яркой кофточке, в меру подкрашенная и тщательно причёсанная, прошла, деловито и уверенно ступая стройными ножками. Пристально взглянула на начальника цеха, независимо перевела взгляд на сталеваров. Так входит если не самый высокий руководитель, то во всяком случае его полномочный представитель.

— Здравствуйте, — не улыбаясь, поздоровалась девушка, глядя куда-то между начальником цеха и сталеварами. — Товарищ Шамрай, Василий Иванович просил вас после работы зайти в партийный комитет.

— Зачем? — удивлённо спросил Роман.

— Извините, не знаю, — снисходительно и вместе с тем мягко улыбнулась девушка, сразу всех — и Шамрая, и себя, и секретаря парткома — поставив на соответствующее им место.

— Хорошо, приду, — буркнул сталевар.

— Всего наилучшего, — девушка вновь одарила всех приветливой улыбкой. — Желаю успехов. — И, не дожидаясь ответа, повернулась и пошла, уверенно постукивая каблучками по каменным плитам, — тактичный и достойный посланец настоящего руководителя. Проходя возле подручных, молодых парней, которые столпились, ожидая, когда главное командование цеха решит судьбу будущей стали, она едва заметно скосила в их сторону глаза, потом прищурилась и вышла.

— Ну, так как же будем варить эту сталь? — недовольно проговорил начальник цеха, возвращаясь к прерванному разговору.

Хотя в отделе главного металлурга уже разработали всю технологию, ему хотелось послушать и сталеваров. Ответственность, и моральная и материальная, огромна. Стали всего восемь тонн, но каждый грамм этого металла стоит дороже грамма золота.

— Так какие будут соображения, товарищи?

— Когда нужно будет её сдавать? — спросил Рядченко, младший из сталеваров..

— Первого октября срок. Если удастся сдать раньше, честь нам и хвала, но позднее нельзя.

Сегодня — первое, только начался август. Выходит, впереди ещё два месяца. Времени для подготовки и много и мало. Такого металла на земле ещё никто не видел, какие капризы и неожиданности прячет он в глубине своих гранёных, колюче блестящих молекул? И хотя молекулу стали Шамрай никогда не видел и видеть не мог, она представлялась ему резко блестящей, крепкой звёздочкой, способной выдержать любое напряжение.

— Режим плавки уже разработан? — спросил Шамрай.

— Конечно.

— Можно взглянуть?

— Прошу.

Начальник цеха расстелил на прокопчённых, обожжённых горячим металлом дубовых досках большой лист хрустящей синеватой бумаги. Весь процесс плавки, почти каждое движение сталевара были разработаны до минуты. И всё-таки удастся или не удастся сварить такую сталь, решит не инструкция, а сталевар. Кажется, всё предусмотрено, а дойдёт дело до плавки — и сразу увидишь, сколько дырок в этой технологии.

— Нужно хорошенько подумать, — сказал Шамрай, — на бумаге-то всё просто и выполнимо…

— Рисовали на бумаге, да забыли про овраги, — попробовал пошутить Рядченко. Но никто даже не улыбнулся.

— Ничего, выйдет, — медленно проговорил Шамрай. — Должно выйти.

Вот именно, должно, — согласился начальник цеха. — Тебе, Роман Григорьевич, эту сталь варить, тебе в первую очередь и думать.

Тут, может быть, нужно было сказать благодарное слово за высокую честь и доверие, но Шамрай решил промолчать. Честь честью, а ответственность такая, что даже страшно.

— Документацию вы мне оставите?

— Да, но пользоваться ею можно только в цехе. Состав компонентов стали ещё не опубликован. Всех сталеваров прошу иметь это в виду.

— Снова начинаются тайны Мадридского двора, — немного насмешливо заметил Рядченко.

— Нет, обычная рабочая дисциплина, — ответил начальник цеха.

— Хорошо, будем думать, — подытожил Шамрай. — Мои соображения и выводы подам дня через три-четыре. Допуски очень строгие — вот где закавыка…

— Да, очень, — подчеркнул начальник цеха.

— Ну хорошо, попробуем, не боги горшки обжигают, — улыбнулся Шамрай, и у начальника цеха появилось ощущение, будто дело уже сделано и тяжёлые сверкающие бруски драгоценной стали отправлены в прокатный цех. — Хорошо, — всё ещё улыбаясь своим мыслям и не желая объяснять значения этой улыбки, сказал Шамрай, — дай боже нашему теляти волка съесть.

— Ого, выходит, немало волков уже съел этот телёночек, неплохой у него аппетит, — проговорил, ни на кого не глядя, острый на язык Рядченко.

— И то правда, — охотно согласился начальник цеха. — Ну что ж, желаю успеха. До свидания.

— До свидания, — ответил Шамрай и почему-то долго смотрел, как шёл по тёмным каменным плитам цеха инженер, как открыл тяжёлые двери и исчез за ними.

— Ну что ж, есть удобный случай отличиться, — сияя белыми цыганскими зубами, сказал Рядченко.

— Да, есть случай отличиться, — повторил Шамрай и неожиданно спросил: — Послушай, а зачем она приходила?

— Кто?

— Девушка из парткома.

— Вы что, товарищ Шамрай, в своём уме или память на радостях у вас отшибло?

— Нет, я не о том спрашиваю. Зачем это товарищ Грунько вдруг захотел видеть мою персону?

— А это уж он вам сам скажет.

— Я же беспартийный!

— Как видите, партия привлекает к работе не только партийных, но и беспартийных большевиков, — улыбаясь одними глазами, проговорил Рядченко. — Пора бы уже это усвоить.

— Что правда, то правда… — отозвался Шамрай и крикнул: — Ну хорошо, ребята, поговорили, и хватит. Давайте командуйте парадом!

Началась обычная, хорошо знакомая загрузка печи, когда вся бригада сталеваров работает, как надёжно слаженный механизм или, скорее, как квартет музыкантов, где каждый инструмент уверенно ведёт свою партию, а фальшивая нота — невозможный, просто невероятный случай.

И всё-таки в напряжённом ритме работы, когда некогда отвлечься даже в мыслях, Шамрай нет-нет да и вспоминал то о космической стали, то о вызове в партком. Ну, сталь-то он наверняка сварит, хотя и здесь придётся нервов потрепать немало. Ими приходится расплачиваться за всё — и за радости, и за горе, и за счастье, и за тревоги, писателю — за написанный роман, сталевару — за сваренную сталь. Так уж сотворён мир, и изменить ничего невозможно да, наверное, и не нужно. Даром в жизни ничего не даётся, и это справедливо, потому что за радость воплощения своей мечты нужно заплатить тяжким, подчас нечеловеческим трудом, а неудача постигает тогда, когда не хватает душевных сил, чтобы заставить себя выполнить эту работу. Всё зависит от тебя, хозяином своей жизни можешь быть только ты сам.