Вредная привычка выходить замуж. Короткие повести и рассказы о любви - Марина Горина

Первые три семестра Адель была очень занята – после провинциальной школы было сложно. В конце второго курса пошла на капустник, увидела прекрасного, как Аполлон, Фила. О нем грезила женская половина их потока, младшие курсы не смели даже мечтать, а мудрые старшекурсницы знали, что с этим красавчиком, живущем на содержании одной завкафедрой, лучше не связываться. Но стоило ему поманить одну из них, как она летела в его объятия, не раздумывая, а остальные исходили злобной завистью, сплетничая о его мелочности, жадности и непостоянстве.

Думать Адели было некогда и незачем – понятно, что она будет вместе с ним, самым лучшим! Замужем, или как там это еще бывает – все равно. Он – лучший.

Филипп был кубинец. На четвертом курсе они поженились. После пятого Филипп вернулся на Кубу, Адель осталась в аспирантуре. Полтора года сладкой, невозможной муки, она жила от звонка до звонка, и постоянно хотела своего Филиппа. Страсть движет миром и делает возможным окончание аспирантуры экстерном.

Она расхотела его в гаванском аэропорту имени Хосе Марти, после 14 часов перелета. Он был… другой какой-то! Нет, тот же самый, но здесь он уже не был самым красивым парнем на потоке.

На развалюхе, взятой напрокат, они доехали до небольшого городка, недалеко от Сьенфуэгоса. Он привез ее в дом матери. Странная хибара, жить в которой было все равно, что на улице – окна прикрывали только дощатые жалюзи. Сеньора Марисель давала уроки кулинарии, получала за них какие-то жалкие копейки. Две сестры Филиппа работали за символическую плату на нефтеперерабатывающем заводе, в Сьенфуэгосе. Филипп смеялся над ними и предпочитал вообще не работать. Вставать рано утром и целый день пахать от звонка до звонка? Драных шлепок и шорт ему хватало. Главное – свобода, гамак, и жить вместе с солнцем. Друзья, пляж, выпивка, песни под гитару. ВСЕ.

Теперь Адель хотела только одного – развернуться и бежать отсюда. Немедленно!

Для начала Филипп изнасиловал ее ночью в доме его матери. Утром она встала с синяком на скуле. Филиппа не было. Ее часов, колечка с сережками и денег тоже. Вернулся он через три дня, кинул ей кучу журналов и сказал: учи язык!

Она выучила. Страдать и убиваться не стала. Зачем? Она писала матери бодрые письма. Живот рос не по дням, а по часам. Иногда Филипп заявлялся домой, насиловал Адель, утаскивал очередную шмотку и опять пропадал.

До рождения Лильки оставалось четыре месяца, и Адель понимала, что прокормить малыша, еще один рот, просто невозможно. Она взяла голову в руки, подумала, продала чудом сохранившийся фотоаппарат, и купила огромную свинью. Через двадцать дней Пилар (так звали хрюшку) опоросилась. Двенадцать крохотных поросят были чудо, как хороши. Даже много, много лет спустя Адель испытывала странную нежность к маленьким поросятам.

Адель до самых родов надменно таскала свой живот, ведра с кормежкой для своих свинок и катала тачки с навозом. Лилька родилась крепенькой и красивой. Мозги у Адели работали четко, сомнений и колебаний она не знала. Надо было заработать денег на билет. И возвращаться домой. Здесь будущего не было.

Когда Лильке исполнилось шесть месяцев, младшая сестра Филиппа, Луэла, пришла в комнату Адели и сказала:

– Поедешь со мной в Гавану? На неделю. Я ушла с работы.

– Зачем?

– За босоножками! Тряпками и шмотками. Потом здесь продадим. У тебя же есть немножко денег от твоего свинячьего бизнеса. На начало хватит.

Вечером Филипп пришел и начал перетряхивать маечки Лильки и Адели; искал деньги. Потом вытащил Адель на улицу, тряс за плечи и бил головой об пальму. Она не отдавала свои копейки. С воплями выскочила из дома сеньора Марисель, оттащила Филиппа от жены и кинула под ноги все сбережения Адели, отданные на сохранение. Потом сидела со снохой в обнимку, прямо на земле, под той же пальмой и плакала. Глаза Адели были абсолютно сухие. Майка на груди была мокрая от молока. Это было последнее молоко, после побоища оно пропало. Стало совсем туго, Лилька начала худеть и таять. Кормить дочку фасолью, рисом, папайей и раз в неделю деликатесом, мясом чихуиту – а попросту, крысой – было невозможно. И Адель поехала в Гавану с Луэлой. За двести километров. Работать вахтовым методом – бросать Лильку больше, чем на неделю, она не могла.

– Знаешь, у тебя плосковат зад, как у всех европеек. Но у тебя такой замечательный рост, очень красивая грудь и волосы. И вообще, видно, что ты …ну, образованная, что ли… – говорила Луэла.

Они ездили в Гавану. Месяцев пять. Ночь, если очень-очень повезет, стоила двадцать баксов. Одна свинка – пятьдесят. Поросячий бизнес проигрывал по сравнению с любительской проституцией. И главное – время, время! Филипп потребовал выкуп за свое разрешение на вывоз Лильки. Адель отработала еще четыре месяца. Еще четыре месяца – «сингар посибле? – си…». Переводится примерно – мадам, вас можно поиметь? – Да. Синьора Марисель продала старую брошку. Кажется, она была медной. Луэла доложила денег. И Адель с Лилькой вернулись домой.

Глава 3. Филлип №1 (Филлип) 1988г

Вы можете себе представить, что это такое, сын начальника областной милиции в южном, портовом городке? В середине 80-х прошлого века? Нынешние мажоры – затхлые, убогие старики на своих Бугатти и Ламборгини, по сравнению с молодым красавцем с папой-партаппаратчиком или мамой-завмагом из той эпохи. Что стоят виллы нынешних мажоров в Ницце и их лыжи стоимостью в домик для среднестатистической российской семьи? Ничто, по сравнению с пикником на морском берегу! С баночным пивом и шашлыком из осетрины на костре! В такой бесшабашной, прекрасной компании, сверкающей бриллиантовым блеском ума и искрометной иронией!

Кстати, почти все из той, памятной Адели компании супер-мажоров, нынче на слуху и виду; племянник завмага женской одежды, маленький, волосатый, живой как ртуть, с поразительно острым умом и пластичной психикой Армен – звезда экрана. Недавно снялся в фильме, кажется, называется «Яйца Фаберже». Сергей стал известным каскадером и актером. Айша, тонкая, томная, прекрасная, даже на пляж ездившая в маминых брильянтах – не поверите! Пишет речи и спичи для правительства, живет в Москве, леди – тайна, леди совершенство. Никто не потерялся из них по жизни. Кто-то торгует алюминием. У кого-то ресторанный бизнес в Ницце. Кроме сына начальника милиции, Филиппа, и Адели.

Впрочем, Адель не была «мажоркой». Она была малолеткой, случайно затесавшейся к ним тем летом. Длинная, худая девочка, со странным именем, в дешевых шлепках и детском купальнике. С маленькими золотыми сережками с простенькими камушками, доставшимися от бабушки. Она была умна не по годам. В свои щенячьи пятнадцать сделала вывод – раз и на всю жизнь – лучше никаких сережек, чем дешевые. И так во всем. Или ничего, или все. Филипп был всем.

Адель неделю назад прочла «Алые паруса» Грина. И не спала всю ночь. Она, наконец-таки, узнала, как должно все случится; шаталась по улицам в одиночестве, без дур подруг. Ведь когда Грэй приедет за ней, она должна быть одна. И везде искала алый блеск тех парусов. В ярком красном сарафане соседки, сетке с помидорами, закате. И нашла – красная машина, с четырьмя переплетенными колечками, прямо в их дворе!

Из машины вышел парень, в белых джинсах и ярко-алой рубашке с пальмами. Это было так красиво, так красиво – и его белые летние кожаные туфли, и смуглые руки, и цепочка на груди – что сердце у нее остановилось! Длинные, прямые и черные волосы, блестящие, как в модных журналах! Она стояла, открыв рот – даже не в переносном, а в прямом смысле слова! Яркие, синие глаза и смуглая, чистая кожа лица. Белозубая улыбка.

Но самое главное – это его походка, взгляд – он был хозяином мира, жизни и этого лета. Он был во сто крат прекраснее Грэя! Хотя минуту назад Адель выцарапала бы глаза любому, кто посмел сказать такое. Он засмеялся и что-то сказал потешной девчонке; девочка закрыла рот и так отбрила его, что теперь у него отвисла челюсть. Он не пошел к другу, к которому приехал. Забыл. Он поехал кататься с Аделью, и вернулась Адель в первом часу ночи. Это было сумасшедшее лето! Он таскал ее всюду за собой.

Филипп не смел прикоснуться к этому странному подарку лета. Абсолютно не похожему на знакомых ему особей женского пола. У нее или вообще не было пола, или был, но какой-то невозможный, непонятный и неизвестный в природе. Может, она была сродни электрическим скатам. Когда Филипп, ожидая в машине свою подружку-малолтку, видел Адель, выходящую из подъезда дома, его било током.

Один раз чуть вообще не убило – он случайно увидел ее на рынке, со спины. Девчонка выбирала дыни, разложенные прямо на земле. Маленький зад, обтянутый короткими шортами, и атласная кожа с тыльной стороны колен. Согнувшись, она поглаживала шероховатую, змеиную кожицу дынь Гюляби. Длинные загорелые руки и длинные тонкие пальцы. Разряд тока оглушил его одновременно с узнаванием. Он тогда вообще ушел, она не заметила его.