Майнбласт. В Бездне Тьмы (СИ) - Юст Сайрил

Оставив все вещи на своих местах, вставляет патрон в барабан и отправляется дальше в город. В животе урчит, а в мыслях лишь мертвые люди — останки никчемных и жалких отродий бандитского общества, наживающихся на лжи и мерзкой демонстрации силы. И именно те люди, бандитизм для которых есть правденость, шуты — наросты на позвонках морали. Они словно горб на романтике человеческой эстетики. Хоть на Фортуито множество людей работают, используя бандитские методы ведения диалога, даже Карвер не уступает им, показывая силу пороха, тем не менее в них, как и в Майнбласте, ещё остаются угли той морали, которая позволяет им проявлять милосердие. Сдавшиеся или те, кто не впускает в себя безумие и глубокое отчаяние, достойны встать на путь человеческий — гуманный, где человек с оружием не агрессор, а защитник. Разбойничество и бандитизм же — грязь, которую не отмоет ни одна личность со своего сердца.

Ближайшее поселение — Традстольм находится в часе пути. Дорога теперь чиста от всяких оборванцев, а погода продолжает радовать путника. Стараясь отпустить произошедшее, Стрелок понимает, что лучше будет насладиться окружающим миром. Устало бредя по течению бесконечной ледяной реки, каждый раз устремляется в прошлое, наталкиваясь на острые камни, которые один за одним оставляют шрамы. Всё же, люди бывают глупы.

— Они это заслужили, — тоскливо бормочет, как бы останавливая поток мыслей, который старается унести Карвера глубоко в прошлое, хоть и помнит он лишь последние шесть лет.

Револьвер уже попрощался с манящим запахом пороха, а мнема не имеет надежды на спокойную и добрую юдоль следующих дней жизни. Каждый видимо желает заполучить никчёмное золото, которое обогатит жизнь ненавистью. Награда за профессионального наёмника, как за скальных чудовищ или же истреблённых элеменадала, живших более двух столетий назад, от которых остались только названия, руины и "Удар Хоруга" — пугающий шрам, расщелина на померкшей земле в северной части острова. Печать никогда не затянется и будет напоминать обо всех опасностях зарницами, бьющимися в тревожных мыслях, ещё не забывших о кошмарных временах, людей. Врал клик или нет, но пять золотых — это крупная сумма, на которую можно позволить жить достаточно долго, не имея нужды в работе, питаясь в хороших уютных и достаточно богатых заведениях по местным меркам, а население в основном — бедное.

Подойдя ближе к намеченному пункту назначения, Карвер удивляется, заметив суетящихся людей у громадных ворот. Рядом с ними стоят не менее взволнованные стражники. Небо ясное, и приятный свет падает на шляпу, оставляя расстроенные глаза убийцы в тени. Совесть чиста, но внутри ему гадко, ведь от его рук пали прежде всего — люди. Стрелок утешает себя мыслью, что они могли бы нанести бо́льший вред обществу одним своим существованием. Скорее всего, они бы так же убивали и грабили, удовлетворяя свои больные потребности. Только при встречи было понятно, что один из них чист от кровавых пятен на холсте. Карвер дал ему шанс жить, только, обречённого умереть охватило отчаяние жизни, и смерть с ним стала неразлучной. Испытав околосмертное переживание, смерть кажется не такой уж и страшной, ведь ты уже умер где-то там — глубоко внутри.

— Добрый день, — Карвер обращается к стражнику у врат. Стоит шум. Все страшатся, дрожа то ли от холода, то ли от ужаса, перекидываясь опасениями о стрельбе на дороге. Убежденные в себе старики говорят, что охотники стреляли по зверям дабы прокормить свои семьи. Некоторые говорят, будто бы внутренняя энергия человека, живительное тепло — вапор покидает людей, и те становятся безликими монстрами, призрачно блуждая меж вековых древ. Бегают в головах и верные мысли о бандитах, которые решили ловить на дороге одиноких путников.

— Добрый. Вести есть? — звучит встречный вопрос от стражника.

— С часу пути у меня была стычка с бандитами. Эти паскуды набросились на меня, когда я проходил в нескольких метрах от них. Благо я мастер в фехтовании, да и револьвер всегда при мне.

— У них были ружья? Никаких меток не видели? — ударяет по голове и, сменив тон с допроса на более понимающий и добрый, продолжает, — вы бы аккуратнее преодолевали дальние дистанции, ходите подвое, потрое, чтобы не привлекать внимание бандитов. Да и близится зима и, вапор его знает, когда может ударить метель, снаряжение хоть какое бы взяли, а то дорогу заметёт, так вас никто и не найдёт ни на дроге, ни в лесу и хижину вы никакую не найдёте.

— Холод не так страшен, когда угрожают сталью. — Шмыгнув носом, меняет тон на более тихий. — Четыре трупа лежат на дороге с часу пути от ворот. Мне жаль. — Брови слегка нахмурились, а сожалеющий взгляд направлен в уставшие, но при этом понимающие глаза капитана, хотя на вид тот кажется строгим, только во взоре горит домашний очаг. — Лучше отправьте туда кого-нибудь, пока путешественники не перепугались. Сами разыщите метки, я никаких символов на них не обнаружил. — Разговор закончился. Прощание. Крепкое рукопожатие. Продолжение пути.

Перед глазами величественные врата в город Традстольм. На них изображена символика общепринятой философии "элеменадалис". Пройдя века, она основательно закрепилась в головах Фортуитского населения. Изображена она на каждых воротах в поселения. После Войны Восстановления Баланса, которая была два столетия назад, по мнению людей, символы должны служить своего рода оберегом от неких сверхъестественных сил, нарушающих мировой баланс и баланс человека. Самые частые страхи в последнее время — это некие дуриты, которые представляют из себя человекоподобных монстров, которых почти никто и не видел. Слухи расползаются о острову медленно, но в Традстольме они взяли своё начало. За стенами городской житель чувствует себя в безопасности, даже и не понимая природы чудовищ. Некоторые считают их призраками, которые ловят путников на дороге и выгрызая им лица. Некоторые же утверждают, якобы это люди, вапор которых померк из-за вмешательства неких непознанных сил.

Рядом никого нет. Карвер молчаливо подходит к каменной башне, держащей одну из створок врат. В ней есть окошко, за которым сидит стражник, держащий у себя дневник. В него записывается каждый вошедший и каждый вышедший. Эта мера была вынужденной для удержания людей в поселении и контроля населения, так как многие, выйдя из города, так и пропадают, оставив лишь свою последнюю в жизни заметку, где гласится их дальшейший путь. Во многом, так стараются собирать статистику, контролировать не только демографию населения, но и пресекать бандитизм, так как органы правопорядка могут следить за передвижением каждого человека. Хоть документов у большинства жителей нет, но это не мешает страже по цепочке выходить на нужного им человека. Этими данными так же пользуются и бандиты, которые корупционными способами всё же добираются до необходимым им имён, поэтому каждый, кто боится за свою жизнь представляется в обществе придуманным им псевдонимом.

Входя в поселение, Стрелку необходимо написать в дневнике у стража ворот имя и цель пребывания. Не боясь, тот всегда указывает одну и ту же фразу: "Карвер Майнбласт. Отдых с дороги.". Мокает металлическую ручку в чернила и ловко черкает, словно машет клинком. В такие моменты он всё же волнуется, что один из сторожевых может оказаться родственником человека, который когда-то был убит от рук молодого наёмника. По его мнению бандиты или головорезы — это дети представителей власти и разных подобных особ. Они, как ему подсказывает опыт, более подвержены преступности, ведь их родители перекладывают преступность на детей, сами того не понимая. В итоге отпрыски превращаются в тех, с кем борется стража. Глаза Майнбласта направлены на толстяка, сидящего прямо перед ним. Тот, немного смутившись, ёрзает на скрипучем стуле, думая лишь о том, что он сделал не так. Становится понятно, что ни лицо, ни имя тому ни о чём не говорит, и это радует пришедшего.

— Мираэтта и Олаф в городе? — интересуется с намеком на просмотр предыдущих страниц, указывая пальцем на дневник. Хмурый вид сторожа направляется на Стрелка. Серебрянная монета появляется меж пальцев, повернув её, солнечный луч озаряет герб Фортуито, что на ней изображён. Уставший работяга вяло хрюкает и отворачивается, так и показывая своим видом, что ему нечем кормить свою семью.