Кроль на короне (СИ) - Эль Рау

Защитный барьер разорвал тело старшего Куйбадуна сразу, как только механизм, выпускающий молнии, окончательно заглох. Младший успел лишь удивиться тому, с каким спокойствием брат взглянул на него перед смертью. Он словно знал, что именно так и будет.

Больше суток младший Куйбадун просидел у бреши. Он молча смотрел на разбросанные останки брата и не мог издать ни звука. К концу второго дня из склепа вырвался столп белого света. Барьер сразу же отключился и яркое, слепящее сияние, залило всё вокруг.

Младший Куйбадун почувствовал, как его накрыла внезапная волна животного страха. Она заставило его бежать прочь от склепа, не разбирая дороги. Он смог остановиться и перевести дух лишь когда немного пришёл в себя. Пугающее давление светящегося столпа наконец-то иссякло.

Мысли понемногу пришли в порядок. Младший Куйбадун вспомнил о брате и сокровищах из склепа, но возвращаться не стал. Всё, что у него осталось в сохранности — это половина найденных камней, спрятанных в потайном кармане.

— Наследие, — прошептал он, глядя на мерцающие на них символы. — Мы украли наследие. Нет, я… Я украл.

Опасаясь, что «наследие» станут искать, младший Куйбадун решил бежать в Дикие Земли. А после осесть где-нибудь на Западном Мысе, предварительно сменив имя и заслужив хорошую репутацию в приграничных зонах.

Тем же вечером в Имперской Столице Раснаса…

— Имперская печать? — Сарэс смотрел на разноцветное сияние, внезапно образовавшееся в небе над столицей. — Значит дождались возвращения владыки? Наконец-то.

— Хм, господин наставник, взгляните, — его помощника Ахридба развернула образ мира Раснаса. — Эти столпы света. Один из них принадлежит императору? Как думаете, который?

— Не важно, — холодно ответил Сарэс, не сводя глаз с сияющей в небе печати. — Ведь никто из них не обрёл наследие прошлой жизни? Не пробудил его? Не вспомнил себя прошлого?

— Конечно-конечно, — торопливо проговорила Ахридба, показывая своё полное согласие. — Сразу после возрождения? Хм! Как подобное возможно? Вот лет через двадцать, тогда…

— Когда им исполнится по пятнадцать, — перебил её Сарэс. — Совет Хранителей Жизненного Наследия пригласит их, как претендентов в имперскую столицу. Но…

Он задумался, отчётливо представив вероятностное будущее и всю грядущую трагедию.

— Но? — не выдержав затянувшейся паузы, поинтересовалась Ахридба.

— Лишь один займёт трон, — с грустью ответил Сарэс и, предвосхищая очередной вопрос, пояснил: — Тот, кто к двадцати годам пробудит наследие прошлой жизни и окажется Владыкой Раснаса.

— И что же они будут здесь делать целых пять лет? — с недоумением выдала Ахридба, явно не понимая зачем собирать претендентов заранее.

— Сражаться за корону, за свою жизнь, за наследие, за будущее… — Сарэс вздохнул. — Не знаю. Сама придумай что-нибудь. Мне больше, нечего сказать.

Пожалуй, он единственный из ныне живущих, кто ни разу не прошёл через перерождение. В его памяти сохранился не только образ Императора Раснаса, но и событий, предшествующих его восхождению.

Тогда мир был совсем другим. Люди стремились к совершенству, находя его даже в очевидном уродстве. Добро и зло теряли полюсность, смешавшись в бесформенную серую массу. И только Взрыв всех примирил.

Материальный мир потерял свою сущность. Выжившие перестали старится, а дети рождаться. Но это не значит, что исчезли болезни и смерть. Нет, все они остались. Вот только умершие становились сгустком плотной энергии. Он образовывал кокон, из которого через неопределённое время покойник возрождался с телом пятилетнего ребёнка. А через десять лет повзрослевшее дитё вступало в пору наследия, начиная узнавать вещи, принадлежавшие им в прошлой жизни. Память постепенно пробуждалась, приходя во снах, видениях и грёзах. Ещё пять лет и к двадцатилетнему возрасту, реже к тридцатилетнему и позже, воспоминания полностью восстанавливались. После чего тело больше не менялось до очередной гибели.

Повторное возрождение восстанавливало лишь память и личность предшествующей жизни. А это значит, что те, кто часто воскресал, со временем теряли свои изначальные воспоминания о мире до Взрыва.

Сарэс же помнил всё! Помнил и тосковал по старым временам. Его раздражало само существование в этом неизменном пузыре, где вырванные с корнем деревья, разрушенные горы и сломанные дома сами по себе восстанавливались, возвращая свой первоначальный вид. Пускай не сразу, не мгновенно, но всё-таки.

Мир Раснаса — это мир, где давно потерян смысл жизни и для человека утрачена ценность его поиска. Здесь ни что не имеет значения, кроме психонергетики. Теперь она лежит в основе всего сущего и является мерилом силы, а вместе с ней и власти.

Сарэс много думал о суициде, но всякий раз останавливался в шаге от смерти. Ему было страшно терять воспоминания о старом мире, где люди рождались и умирали, по-разному проживая свои жизни. Он хотел вернуться в то время, но перерождение не дало бы желаемого. Поэтому Сарэс продолжал тяготиться своим существованиям, не решаясь положить ему конец, хотя бы на время.

Десять лет спустя…

Присцилла выглядела пугающе: чёрные волосы распушились от статического электричества, а на лице появилась гримаса поистине нечеловеческого безумия. Клементия глядела на свою соперницу и ясно понимала, что победить её не сможет. Оставалось лишь бежать, но места для спасительного манёвра у неё не осталось.

«Она ведь почти слилась с кримпом. Почти… Почти!» — внезапное озарение, заставило Клементию искать питомца соперницы — лилового кролика-репликанта. Вот только в апартаментах царила такая разруха после яростного сражения, что найти в них маленькое существо казалось невозможным. Но… К счастью, мех высокоранговых кримпов обладал собственным свечением и в наступивших сумерках его трудно было не заметить.

Позабыв о противнице, Клементия со всех ног помчалась к оборванной гардине, чей край едва держалась на оставшихся трёх кольцах. Именно оттуда исходило лиловое мерцание кримпа. Притихший кролик-репликант боязливо таращился по сторонам. Клементия приготовилась поймать зверька, как рядом с ним с грохотом упал увесистый обломок. Им оказалась сорванная с петель дверца платяного шкафа. Лиловый кримп сразу рванул с места и скрылся под развалинами дымящегося кресла.

— Никуда не денешься! — истерично выкрикнула Присцилла. Медленно шагая в сторону Клементии, она несколько раз прокричала ей: «Сдохни!»

Казалось, в помутневшем взгляде Присциллы совершенно не осталось места сознанию. Но вдруг в её глазах промелькнула искра разума. Сердцем Клементия почувствовала дыхание надежды, что соперница наконец-то придёт в себя и всё закончится. Но ошиблась…

Маленькая искра породила ледяное пламя ненависти. Той ненависти, что годами накапливалась, бурлила и кипела, вывариваясь в сухой остаток, пока не выкристаллизовалась в морозное возмездие.

— Прости меня, — Клементия вложила в слова столько искренности сколько могла. — Не знаю, нет, я просто не помню, какое зло тебе причинила. Клянусь, когда наследие жизни пробудится во мне и я всё вспомню, то отвечу перед тобой за свои прежние