Гологор - Леонид Бородин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печка затрещала через мгновение. Селиванов мужик хозяйственный: сухие дрова заготовил до непогоды.
Сергей подошел к нему, положил ладонь на лоб:
- И вправду температуришь.
- А как же! - с гордостью подтвердил Селиванов. - Моги есть у тебя что глотнуть? А? - с робкой надеждой спросил он у Сергея.
- Ну, откуда! Ты же знаешь, я второй месяц из тайги не выхожу.
Селиванов вздохнул. И Сергею самому досадно стало, что у него ничего нет.
- Вылечиться-то, оно быстро можно, - продолжал Селиванов. - К примеру, чайку бы с малиновым вареньем! Да где его взять...
- А с черничным? - машинально спросил Сергей, и как будто что-то кольнуло в сердце...
- Черничное - это не то. Но все равно с пользой было бы.
- Будет польза, думаешь? - спросил Сергей.
- Ну, а как же! Варенье любое есть лекарство.
- Будет тебе лекарство, Селиваныч! Через два часа. Отличное черничное варенье!
Селиванов аж на нарах поднялся.
- Никак переть к себе хочешь!
И, увидев, что Сергей действительно собирается уходить, закричал:
- Да ты что, спятил, парень! В такую погоду ночью за вареньем! Да на хрен оно нужно!
- Не ори! Лежи спокойно. Смотри за печкой. Через два часа я приду.
Только Сергей захлопнул за собой дверь зимовья, как вся тайга вдруг осветилась мгновенно и над головой трахнуло, как треснуло. Ему понадобилось некоторое время, чтобы всмотреться в темноту и сделать первые шаги. Ливень обрушился на него, но ничем не удивил. Он давно уже был мокрый.
Сергей шел так быстро, как никогда не ходил. И удивительно! Снова не было никаких мыслей, был автоматизм, успокаивающий и облегчающий. Была цель - черничное варенье! И если бы для достижения этой цели ему сейчас потребовалось бы перевалить через хребет, или переплыть реку, или проползти на брюхе по болоту, короче, что бы сейчас ни потребовалось, сколько бы от него ни потребовалось, он бы все преодолел, потому что у него была цель. Как же это легко и прекрасно, когда есть перед тобой выполнимая цель! Как легко было бы жить, если бы только приносить людям черничное варенье!
Снова молния. Снова гром. И вдруг мысль: а что, если его нет там, на чердаке, этого черничного варенья? Вдруг Татьяна ошиблась! На Сергея напал страх. И он уже не шел, а почти бежал, спотыкаясь и балансируя на скользкой тропе. Дыхание перешло всякие границы, закололо в боку, заныло ушибленное колено.
А гроза разошлась. Все кругом сверкало, трещало, грохотало. Как будто хохотало над ним, ничтожной букашкой, ползущей по тайге и воображающей, что бежит, что он есть нечто большее, чем букашка, что он что-то может и уважать его должно за это... А за что? За банку черничного варенья для человека, которому оно - как мертвому припарки!
Не заходя в зимовье, Сергей сразу полез на чердак и дрожащими руками начал ощупывать всякое барахло, которое там скопилось. Попадались под руки старые гильзы, какие-то шкурки, коробки, тряпки, просто щепки, ведро, поломанная лампа... но вот, в уголке, вот она, эта банка, бережно завернутая в целлофан! Вот она у него в руке. Литровая банка черничного варенья, тяжелая, потому что полная... его там много, больше килограмма! Оно есть!
Сергей спрыгнул на землю с банкой в руках. Раздумывал, затем расстегнул промокшую куртку и начал заталкивать банку во внутренний карман. Карман был большой, но банка лезла с трудом. Он все же пристроил ее там и, не прикасаясь к двери своего зимовья, тотчас же зашагал назад.
Подумать только! Ему тридцать лет, он здоров, силен и вынослив. Сделайте так, чтобы всю жизнь носить людям черничное варенье, но сделайте еще и так, чтобы не знать о другом, которое тоже нужно делать и не делать нельзя! Сделайте так, чтобы смысл каждого шага, каждого слова был ясным и однозначным! Сделайте так, чтобы тропа каждого пересекалась с другой лишь под прямым углом, чтобы не блуждать и другому поперек не встречаться! Сделайте так, чтобы эхо не путало голоса заблудившихся и тех, кто просто привык глотку драть для самоуважения! Сделайте так, чтобы если протянул руку, то был уверен, что встретишь руку же, а не щупальце! Сделайте так! И не будет в мире более добросовестного работяги, чем он, неудавшийся ученый, неудавшийся муж, неудавшийся таежник!
Сделайте еще и так, чтобы, когда молния сверкнет, а потом погаснет, тропа не исчезала из-под ног!
Молния сверкнула и погасла. Сергей сделал шаг и оступился. Со всего хода рухнул вниз, грудью на корни кедра. Ружье ударило по голове, в груди хрустнуло. То ли снова молния, то ли искры из глаз. Он поднялся и схватился за грудь. Банки не было. Он сунул руку и наткнулся ладонью на что-то острое. В кармане была мешанина острого и липкого. Банка превратилась в осколки. Он снял куртку, подержал в руках, швырнул в сторону. Все! Вот теперь он действительно съел свой последний бублик. Все! Он сыт.
Сергей поднял ружье с земли, вытащил из патронташа патрон, второй справа. Там тоже была пуля.
Выстрела он не услышал, потому что раздался гром. Выстрела никто не услышал, потому что что такое выстрел в сравнении с громом небесным хлопушка! Да выстрел и не состоялся. По причине сырости. Волоча ружье, Сергей плелся по тропе, не соображая в какую сторону.
КАТЯ
Станция Кедровая называлась так не зря. С юга тайга подступала к самому поселку и даже вклинивалась в него между домами одинокими кедрами, правда, уже засыхающими и несрубленными лишь по недоразумению. С северной стороны тайгу изрядно потеснили и что-то, видимо, повредили в ней. Она отступала сама, оставляя людям сухостой да беспорядочный кустарник.
Станция вполне могла бы довольствоваться пригородным поездом, что притыкался у ее платформы два раза в сутки. Но отсюда шел тракт к нескольким курортам, а ответвления этого тракта связывали область с отдельными таежными районами, куда кроме автобусов иного сообщения не было.
Тракт из области проходил наискось от поселка у крайнего дома, там была автобусная остановка и "ожидаловка" с прохудившейся крышей. Когда приезжающие жаловались и возмущались потолочным сквозняком, местные жители поджимали губы. Ни один из них не бывал на тех курортах, которыми славился их район. Если по правде говорить, путевки, бывало, предлагались, но отпуск в году один, брать его старались к концу лета, когда начинался сезон орехов, а тогда за двадцать дней можно было заработать как за полгода на шпалах или сразу на хороший мотоцикл - чем не соблазн!
К приезжающим на станции привыкли, научились просто не видеть их, не видеть, даже когда продавали им черемшу, ягоды, орехи, редиску и лук, вареную картошку и соленые огурцы. Всех называли одним словом, многозначным и не очень добрым - туристы.
И на Сашку с Катей никто не обратил внимания. Сашку многие знали, но рядом с Катей он тоже выглядел "туристом" и, ничуть не сожалея, прошел весь торговый ряд без единого "здрасте". В том доме, почти на задворках которого находилась автобусная "ожидаловка", жила Сашкина тетка по матери. У ней он всегда останавливался, когда выходил из тайги или возвращался туда. Тетка жила с двенадцатилетним сыном, а Сашку любила как старшего сына, сына блудного и не совсем путного, но тем не менее любимого и обожаемого... Родители Сашкины жили в Ростовской области, был он в семье первенцем, кроме него еще четверо, и потому, а может быть, просто так судьба сложилась, считали его дома отрезанным ломтем, и родственные связи не то чтобы затухали из года в год, но становились все более и более только связями, когда письма - традиция от ума и очень мало от сердца. И тогда стала тетка Лиза самым родным ему человеком.
Вваливаясь в ее дом запросто в любое время суток, нынче Сашка приближался к знакомой оградке не без робости. Что ни говори, он опять "отмочил номер", и как-то оно все посмотрится со стороны?.. Все, конечно, утрясется! Но надо суметь утрясти!
У калитки остановились.
- Постой, я подготовлю тетку!
Катя осторожно взяла его за рукав:
- Может, все-таки не надо? На вокзале переночевали бы и утром уехали...
Сашка поставил чемоданы на землю.
- Ну, я же тебе все объяснил! Если я обойду тетку в этом вопросе, обидится смертельно. Она же мне как мать, понимаешь!
- Понимаю! - ласково и грустно вздохнула она. - Только смотрины... тяжело это... Как-то много всего сразу...
- Я быстро! Жди здесь!
Сашка взял один чемодан и решительно двинулся в калитку. У крыльца обернулся и весело крикнул:
- Плюнешь мне в глаза, если тебе будет здесь плохо!
Она махнула рукой:
- Иди!
Тетка Лиза у печки оглянулась и всплеснула руками:
- Ну, слава Богу! Ты, чертов сын, почему никогда телеграмму не пошлешь!
Сашка радостно обнял ее, чмокнул в щеку.
- Люблю сюрпризы!
- Ага! Сюрпризы!
- Все расскажу! Погоди! Чемодан-то где?
Сашка взял ее за руки, чтобы не суетилась и выслушала серьезно.
- Такое дело... не один я...
- Эка невидаль! Первый раз, что ли!
Тетка слишком была в своих мыслях и не уловила Сашкиного тона.
