История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - Василий Сиповский

Пушкинъ въ лицеѣ.

Въ 1811-омъ году родители помѣстили его въ царскосельскій лицей, тогда только что открытый. Здѣсь Пушкинъ занимался неровно, — только тѣмъ, что его интересовало; педагогическимъ вліяніямъ своихъ лицейскихъ наставниковъ онъ совсѣмъ не поддался. Съ товарищами y него отношенія были тоже непрочныя. Вспыльчивый, неровный въ обращеніи, то назойливый, то обидчивый — онъ для многихъ изъ нихъ остался навсегда человѣкомъ непонятымъ. Сблизился онъ только съ Пущинымъ и Дельвигомъ, которые сумѣли подъ несимпатичной оболочкой открыть его любящее сердце. Они привязались къ нему, и онъ на ихъ чувства отвѣтилъ такой-же неизмѣнной любовью.

Литературныя интересы лицеистовъ.

Особенное значеніе имѣлъ для Пушкина лицей въ томъ отношеніи, что здѣсь окончательно сложились его литературные вкусы: онъ сдѣлался центромъ литературнаго кружка тѣхъ товарищей, которые, какъ и онъ, пописывали стишки. Молодые поэты издавали и свои рукописные журналы. Чтеніе тоже процвѣтало въ лицеѣ. Лицеисты выписывали всѣ лучшіе тогдашніе журналы и слѣдили за русской и иностранной литературой. Впрочемъ, Пушкинъ остался вѣренъ той «легкой» французской поэзіи, съ главными произведеніями которой онъ ознакомился еще дома. Вотъ почему и первые литературные опыты его почти всѣ носятъ слѣды вліяній этой фривольной поэзіи.

Вліяніе Чаадаева.

Пользуяеь «свободой» лицейской жизни, Пушкинъ часто посѣщалъ общество царскосельскихъ гусаровъ. Здѣсь онъ сблизился съ Нащокинынъ и Каверинымъ, — съ ними онъ кутилъ и повѣсничалъ; въ обществѣ гусаровъ подружился онъ и съ Чаадаевымъ. Этотъ образованный человѣкъ, «философъ-трезвенникъ», въ веселомъ обществѣ гусаровъ былъ «загадкой». Пушкинъ заинтересовался внъ, и многіе вечера провелъ въ его кабинетѣ, слушая либеральныя рѣчи этого «мудреца-мечтателя». Можно думать, что либерализмъ Чаадаева былъ чисто-теоретическимъ, оторваннымъ отъ жизни, — тѣмъ не менѣе, онъ плѣнилъ Пушкина. Подъ вліяніемъ его, Пушкинъ сталъ думать о тонъ, чтобы "отчизнѣ посвятить души высокіе порывы", онъ сталъ мечтать, что наступитъ время, когда "заря плѣнительнаго счастья" разгорится на родинѣ и воцарится "святая вольность". Вѣроятно, въ такомъ же либеральномъ духѣ были бесѣды Пушкина и съ Пущинымъ, который, еще лицеистомъ, сблизился съ будущими декабристами.

Вліяніе Жуковскаго.

Въ другомъ направленіи вліялъ на Пушкина Жуковскій. Его прекрасная, «кристальная», свѣтлая душа дѣйствовала на мятежное, горячее сердце поэта успокаивающимъ образомъ; она просвѣтляла его и воодушевляла къ высокому и прекрасному. Самъ Пушкинъ признавалъ, что нѣжный голосъ "пѣвца Свѣтланы" обладалъ способностью "утѣшать" его "безмолвную печаль", a иногда его, слишкомъ "шумную, рѣзвую, радость" смирялъ первой неясной "думой".

Жуковскій имѣлъ вліяніе не только на его сердце, но и на творчество, — онъ ввелъ Пушкина въ интересы молодыхъ передовыхъ писателей, сгруппировавшихся въ "Арзамасѣ", — этимъ онъ помогъ Пушкину скорѣе отдѣлаться отъ французскихъ псевдоклассическихъ вліяній.

Впечатлѣніе отъ войнъ 1812–1814 г.

Къ событіянъ этой эпохи, отразившимся на творчествѣ Пушкина, надо отнести также войну 1812 года. Лицеисты провожали войска, уходившія на на войну, и въ 1814 году встрѣчали ихъ побѣдоносное возвращеніе; императоръ Александръ, "спаситель Россіи и всей Европы", вызывалъ въ ихъ впечатлвтельной юной средѣ благоговѣніе.

Настроенія Пушкина въ лицеѣ.

Въ личной жизни Пушкина событіями были различныя сердечныя увлеченія, самыя разнообразныя, — отъ мимолетныхъ, легкомысленныхъ — до болѣе глубокихъ, которыя приводили жизнерадостнаго лицеиста-поэта въ настроенія то радостныя, то элегическія, то даже пессимистическія.

Окончаніе лицея.

Въ 1817 г. 9-го іюня онъ кончилъ лицей и вступилъ въ свѣтъ. Для жизни онъ былъ такъ же мало подготовленъ, какъ и тогда, когда изъ родительскаго дома вступалъ въ стѣны лицея: онъ оставался такимъ же неуравновѣшеннымъ человѣкомъ, отзывчивымъ, впечатлительвымъ, равно способнымъ на добро и на зло, — все подъ вліяніемъ "минуты".

Настроенія русскаго общества той поры. Пушкинъ въ обществѣ. Ссылка поэта.

Русское общество этой поры жило самыми пестрыми впечатлѣніями: теперь надвигалась уже реакція, но значительная часть общества жило еще либеральными мечтами первыхъ дней александровскаго царствованія, — къ тому же общество было еще взволновано патріотическимъ подъемомъ 1812 года. Эта несогласованность настроеній уже выразилась въ столкновеніяхъ правительства и общества. Въ литературѣ обозначилась такая же борьба между консерватизмомъ "Бесѣды" и либерализмомъ «Арзамаса». Кромѣ того, въ широкихъ кругахъ русскаго общества царилъ самый беззаботный разгулъ. Пушкинъ всей головой окунулся въ политическій и литературный либерализмъ эпохи и въ то же время, съ увлеченіемъ отдался свободной жизни тогдашней "золотой молодежи". Поэтъ точно старался обогатить себя самыми сильными и разнообразными впечатлѣніями. Въ его творчествѣ замѣчаемъ мы полное отраженіе его тогдашнихъ интересовъ: онъ разбрасываетъ злыя эпиграммы и памфлеты на тѣхъ дѣятелей, которые примкнули къ реакціи, онъ борется, вмѣстѣ съ арзамасцами, противъ членовъ "Бесѣды" — онъ воспѣваетъ въ своихъ стихахъ разгулъ, беззаботное веселье и легкомысленныхъ красавицъ. И, рядомъ съ этими гимнами въ честь радостей жизни, онъ знаетъ и грустныя чувства: какое-то «чистое» увлеченіе отравило его жизнерадостность… Впрочемъ, такія увлеченія недолго имъ владѣли, — налетали мятежныя страсти, и онъ отдавался имъ всецѣло, легко забывая свою чистую любовь. Тогда онъ, не безъ задора, говоритъ о своемъ презрѣніи къ «черни», понимая подъ этимъ словомъ людей, не одобряющихъ его эпикуреизма, — людей, скованныхъ благоразуміемъ, или приличіямъ. Юноша-поэтъ скоро угорѣлъ въ чаду такой жизни и утомился. Ссылка подошла кстати: за свое свободное поведеніе — онъ былъ принужденъ оставить столицу. Заступничество Карамзина, Жуковскаго, Энгельгардта (бывшаго директора Лицея) сдѣлали то, что "сѣверъ" (Сибирь, или Соловки) замѣненъ былъ ему «югомъ», — и Пушкинъ былъ отправленъ въ Екатеринославъ служить подъ начало генерала Инзова.

Пушкинъ на югѣ. Кавказъ и Крымъ.

Пріѣхавъ на мѣсто новаго служенія, онъ сейчасъ же захворалъ. Мимоѣздомъ посѣтилъ его Н. Н. Раевскій, знавшій его по Царскому Селу. Онъ ѣхалъ съ семействомъ на Кавказъ и пригласвлъ съ собою А. С. Пушкина. Инзовъ отпустилъ его, и поэтъ отправился на Кавказъ. Раевскіе быля людьми передовыми, хорошо образованными; они сердечно отнеслись къ Пушкину, и въ ихъ кругу поэтъ отдыхалъ душой послѣ пережитыхъ треволненій. Онъ наслаждался природой Кавказа и внимательно присматривался къ жизни казаковъ.[2] Съ Кавказа они перебрались въ Крымъ, въ Гурзуфъ. Здѣсь онъ интересуется татарами, ихъ пѣснями и, подражая имъ, сочиняетъ пѣсню татаръ въ "Бахч. Фонтанѣ". Изъ Крыма Раевскіе отправились въ свое имѣніе Каменку, a Пушкинъ — въ Бессарабію. Пользуясь добротой своего начальника, онъ не разъ посѣщалъ Раевскихъ въ ихъ имѣніи. Здѣсь онъ встрѣтился съ нѣкоторыми будущими декабристами и принималъ участіе въ ихъ политическихъ бесѣдахъ.

Кишиневъ. "Міровая тоска" Пушкина.

Службой Инзовъ Пушкина не обременялъ, и поэту много свободнаго времени оставалось въ Кишиневѣ. Мѣстное общество не отличалось культурностью, и Пушкинъ повелъ себя по отношенію къ нему вызывающе — высмѣивалъ мѣстную знать, дрался нѣсколько разъ на дуэли. Въ низкой средѣ Кишинева онъ опять отдается низменнымъ интересамъ: угаръ петербургской жизни на него налетѣлъ еще разъ. Впрочемъ, онъ теперь не отдается ему всецѣло, — онъ много читаетъ, стараясь чтеніемъ восполнить пробѣлы своего образованія. Кромѣ того, онъ сближается съ нѣкоторыми передовыми офицерами южной арміи. Интересовался онъ также мѣстными нравами и обычаями, записывалъ пѣсни и сказанія; одно время увлекался онъ греческимъ возстаніемъ. Но все это не заполняло его души, и онъ здѣсь, на югѣ, скоро узналъ приступы "міровой тоски", — того чувства, которое прошлось по всему европейскому обществу, выразившись въ поэзіи Шатобріана, Байрона и иногихъ другихъ большихъ и малыхъ «скорбниковъ». Ихъ вліянію поддался и Пушкинъ, и въ творчествѣ его за эту эпоху замѣтно вліяніе обоихъ этихъ пѣвцовъ "разочарованія".

Одесса. Столкновенія съ Воронцовымъ.

Истомившись въ полудикомъ Кишиневѣ, Пушкинъ перебрался въ Одессу служить подъ начало гр. Воронцова. На первыхъ порахъ жизнь въ шумной европейской Одессѣ плѣнила его, — онъ посѣщаетъ театры, завязываетъ знакомства, увлекается мѣстными красавицами, особенно г-жей Ризничъ. Но вскорѣ здѣсь его встрѣтили новыя непріятности: онъ не поладилъ со своимъ начальникомъ гр. Воронцовымъ, который требовалъ отъ подчиненныхъ исполнительности и корректности, — и тѣмъ, и другимъ Пушкинъ никогда не отличался; да, кромѣ того, онъ былъ избалованъ полной свободой, предоставленной ему въ Кишиневѣ Инзовымъ. Къ тому жe Пушкинъ влюбился въ жену гр. Воровцова, и, кажется, встрѣтилъ взаимность. Хотя это было и вполнѣ чистое, возвышенное чувство, но, конечно, оно могло только ухудшить отношенія между гр. Воронцовымъ и поэтомъ. Оскорбленный презрительнымъ отвошеніемъ графа, пренебреженіемъ къ его литературной славѣ, Пушкинъ пересталъ стѣсняться даже въ дѣловыхъ сношеніяхъ съ начальствомъ. Тогда гр. Воронцовъ попросилъ убрать поэта изъ Одессы на сѣверъ. Это сдѣлать было рѣшено въ Петербургѣ еще до полученія просьбы гр. Воронцова, такъ какъ въ руки московской полиціи попало письмо, въ которомъ поэтъ писалъ, что беретъ уроки атеизма"… Въ дни, когда высшіе круги русскаго общества отличались религіозностью, такое заявленіе поэта сочтено было, конечно, преступленіемъ, — и въ 1824 году онъ былъ отозванъ изъ Одессы и поселенъ въ имѣніи отца, селѣ Михайловскомъ Псковской губерніи.