Ограбление в миллион долларов - Агата Кристи

— Именно поэтому у вора никак не могло быть ключа! Со своим ключом я не расставался ни днём, ни ночью!

— Вы в этом уверены?

— Могу поклясться в этом, если хотите. К тому же, если у них был ключ или, положим, копия ключа, стали бы они тратить столько времени, стараясь взломать сундук вместо того, чтобы просто открыть его ключом!

— Ага, вот тут-то и кроется разгадка этой таинственной истории! Осмелюсь предположить, что если нам и удастся решить эту головоломку, то лишь благодаря этому прелюбопытному факту! Так, так… ну, а теперь, юноша, надеюсь, вы не обидитесь на папу Пуаро, если он задаст вам один деликатный вопрос. Готовы ли вы поклясться, что ни разу за всё плавание не оставляли саквояж незапертым?

Риджуэй ответил на это таким взглядом, что Пуаро замахал руками.

— Само собой, мсье, у меня нет оснований сомневаться в ваших словах, но и такое бывает, уверяю вас! Ну что ж, значит, с этим всё ясно. Итак, саквояж был вскрыт и облигации похищены. А что же потом? Что делает вор, завладев ими? Каким образом он ухитрился сойти на берег, имея при себе облигаций на миллион долларов?

— Вот то-то и оно! — с горечью вздохнул Риджуэй. — Я чуть с ума не сошёл — всё пытался понять, как это ему удалось! Уму непостижимо, мсье Пуаро! Таможенников оповестили о краже, и каждого, кто собирался сойти в Нью-Йорке, обыскали с головы до ног!

— А эти облигации, насколько я понимаю, составляли весьма внушительную пачку?

— Естественно! Пакет, в котором они были, просто невозможно спрятать на борту парохода — его бы наверняка нашли. Впрочем, мы уже и так знаем, что их не прятали — ведь уже известно, что все их распродали меньше чем через час после того, как «Олимпия» вошла в порт, и задолго до того, как пришёл ответ на мою телеграмму с просьбой сообщить номера и серии пропавших облигаций. А один из брокеров вообще поклялся, что купил несколько облигаций ещё до того, как корабль пришвартовался к берегу! Уму непостижимо! Не по радио же их отправили!

— Что ж, это, конечно, мысль… Скажите, а вы случайно не заметили, в порту вас не обгонял буксир?

— Только служебный. Да и то после того, как обнаружили кражу и забили тревогу. Мне сразу пришло это в голову, так что я самолично следил, чтобы их не передали подобным образом. Господь свидетель, мсье Пуаро, эта история сведёт меня в могилу! Уже поползли сплетни, что я сам их украл!

— Но ведь вас тоже обыскали, прежде чем пустить на берег, не так ли, друг мой? — мягко спросил Пуаро.

— Да… да, конечно.

Молодой человек бросил на моего друга непонимающий взгляд.

— Вижу, вы не догадываетесь, что я имел в виду, — с таинственной улыбкой сказал Пуаро. — Потерпите немного, хорошо? А пока что я хотел бы навести кое-какие справки в банке.

Риджуэй вытащил визитную карточку и нацарапал на ней несколько слов.

— Передайте её моему дяде, и он примет вас немедленно.

Поблагодарив, Пуаро отвесил галантный поклон мисс Фаркуар, и мы откланялись. Выйдя из ресторана, мы направились по Триниддл-стрит, где был главный офис Англо-Шотландского банка. Визитная карточка Риджуэя послужила нам пропуском, и вслед за одним из служащих оказались в лабиринте конторок и письменных столов, где, словно хлопотливые муравьи, суетились клерки, бегая взад-вперёд с пачками банкнот. Один из них провёл нас на второй этаж, где располагались кабинеты обоих генеральных директоров банка. Нам посчастливилось застать их обоих — это были два весьма важных джентльмена, поседевших на службе в банке. На лице у мистера Вавасура красовалась короткая седая бородка клинышком. Мистер Шоу, в отличие от него, был чисто выбрит.

— Насколько я понял, вы — частный детектив? — спросил мистер Вавасур. — Что ж, это хорошо. Правда, мы уже и так дали знать обо всём в Скотланд-Ярд. Делом о пропаже облигаций занимается инспектор Мак-Нил. Весьма компетентный детектив, насколько я могу судить.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — учтиво ответил Пуаро. — И тем не менее я был бы весьма обязан, если бы вы позволили мне задать вам несколько вопросов в интересах вашего племянника. В первую очередь меня интересует замок. Кому было поручено заказать его у Хабба?

— Я сам заказывал его, — вмешался мистер Шоу. — Такое важное дело нельзя было доверить простому служащему. Что же до ключей, то один был у мистера Риджуэя, а два других — у меня и у мистера Вавасура.

— Ключ мог попасть в руки кого-то из ваших служащих?

Мистер Шоу бросил вопросительный взгляд на мистера Вавасура.

— Надеюсь, что без особого риска могу утверждать, что оба ключа оставались в сейфе, куда мы убрали их 23 числа, — откликнулся мистер Вавасур. — К несчастью, мой уважаемый коллега две недели назад — как раз в день отъезда Филиппа — вдруг неожиданно заболел. Собственно говоря, мистер Шоу только-только поправился.

— Тяжёлый бронхит — не шутка для человека моего возраста, — уныло промямлил мистер Шоу. — Боюсь, за время моего отсутствия мистеру Вавасуру и так пришлось тяжело… столько важных дел сразу навалилось, а он остался один. И тут в довершение всего ещё и это несчастье с облигациями!

Пуаро задал еще несколько вопросов. Мне показалось, что главной его целью было выяснить, какие отношения связывали между собой дядю и племянника. Ответы мистера Вавасура были краткими и исчерпывающими. Филипп Риджуэй, по его словам, был в банке на отличном счету. Насколько он знал, у молодого человека не было ни долгов, ни каких-либо денежных затруднений. К тому же ему не раз уже поручали выполнять столь же серьёзные и ответственные поручения, и Риджуэй прекрасно справлялся с ними. Наконец мы откланялись.

— Признаюсь вам, я разочарован, друг мой, — проворчал Пуаро, едва только мы с ним вышли на улицу. — Очень разочарован.

— Рассчитывали узнать больше? Напрасно. Из этих старых зануд обычно слова не вытянешь.

— Да нет, дело не в том, что оба они старые зануды, друг мой. Вы думаете, я рассчитывал увидеть перед собой «проницательного банкира с орлиным взором», как пишут о них в ваших любимых романах? Нет, нет! Просто дело оказалось на удивление простым, вот и всё!

— Простым?!

— Да! С таким же успехом всё это мог придумать и ребёнок.

— Так вы знаете, кто украл облигации?

— Естественно.

— Но тогда… как же так… почему?!..

— Умоляю, не надо суетиться, дорогой мой Гастингс! И прекратите по своему обыкновению меня подгонять. В настоящее время я не собираюсь ничего делать.

— Но почему?! Чего вы ждёте?

— Возвращения «Олимпии». Насколько мне известно, она должна вернуться из Нью-Йорка во вторник.

— Но если вам известно, кто похитил облигации, для чего столько ждать? Мы с вами теряем время, а вор может скрыться! Куда-нибудь на острова южных морей, к примеру, где руки правосудия не достанут его!

— Нет, друг мой, боюсь, жизнь на островах — не для таких, как он. Вы хотите знать, почему я выжидаю? Что ж, если для Пуаро в этом деле уже не осталось загадок, то ведь другим, не столь щедро одарённым природой, как, к примеру, инспектору Мак-Нилу, требуются неопровержимые факты. Только тогда, возможно, он наконец сообразит, что к чему. Не все же так щедро одарены природой, как ваш покорный слуга, Гастингс.

— Чёрт возьми, Пуаро! Знаете, я бы с радостью отдал бы всё, что у меня есть, лишь бы хоть один-единственный раз полюбоваться, как вы останетесь в дураках. Ваша самодовольная усмешка просто выводит меня из себя!

— Ну, ну, не стоит так злиться, дорогой Гастингс! Ей Богу, мне и вправду кажется, что порой вы готовы вцепиться мне в горло. Грустно, друг мой, очень грустно! Вот она, ваша благодарность. Впрочем, терновый венец — обычная доля гениев.

Горделиво выпятив грудь, мой маленький друг тяжело вздохнул, и это было настолько забавно, что я разом забыл все свои обиды и рассмеялся.

Утром во вторник, спозаранку, мы уже ехали в Ливерпуль в вагоне первого класса. Пуаро был неумолим. Сколько я не пытался вытянуть из него хоть что-нибудь, он упорно отмалчивался. Только с наигранной наивностью удивляться, как это я сам обо всём не догадался. В конце концов решив, что умолять его и дальше ниже моего достоинства, я сделал равнодушное лицо, хотя на самом деле едва не лопался от любопытства.

Как только мы с ним оказались возле причала, у которого стоял огромный трансатлантический лайнер, во всём поведении Пуаро мгновенно произошла разительная перемена. Не осталось и следа от его напускного легкомыслия, теперь он скорее напоминал гончую, взявшую след. Взобравшись на борт, мы стали расспрашивать всех четырёх стюардов о приятеле Пуаро, который якобы отплыл на «Олимпии» 23 числа.

— Пожилой джентльмен, в очках. Полный инвалид, всё плавание, вряд ли даже за всё плавание хотя бы раз вышел из своей каюты.

Описание это в точности подошло некоему джентльмену по фамилии Вентнор, занимавшему на пароходе каюту С24, примыкавшую к той, в которой плыл мистер Риджуэй. Я просто сгорал от любопытства, хотя и никак не мог понять, каким образом Пуаро вообще узнал о существовании этого загадочного мистера Вентнора и о том, как он выглядит.