Драйв! Dolcezza. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 5 - Александр Амурчик

Одновременно с нами в том же составе рейсом на Уфу отправлялась еще одна такая же «двойка» вагонов, в которые было залито вполне кондиционное вино – портвейн розовый, а проводников, знакомых нам ребят, звали (по кличкам): Череп и Чарли. Нас с Володей, кстати, тоже называли не по именам, а по кличкам, которые в нашем городе в тот период имели практически все: Володю еще по тюрьме окрестили производным именем от фамилии Захаренко – Захар, меня же, очевидно, по созвучию с предыдущей профессией – Борман. (То есть был бармен с маленькой буквы, а стал Борман – с большой). Меня, честно говоря, нисколько не смущало, что я носил кличку, служившую фамилией одному из фашистских лидеров – он был весьма загадочной и таинственной личностью; Бормана, как известно, уважали и боялись все: и свои, немцы, и русские, а также американцы с англичанами; иногда в прессе даже проскальзывали намеки на то, что он то ли благоволил, то ли симпатизировал русским.

Итак, мы отправились в рейс в одной сцепке с нашими приятелями-коллегами, из-за чего, забегая немного вперед сообщаю, что грустить и скучать в дороге нам не пришлось.

Просыпаясь сравнительно поздно, где-то около десяти, мы с коллегами до самого полудня занимались спортом – это был бег, боксерские спарринги и т. п., затем вместе обедали, по вечерам играли в карты, при этом, случалось, выпивали, но довольно умеренно. Ночью, если наш состав стоял где-нибудь в жилой зоне, мы принимались за «дело»: мои коллеги «разували» стоявшие у домов «жигули», снося снятую резину в вагоны, не брезговали и аккумуляторами. Затем, естественно, отсыпались, потому и поздно вставали. Я, честно говоря, с затаенным страхом ожидал, что в конце концов дела эти закончатся плохо: или нас поймают хозяева обкрадываемых автомашин, или же и вовсе мусора заметут, но, как ни странно, всё в итоге обошлось. Приготовление обедов, а заодно и завтраков с ужинами для нашей четверки я добровольно взвалил на себя, для чего порой, в виде дополнительной спортивной нагрузки, мне приходилось гоняться с нунчаками за домашними курами или гусями, нередко бродившими в зоне отчуждения железной дороги и поэтому считавшимися у нас «дичью».

Чарли с Черепом упражнялись достаточно серьезно: они много бегали и прыгали, скакали на скакалке, затем около часу боксировали между собой (Череп всего пару лет тому назад был то ли чемпионом, то ли призером республики по боксу, что не мешало Чарли – боксеру-самоучке, или, точнее сказать, уличному хулигану, настырному и агрессивному, побивать порой своего именитого соперника). Иногда я тоже принимал в этих драчках участие, и только Захар, глядя на нас, спокойно покуривал, а на предложение размяться отвечал с усмешкой: «Я, братцы, слишком хилый, куда мне с вами тягаться. Я, если надо будет, незаметно исподтишка ножичком пырну, и все дела».

Посуду после обеда чаще других приходилось мыть Черепу, и он, гремя ложками в котелке, просил нас: «Ну вы там, в натуре, когда домой приедем, пацанам не говорите, что я посуду мыл, а то засмеют». Тут, пожалуй, следует уточнить, что Череп уже в описываемый период был достаточно заметной в нашем городе личностью, его очень многие уважали и побаивались, а вскоре ему предстояло стать некоронованным королем города, эдаким бандитско-мафиозным символом.

На одном из полустанков, когда наш состав находился уже на территории Башкирии, наши группы-«двойки» расцепили, после чего сбросили с «горки», где мы и попрощались с ребятами, так как их вагоны вошли в состав, следующий на Уфу, а наши, уже в другом составе, предназначались к отправке на Стерлитамак. Признаюсь честно, лично я в минуту прощания вздохнул с большим облегчением: молодецкая удаль, неуемная энергия и криминальные наклонности Черепа и Чарли порой перехлестывали через край; к тому же во время ночных краж в мою обязанность входило с помощью рогатки (я неплохо с ней справлялся) выводить из строя ближайшие фонари, если таковые имелись, а затем стоять на шухере с нунчаками в руках и, в случае чего, отбиваться от преследователей, что меня никак не могло радовать. В своем вагоне Череп и Чарли увезли десятка два жигулевских колес, три-четыре аккумулятора и с полтонны всевозможных других запчастей.

Теперь, когда мы с Володей остались вдвоем, и никто, кроме нас самих, не организовывал наше времяпровождение, я стал приставать к напарнику с расспросами, как да что происходит в тюрьмах и на зонах, каковы там человеческие взаимоотношения – тюремная «романтика» по-своему привлекательна и интересна, к тому же любой гражданин нашей замечательной родины, вчера еще законопослушный и вполне наивный, случайно оступившись, или же сознательно нарушив закон, уже назавтра мог ощутить на себе все «прелести» этой самой романтики, так что знания о ней никому не могли помешать.

Володины истории, а рассказывал он их, надо сказать, без особой охоты, мы перемежали для разнообразия игрой в карты, причем я от него требовал, чтобы он обучил меня тем тюремным играм, с которыми я сам был мало знаком, как то: «бура», «тысяча» и так далее. Володя играл дерзко и жестко, и с самого начала поставил категорическое условие: играем только на деньги, хотя бы и в долг, в счет будущих доходов. Я, надо сказать, оказался неблагодарным учеником: подчинив строгой дисциплине свою обычную расхлябанность, я заиграл строго на результат, и вскоре, начиная уже со второго дня, стал выигрывать у своего учителя, а тот, удивляясь, относил мои успехи к невероятной моей везучести. Кроме прочего, Володя неплохо играл в шахматы и случайно попавшая в наши руки коробка с фигурками, оставшаяся в вагоне от кого-то из предыдущих проводников, весьма нам пригодилась, когда мы, устав от карт и разговоров, устраивали шахматные баталии, и тогда мне, крепкому второразряднику, приходилось, признаюсь, очень напрягаться, чтобы переиграть своего оппонента. Ну, а для поддержания спортивной формы, я во время стоянок продолжал бегать вдоль состава, растягиваться и подтягиваться на всех подходящих для этой цели железных деталях вагонов.

На девятый день нашего путешествия, которое, по нашим расчетам, уже близилось к концу, во время стоянки, когда я, облаченный в спортивный костюм и кроссовки, бегал как обычно, трусцой вдоль состава, впереди, по ходу движения поезда, в утренней туманной дымке показались смутные контуры города Стерлитамак.

Едва я миновал головные вагоны нашего состава, как меня окликнул машинист, высунувшийся из окна электровоза.

– Эй, парень, – сказал он. – В этих местах бегать не рекомендуется, местный воздух отравлен выбросами химкомбинатов. Здесь ты запросто можешь заработать какое-нибудь заболевание легких.

– Надеюсь, что не успею, – отозвался я, не прерывая бега, – день-два, максимум три, и мы уедем отсюда.

2

Надо сказать, что никто из знакомых нам проводников никогда прежде в Стерлитамаке не бывал, поэтому некому было нас снабдить полезной информацией, например, как тут обстоят дела с продажей, а также со сдачей вина на местном заводе. По этой причине мы с Володей, еще находясь в дороге, старались продать нашей бормотухи как можно больше. По уже хорошо знакомой мне технологии мы подкрашивали вино жженым сахаром, добавляли растворенный сахарин, добиваясь подходящего цвета и вкуса, а содержание в нем спирта и так было более чем достаточным. Продавалось вино, тем не менее, плохо, но мы на особые заработки и не надеялись, на еду бы хватило – и ладно.

После обеда того же дня наш состав уже в черте города разобрали, а вагоны в результате долгих пертурбаций поставили… прямо напротив пассажирского вокзала, на третьем пути.

Закрыв вагон, мы с Володей отправились разведывать обстановку; близость вокзала и гуляющий по перрону милиционер несколько напрягали нас, и по этой причине мы пока побаивались открывать продажу.

Обнаружив вблизи вокзала здание с вывеской «Баня», мы тут же вернулись в вагон за вещами и отправились купаться, а на обратном пути плотно поужинали в станционном кафе, где, как ни странно, в наличие имелась приличная горячая хавка, то есть, простите за жаргон, еда. Возвращаясь по свежему, некрепкому морозцу, мы мечтали, придя в вагон, накатить по полстакана водки и завалиться спать. Однако нашим планам не суждено было сбыться: у вагона нас уже поджидала приличная очередь желающих приобрести вино, и мы, естественно, тут же занялись делом, тем более, что милиционера в пределах видимости мы не обнаружили.

Я работал с радостным возбуждением, замешивая во фляге все новые порции нашей бормотухи и с благоговением поглядывал на нескончаемую очередь. Володя тем временем под моим неустанным контролем отпускал вино и брал деньги.

Стемнело, но поток покупателей не уменьшался, а после семи вечера даже увеличился, что, скорее всего, означало, что в местных магазинах уже закрылись винные отделы. Между делом я не сразу обратил внимание на двух молоденьких женщин, которые уже с час, наверное, крутились в самой непосредственной близости от вагона; они, о чем-то переговариваясь между собой и пританцовывая сапожками на бетонном покрытии перрона, то и дело бросали взгляды в нашу сторону, а я, как назло, не мог оторваться от работы и поинтересоваться, для чего они здесь находятся. (Хотя я уже догадывался, для чего именно, как, впрочем, и вы, уважаемый читатель.) Наконец поток клиентов сошел на нет, и у меня выдалась свободная минута переговорить с девушками. Дамочки эти на первый взгляд выглядели вполне прилично, и, нас дожидаясь, уже ощутимо продрогли, поэтому я без церемоний пригласил их в вагон. Обе подруги, возрастом в пределах 25, не стали набивать себе цену и без лишних выкрутасов забрались внутрь; мы познакомились, одну из них, темноволосую, звали Варей, другую, русоволосую – Верой; обе работали в конторе железнодорожной станции, одна – кассиршей, другая бухгалтером.