Хваня - Ольга Правдина

— Ой! — вырвалось у меня.

Нелька оглянулась:

— Что?

— Там!.. — я указала пальцем на окно.

Она повернулась. Но «лицо» уже исчезло.

— Что — «там»?

Я засмущалась:

— Да так, показалось…

Мы выгрузили продукты на крыльцо. Нелька отперла дом ключом, который нашла под притолокой.

Я боязливо вошла в дом. Пахло сыростью, плесенью и еще чем-то нежилым, не домашним…

— Сейчас печь растопим… Митя, иди наколи дров! — приказала Нелька и в предвкушении блаженства потерла ладони. — Сейчас будет тепло, хорошо-о-о!

Это последнее «хорошо» у нее получилось протяжное, певучее, на наш местный манер. Именно по этой певучести в разговоре нас и в Москве узнают. Вот, мол, провинция опять понаехала!

В передней горнице я увидела огромную русскую печь. Я даже не знала, что такие печи еще есть на свете! Огромная, белая, вытянутая вдоль всей стены, за которой виднелась вторая комната. Спереди (где-то на уровне глаз) к печке была приспособлена полка, на которой громоздились старые валенки, куртки, шапки. Эта полка напоминала палубу теплохода, на которой при отплытии толкутся разномастно одетые пассажиры…

Нелька повязала фартук, белый платочек и стала похожа на настоящую деревенскую бабу. Подставив табуретку к печке, она залезла, открыла задвижку на трубе:

— Вот, почти готово!

С охапкой поленьев появился Митя. Очки сползли на самый кончик хрящеватого носа и грозили свалиться совсем. Пока он прикидывал, куда положить дрова, я поправила Мите очки и утерла капельку сырости на самом кончике носа, за что получила его благодарный взгляд. Нелька сердито рассортировала дрова: тонкие положила в печь, потолще оставила на потом.

— Не деревенский ты мужик, Дмитрий, — она зыркнула на него ярко-голубыми глазищами. — До сих пор дрова колоть не научился!

Через полчаса в печке бодро трещал огонь. Мы с Нелькой рассортировали посуду, подготовили ложки, вилки, рюмки. Митя пошел готовить баню. А нам досталось наше, женское, — картошка, салаты и прочее.

Подруга притихла, сосредоточенно о чем-то думая. Я не мешала ее мыслительным процессам, нет-нет да поглядывая на печку-теплоходик. Она стояла не впритык к стене, за ней пряталась узенькая лежанка, застеленная стареньким, но чистеньким клетчатым пледом. «Когда печь натоплена, на этой лежанке, наверное, так жарко, что не продохнуть!» — подумалось мне.

Когда картошка на плите закипела, заглянул Митя.

— Ну, как вы тут, девочки? Не скучаете? — спросил он, немного конфузясь.

— Растопил? — строго спросила Нелька. — Или опять мне? — Митя сконфузился еще больше. — Эх, горе мое!

Нелька накинула курточку, оба вышли.

Оставшись одна, я почувствовала себя неуютно. Будто кто смотрит в спину… Я резко обернулась и увидела неясную тень, метнувшуюся за печь. От страха я остолбенела и даже потеряла дар речи. Когда вошла Нелька, смогла выдавить лишь: «А-а-э-э!»

— Эй, ты что? — она быстро подбежала ко мне и начала трясти. — Что такая бледная? Привидение, что ли, увидала?

Я только кивнула. Она не рассмеялась.

— Это — Хваня! — в голосе ее послышалось невероятное облегчение.

— К-кто? — переспросила я, то и дело поглядывая на печь — не вылезет ли кто снова?

— Домовой. Он вышел, чтобы проверить — привезли ли ему что-нибудь поесть или нет. А ты его спугнула. Теперь будет дуться лет сто…

— Столько не живут! — я почти пришла в себя.

— Домовые-то? — она хихикнула, берясь за толкушку — помять картошку. — Домовые могут жить столько, сколько сами пожелают. Они передаются из поколения в поколение. Например, бабушка передала Хваню мне и велела не обижать. Я тут не была пару месяцев. Так, знаешь, какую выволочку он мне устроил! Отругал, словно не я хозяйка в доме, а он!

Нелька балаболила что-то еще, а я пыталась понять: правду она говорит или дурачит меня, но судя по всему — правду. Но взять и вот так поверить?.. Даже независимо от того, что я своими глазами видела…

Когда накрыли на стол, подоспел Митя. Он раскраснелся, лицо вспотело, над губой — мелкие бисеринки пота.

— Умаялся? — поинтересовалась Нелька, протягивая ему полотенце.

— Ничего! Зато баня будет классная!

Он быстро сполоснул руки, и мы уселись за стол, «согласно купленным билетам».

Митя разлил «Кинзмараули» по бокалам, но Нелька кивнула ему на четвертый:

— И сюда!

— Зачем? — искренне удивился он.

— Хване!

Он пожал плечами, всем видом показывая, что потакает капризам взбалмошной и эксцентричной женщины. Бокал наполнился, накрылся хрустящей корочкой хлеба. Нелька лично отнесла все это к печке и с поклоном поставила на пол, у стены:

— Прими, хозяюшко, не серчай, что не часто гостим. Мы же люди городские, а ты привык к печке…

Много что еще она сказала, даже предложила Хване перебраться к ней в городскую квартиру. Мы с Митей устали держать свои бокалы.

— Нель, а может быть, все ж выпьем, а? — окликнула ее я.

— Ох, простите, конечно, конечно! — и она звонко чокнулась с нами.

«А что, если он согласится? — подумалось вдруг мне. — Что тогда? Как она перевезет его в город-то? И что он там будет делать? Нелькиных ухажеров гонять?»

Где первая рюмка — там недалеко и вторая. Мы снова выпили и закусили, после чего дружно отправились проверять баню.

Нам показалось, что она нагрелась достаточно, и мы запарили веники.

— Ты, Мить, не стесняйся! Если что, позови, я тебя веничком-то постегаю! — Нелька подмигнула ему.

— Справлюсь уж как-нибудь! — засмущался он.

Мы вышли во двор. Смеркалось. Хмурые тучи, казалось, стали стелиться еще ниже, северный ветер хлопал дверью темного холодного сарая.

Я поежилась: показалось, что во мраке проема кто-то шевельнулся.

— Бабушка разную скотину держала, — сказала Нелька, словно прочитав мои мысли, и направляясь к сараю. — И корова у нас была, и свинья с поросятами, и куры, и гуси… — Она закрыла дверь и подперла ее чурбаком, который валялся тут же. — А теперь все дворовые постройки бесхозные стоят. Жалко, но что я могу поделать?..

Внезапно дверь бани распахнулась, и оттуда вылетели сначала клуб пара, а потом — с диким криком — Митя, красный, точно обварился.

Мы кинулись к нему. Я старалась смотреть только на лицо. Нелька же медленно стянула с головы платок и со знанием дела начала обертывать им чресла пострадавшего.

— Б-больше н-ни ногой! — заикаясь, выпалил он, порываясь броситься в дом.

Но Нелька под предлогом повязывания платка не пустила его, слегка заигрывая и кокетничая:

— Что случилось-то, Митенька? Кто напугал моего зайчика, вот я его веником-то!