Рыбоголов - Ирвин Кобб

Он родился здесь, от темнокожего отца и полукровки-индианки матери, которых теперь уж нет в живых, и ходили слухи, что его беременную мать однажды сильно напугала огромная рыба, так что ребёнок появился на свет отмеченным самым омерзительным образом.

Как бы там ни было, Рыбоголов являл собой человека-монстра, истинное воплощение ночного кошмара!

У него было обыкновенное тело — невысокое, коренастое, мускулистое тело, — но лицо его настолько походило на рыбью морду, насколько вообще лицо может походить на неё и при этом сохранять нечто человеческое.

Плоский череп его над переносицей сразу же устремлялся назад, так что трудно было сказать, есть ли у него вообще лоб; линия подбородка изгибалась буквально в никуда. У него были маленькие круглые глаза с пустыми, стеклянными, бледно-жёлтыми зрачками, посаженные далеко друг от друга, постоянно раскрытые и немигающие, как у рыбы.

Нос Рыбоголова был не более чем парой узеньких щелей в середине жёлтой маски лица. Но самой пугающей частью был рот. То был безгубый, невероятно широкий, тянущийся от уха до уха страшный рот сома.

Когда Рыбоголов повзрослел, его сходство с рыбой усилилось — волосы на его лице выросли в два крепко скрученных тонких уса, свисающих по обеим сторонам рта, в точности как у сомов!

Если у него и было какое-то другое имя, никто, за исключением хозяина, его не знал. Он был известен как Рыбоголов, и на это имя он отзывался. Рыбоголов лучше, чем кто-либо, знал озеро и окрестные леса, а потому приезжавшие каждый год на охоту и рыбалку горожане ценили его как проводника; но Рыбоголов редко соглашался на предложения о работе.

Он держался, как правило, особняком — ухаживал за посадкой кукурузы, расставлял сети на озере, ставил несколько капканов и силков, в охотничий сезон стрелял дичь для городских рынков. Соседи, перенесшие малярию белые и устойчивые к ней негры, сторонились Рыбоголова. Разумеется, на большую их часть он наводил суеверный страх. Так он и жил в одиночестве, без роду и племени, не имея даже друзей, избегающий людей и избегаемый ими.

Хижина Рыбоголова стояла у самой границы штата, где с озером соединяется Грязевая топь. Это была бревенчатая лачуга, единственное человеческое жильё на четыре мили окрест.

Прямо за хижиной, приближаясь вплотную к маленькой стоянке для грузовичка, высился густой лес, постоянно бросавший тень на дом, за исключением разве что тех часов, когда солнце было в зените.

Готовил Рыбоголов примитивным образом, во дворе, над ямкой в сырой земле или на рыжей от ржавчины развалине, бывшей когда-то печкой, а пил жёлтую озёрную воду из сделанного из горлянки ковша, и всегда всем обеспечивал себя сам, прекрасно управляясь с лодкой и сетью, умело пользуясь ружьём и гарпуном, и всё же оставаясь созданием одиноким и унылым, полудиким, почти земноводным, отстранённым от собратьев, тихим и подозрительным.

От самого его дома устремлялся вперёд длинный ствол давно упавшего тополя, лежащий наполовину на суше, наполовину в воде; верхняя его часть обгорела на солнце и покрылась от касаний босых ног Рыбоголова узором из бесчисленных тонких витых линий, нижняя часть почернела и подгнила; волны маленькими язычками непрестанно лизали бока дерева.

Дальний конец бревна доходил до глубоководья. Этот ствол был частью самого Рыбоголова — как бы далеко ни уводили его днём охота и рыбалка, закат заставал его здесь, над глубокой водой, а лодка уже лежала на берегу.

Не раз видели его издалека на бревне — то неподвижно сидящим на корточках, словно одна из больших черепах, что выбирались на притопленный конец ствола, когда его нет, то замершим стоя, как цапля; его уродливый жёлтый силуэт выделялся на фоне жёлтого солнца, жёлтой воды и жёлтых берегов — и над всем царила закатная желтизна.

Если днём рилфутцы остерегались Рыбоголова, то ночью его боялись, как чумы, и даже возможность случайной встречи вселяла ужас в их сердца. О Рыбоголове ходили страшные слухи — слухи, которым верили все негры и некоторые белые.

Говорили, что крик, который разносится прямо перед закатом и сразу после над тёмными водами — его зов огромным сомам, и все они сплываются на его голос, и вместе с ними лунными ночами он плавает в озере, резвясь, ныряя и даже кормясь вместе с ними теми нечистотами, что пожирают они.

Крик слышали много раз — это было фактом, как было фактом и то, что устье рукава, на котором жил Рыбоголов, буквально кишело крупной рыбой. Ни один местный, белый или чёрный, по собственной воле ни за что не опустил бы там в воду руку или ногу.

Здесь Рыбоголов прожил всю жизнь, и здесь его ждала смерть. Бакстеры собирались убить его, и именно на тот день в конце июля они запланировали убийство.

Двое Бакстеров — Джейк и Джоэль, — приближались на своём каноэ, чтобы исполнить задуманное!

Мысль об убийстве зрела в их головах уже давно. Долгие месяцы Бакстеры накаляли свою ненависть на медленном огне, прежде чем она достигла градуса действия.

Это были двое бедных белых, бедных во всём — и материально, и духовно, — изводимых лихорадкой, скитающихся по брошенным домам, живущих на виски и табаке, когда получалось их раздобыть, и на рыбе и кукурузном хлебе, когда раздобыть их не получалось.

Началась вражда несколькими месяцами ранее. Встретив Рыбоголова одним весенним днём на узком лодочном причале у Уолнат-Лог, порядком перебравшие и ведомые тщеславной спиртовой химерой, заменяющей смелость, братья обвинили его необдуманно и облыжно в краже улова с их лески — непростительном грехе для жителей хижин на берегах вод южных штатов.

Видя, что в ответ на обвинение он лишь молчит и пристально смотрит на них, братья осмелели до того, что ударили его по лицу, и уж тут Рыбоголов задал им трёпку всей их жизни — расквасил обоим носы и расшиб губы крепкими ударами по передним зубам, после чего ушёл, оставив их, обессиленных и избитых, лежать ничком в грязи.

Хуже того, чувство свыше данной справедливости в свидетелях драки возобладало над расовыми предрассудками, что позволило им, белым, рождённым свободными и стоящими над всем в мире, получить взбучку от какого-то черномазого! А значит, черномазого требовалось наказать!

Всё, от начала до конца, было тщательно спланировано. Убийство предполагалось совершить на закате, когда Рыбоголов выйдет на своё бревно. Свидетелей преступления не будет, не будет за него и расплаты. Лёгкость, с которой можно было исполнить замысел, заставила Бакстеров позабыть даже врождённый страх перед местом обитания Рыбоголова.

Уже больше часа двигались они от своей хибары по рукаву озера с сильно изрезанными берегами.