Меня зовут Бригантина - Ирина Андрющенко

— Тогда не буду тебе мешать, — деликатно заметил Грей и встал, всем своим видом показывая, что готов уйти.

— Да нет же, ты мне не мешаешь. Вот, если хочешь, у меня курица есть, — я вытащила из сэндвича кусок куриной грудки и протянула ему.

— Спасибо. А у тебя есть собака? — продолжил он, как ни в чем не бывало.

Я поняла, что мне не отвертеться, и неопределенно махнула рукой:

— Была…

— А теперь — нет?

— Она умерла. Вчера…

По его плюшевой мордочке пробежала едва уловимая тень. Я промокнула набежавшие слезы бумажным платком.

— Знаешь, а я хозяина потерял, — еле слышным шепотом сказал пес. — Он умер. Несколько дней назад.

Ахнув от неожиданности, я погладила его по кудрявой голове. По сравнению с моим, его горе казалось гораздо более значительным. В голове мелькнула шальная мысль.

— И с кем же ты теперь живешь? У тебя есть новый хозяин? — спросила я, окрыленная какой-то глупой надеждой.

— Да, конечно, — твердо ответил он и посмотрел куда-то назад, за мое плечо.

Я обернулась и, не без разочарования, увидела, как по залитой солнцем аллее быстрым шагом идет молодая женщина. Приложив ладонь ко лбу, она беспокойно оглядывалась по сторонам. В руках у нее был поводок. Не заметив сидевшего передо мной пса, она прошла мимо. Грей проводил ее взглядом и вопросительно посмотрел на меня.

— Мадам! — крикнула я ей вслед. — Вы ищите свою собаку?

Она тотчас обернулась и быстро направилась к нам.

— А-а! Вот он где!..

Присев на корточки, она щелкнула карабином поводка и ласково отчитала пса за неразумное, с ее точки зрения, поведение. Тот, наклонив голову, внимательно ее выслушал и завилял хвостом в знак полного согласия. Потом она посмотрела на меня и, извиняясь за длинную тираду, обращенную к собаке, еле слышно сказала:

— Спасибо! Я ужасно боюсь его потерять!

— Представляю, — серьезно ответила я.

Женщина отсутствующе кивнула:

— Знаете, после смерти мужа… Это его свадебный подарок. Все, что у меня осталось…

Ее лицо исказила судорога, и я не нашлась, что ответить. Она встала и начала оправлять замявшуюся юбку. Взгляд ее был обращен куда-то вовнутрь.

— Я тут подумал… — вдруг сказал Грей. — А ты не хочешь завести новую собаку?

— Не знаю, — серьезно ответила я. — Не уверена, что она мне нужна.

— А по-моему, как раз наоборот… — он посмотрел куда-то в небо. — Я думаю, где-то есть собака, которой очень нужна именно ты.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась я. — Каждой собаке нужен человек. Но это не повод заводить собаку. И вообще, все мы кому-нибудь нужны.

— Нет, не все, — ответил он и помотал головой. — Не все. Смею тебя заверить. Ладно, нам пора. Приятных поисков.

Он встал и посмотрел на хозяйку, всем своим видом показывая, что пора идти. Та кивнула мне на прощанье, и они медленно пошли по аллее. Провожая их взглядом, я не без зависти заметила, как женщина начала что-то рассказывать своему псу.

2.

Приятных поисков!

Приятных поисков… Что он имел в виду? Он сказал, что где-то есть собака, которой я нужна. Но зачем?! Что я смогу ей дать, кроме таких минимальных и очевидных требований собак к людям, как «любовь» и «забота», «кров» и «еда»?

Я поставила себя на ее, собачье, место. Чего бы я хотела от своего будущего хозяина? Предположим, у меня есть все необходимое, чтобы выжить. А еще? Что нужно именно мне, чтобы быть по-настоящему счастливой? Этот вопрос относился к числу нерешенных и, вероятно, неразрешимых, лежащих в плоскости под названием «Общество и Я».

Дело в том, что я — психолог. Для окружающего мира моя профессия полна загадок, именно поэтому его реакции чаще всего неадекватны. Самый распространенный общественный миф о психологах гласит: благодаря своим знаниям, они должны успешно решать собственные проблемы и являть идеал терпения, понимания и всепрощения. Другим позволено всё — орать, грубить, говорить и делать глупости, бить тарелки. Всем, кроме психологов.

Раньше, когда я была значительно моложе, я еще пыталась что-то объяснять окружающим, отстаивать свои права на эмоциональную жизнь. И получала в ответ:

«Если ты не умеешь управлять собственными эмоциями, значит, ты — плохой психолог».

И я перестала что-либо объяснять. Оказалось, что мне проще жить, как все, чем бороться за право быть собой. Постепенно я привыкла к этой маске, а тут вдруг поняла: мне нужен настоящий хулиган! Ведь всем известно, что собаки похожи на своих хозяев, вот пусть общество и поломает голову, ища сходство между им и мной…

Я научу его лишь необходимому минимуму правил — командам «ко мне», «на место» и «отдай носок». Покажу, где в нашем саду можно прятать ворованное. И склад палок, которыми можно захламлять гостиную перед самым приходом гостей. Над ободранными обоями и растерзанными подушками я буду хохотать, как безумная. А когда он изорвет в клочья небрежно оставленную книгу и виновато завиляет хвостом, я просто потреплю его по голове и скажу: ну ты, братец, даешь…

Эта мысль мне понравилась, и я подумала: может, начать искать?

Я направилась в ближайшее кафе и, устроившись в прохладной глубине зала, попросила мальчика-официанта принести мне капуччино. Очаровательно улыбнувшись, он умчался на кухню и тут же вернулся с огромной чашкой. Над кофе колыхалась белая пена, щедро посыпанная корицей и шоколадом. Облизнув губы, я вдруг вспомнила, что дыхание маленьких щенят именно так и пахнет — кофе с молоком, — и мечтательно улыбнулась. Мальчик, по привычке решив, что моя улыбка адресована ему, улыбнулся в ответ.

Включив компьютер и глубоко вдохнув, я ввела в строку поиска ключевые слова, будто кинула в море бутылку с просьбой о помощи. Интернет тут же откликнулся приливом сайтов и оглушил разнообразием питомников, окрасов и родословных. Перед этакой лавиной информации я совершенно растерялась. В голове пронеслось: «Приятных поисков…»

Я щелкнула по первой ссылке. Питомник спаниелей недалеко от Парижа. В продаже имелись щенки шоколадного окраса, пяти недель отроду. Второй сайт обещал серых, с веснушками на лапах. Третий — рыжих, цвета карамели, четвертый — черных, как уголь в камине. Пятый, шестой, седьмой… Я листала страницы, всматривалась в фотографии, пыталась представить себе этих разноцветных малышей и угадать, кому из них нужна именно я. Уж очень не хотелось ошибиться.

Поблуждав еще немного, я вернулась к первому сайту, с «шоколадками». Щенки были хороши, мне очень нравился их цвет — переливчатый, сладкий, десертный. Я решила позвонить. Будь, что будет.

Когда в трубке раздался первый гудок, мое сердце выбило глухую дробь, но ответа не последовало. Разочарованно слушая длинные гудки, я решила, что все щенки распроданы, а сайт еще не обновили. Потом послышался долгожданный щелчок автоответчика, и женский голос вежливо попросил оставить сообщение. Я послушно объяснила причину звонка и продиктовала номер, по которому можно перезвонить.

Расплатившись за кофе и щедро добавив мальчику-официанту на чай, я медленно побрела в сторону Шатле. В сознании, словно тревожные военные дирижабли, всплывали разные вопросы, объявляя войну моей привычной картине мира. Неужели собаки умеют говорить? Или все это — плод моего воспаленного воображения? Зачем мне собака? Зачем я ей? Как и где ее искать? В какой-то момент я вдруг поймала свое отражение в витрине магазина. Осунувшееся лицо, тревожные глаза, растрепанные волосы… А на лице отражалось глубокое сомнение в реальности окружающего мира.

И тогда, просто чтобы не сойти с ума, я решила — пусть. Пусть будет так, как это осталось в моей памяти. Фотографией. Фильмом. Кто-то видит ангелов, кто-то — чертей. Одни слышат голоса умерших, других похищают инопланетяне. А я сегодня говорила с собакой. И та сказала мне, что где-то есть другая собака, которой я очень нужна. Пусть будет так.

3.

А я всегда так разговаривал!

Мы живем в маленькой деревне в часе езды от Парижа на север. Наш дом стоит на окраине Компьеньского леса, знаменитого тем, что здесь охотились почти все французские короли. Традиция королевской псовой охоты, больше похожей на костюмированный бал, жива до сих пор: бешеный галоп поджарых лошадей, всадники в зеленых камзолах, оглушительный лай собак… Преследуют оленя. Гнать его нужно без устали, пока он не упадет без сил где-то в лесу.