Trust: Опека - Чарльз Эппинг

— Добро пожаловать в Швейцарию.

Без дальнейших расспросов ему вернули паспорт.

— Гостиница «Сен-Готард», будьте любезны. — Аладар сел в сияющее черное такси, припаркованное у вокзала Цюрих-Энге. — И… не могли бы мы поехать берегом озера? Прекрасное утро, не правда ли?

Хотя Аладар бегло говорил по-немецки, в Швейцарии он всегда разговаривал либо по-английски, либо по-французски из боязни, что «благодаря» верхненемецкому акценту его примут за «дойча» — немца. А этого он хотел избежать любой ценой.

Он опустил стекло блестящего «бьюика-седана» и вдохнул полной грудью воздух. К запаху свежескошенной травы примешивался едва уловимый запах коровьего навоза. Он высунул голову в окно. Берег озера был окружен зелеными полями и роскошными виллами. Вода в озере казалась такой чистой и прохладной, а дома и лодки смотрелись так к месту, что все напоминало аккуратно сконструированный макет искусно сделанной игрушечной железной дороги.

— Вы знаете, что это за гора? — Аладар кивнул на заснеженный пик, поднимающийся из тумана, за озером. — Вон там. Видите? — Он взволнованно указывал на него пальцем. — Та, что высится за тем пароходиком. Это Титлис? Как вы думаете, какой она высоты?

— Думаю, километра три, — лаконично ответил водитель. Он говорил по-английски с еще большим акцентом, чем Аладар.

— Нет, намного выше. — Аладар ближе наклонился к водителю. — Высота Клариденштока — 3 270 метров, а эта гора значительно выше…

— Если вы и сами знаете, зачем спрашиваете? — Водитель не сводил глаз с дороги.

— Ну, честно говоря, я не уверен. — Аладар откинулся на сиденье. — Хотя мой отец знал, — пробормотал он себе под нос. — Пусть земля ему будет пухом. — Они повернули на Банхофштрассе, и Аладар стал разглядывать людей, спешащих по главной улице Цюриха. В отличие от ярких цветов, которые он привык видеть на улицах Будапешта и Вены, тут все, казалось, предпочитали черный.

Коган удивлялся: почему они выглядят такими несчастными, такими замученными? Неужели им невдомек, как им повезло, что они живут здесь?

— А что вы думаете по поводу аншлюса? — спросил он водителя.

— К чему вы спрашиваете?

— Я хотел узнать, каково это — иметь восточными соседями фашистов?

Водитель пожал плечами.

— А какая разница? Они много лет были нашими северными соседями.

— Да, но… неужели вас не беспокоит происходящее? — Аладару вспомнился пограничник, записавший его фамилию в маленькую кожаную книжечку. — Фашисты начинают захватывать…

— Австрийцы что хотели, то и получили. Вы видели, как они с распростертыми объятиями встречали Гитлера в Вене? С цветами и музыкой. Нацистским приветствием. Видели? На референдуме сто процентов голосов…

— На самом деле девяносто девять и семь десятых процента. — Аладар просунул голову в окошко в перегородке, отделявшей пассажира от водителя. — Но референдум состоялся, когда фашистские войска уже вошли в страну… Навряд ли это было честное голосование.

Шофер снова пожал плечами.

— Фашисты повсюду захватывают власть. Что от нас зависит? — Он припарковал машину под низким навесом, рядом с гостиницей «Сен-Готард». Подбежал посыльный, чтобы открыть дверцу.

— Теперь, когда они захватили Австрию, кто следующий? — задал риторический вопрос Аладар.

Шофер потянул ручной тормоз и указал на счетчик.

— С вас девять франков.

Регистрируясь в гостинице, Аладар заметил, что его номер стоит гораздо дешевле, чем прошлой зимой, когда они останавливались здесь с Каталиной: они приезжали вступить во владение счетами семьи Блауэров после смерти матери Каталины. За номер в «Сен-Готарде» — одной из лучших гостиниц Цюриха — он сейчас заплатил двенадцать швейцарских франков, или двадцать пенге,[4] меньше трех американских долларов.

Обед вообще обошелся в копейки. За восемь франков ему подали обед из трех блюд: консоме, телятину в сливочном соусе с жареным картофелем по-швейцарски, а на десерт — сладкий крем сабайон.

После обеда Аладар устроился в холле гостиницы почитать местные газеты. Он узнал, что неподалеку, у Альбы, на том берегу реки Лиммат, показывают новый фильм Дженет Макдональд «Тарантелла — шпионка из Мадрида».

С банкиром он встречается завтра в десять. Так почему бы не пойти в кино? Возможно, фильм успокоит его.

Не успокоил. Перед фильмом показали хронику: встреча Гитлера и Муссолини в Риме. Аладар с ужасом смотрел, как тысячи сторонников фашистов собрались на площади Венеции, выкрикивая: «Дуче! Фюрер!»

Зрелище этой толпы и марширующих по Риму солдат заставило Аладара унестись мыслями куда-то далеко от фильма, от тихого цюрихского вечера. Он думал о том, что станет, если в Европе разразится война. Он задавал себе вопрос, что будет с Каталиной, с его детьми, с ним самим?

После окончания фильма люди чинно, по одному, потянулись к выходу. В Цюрихе внешне царил образцовый порядок, в то время как остальной мир, похоже, вышел из-под контроля.

Океанский лайнер стоял в порту Венеции. Он старался вырваться в море, однако не мог и двинуться. Корабль был крепко пришвартован к пристани длинными крепкими канатами. Люди на борту в панике бегали туда-сюда, натягивали на себя спасательные жилеты, искали плоты.

Аладар крепко держал дочь за руку. Молодой моряк, похожий на фашистского пограничника, тащил его жену и сына.

— Каталина! Иштван! — звал Аладар. Он бросился за ними, но Магда тянула его к себе.

— Папочка! Папочка! — кричала она. — Не бросай меня.

К нему с криком подбежала беременная женщина:

— Спасите моего ребенка! Умоляю! Спасите моего ребенка! — Это была та самая женщина с поезда.

Он проснулся в холодном поту. На улице было еще темно. Бросил взгляд на телефон, стоящий возле кровати.

— Не паникуй, — прошептал он. — Это всего лишь сон. Утро вечера мудренее. Все не настолько плохо.

Настолько. Он шел по Банхофштрассе, выискивая свой банк среди десятков других по обеим сторонам роскошного бульвара. «Что я здесь делаю? — спрашивал он себя. — Неужели вот этому я должен доверить все наши деньги?»

Проходя мимо, он читал названия: «Банк Ле», «Швейцарская банковская корпорация», «Креди Сюисс», «Юнион бэнк оф Суицерленд», «Юлиус Бэр».

«В этих банках полно денег. Должна же быть причина, почему люди приходят сюда, — говорил себе Аладар. — Швейцария — островок спокойствия и процветания в море этого хаоса».

Среди зелени лип он увидел свой банк. На массивной гранитной стене золотыми буквами на английском, французском и немецком было выложено: цюрихский банк «Гельвеция».

Аладар поискал глазами господина Тоблера, своего финансового поверенного. Тоблер сказал, что будет ждать Аладара на Банхофштрассе, перед входом в банк.

Рудольф Тоблер вместе с отцом управляли всеми швейцарскими банковскими счетами семьи Блауэров еще до Первой мировой. А теперь, когда старик Тоблер умер, именно Рудольф встал у руля.

Наконец Аладар заметил Тоблера у колонны, справа от центрального входа. На Рудольфе был костюм в тонкую полоску, начищенные до блеска черные туфли и шляпа — такая же, как у Аладара.

Увидев клиента, Тоблер спокойно вытащил изо рта сигарету и вошел внутрь здания, не сказав ни слова. Аладар напомнил себе, что Тоблер просто уважает основное правило швейцарских банков: никогда на людях не показывай, кто твой клиент. С 1935 года согласно пункту 47-б швейцарского федерального закона, регламентирующего банковскую деятельность, разглашение имени клиента швейцарского банка считается преступлением. Разглашение кому бы то ни было.

Входя, Аладар обратил внимание на двух обнаженных херувимов, высеченных в камне над центральной дверью. Они с улыбкой наблюдали за клиентами одного из ведущих частных банков Цюриха, обещая им свое покровительство.

Тоблер ожидал у лифта в дальнем конце длинного, отделанного мрамором коридора. Справа от него стояла большая очередь людей, выстроившаяся к окошку с вывеской «Золото». «Интересно, — подумал Аладар, — они продают или покупают?» Скорее, покупают. Золото — единственное, что не обесценилось в настоящее время. Какие там облигации, какие товары и уж наверняка какие акции!

Аладар последовал за Тоблером в деревянную кабинку лифта. Тоблер все еще не сказал ни слова. Молча он нажал на кнопку третьего этажа с надписью «Privatkunden» — «Частные клиенты». Лишь когда закрылись двери лифта, Тоблер протянул руку.

— Рад снова видеть вас, господин Коган. — Его рукопожатие было крепким и сердечным. — Благополучно добрались?

— Я впервые ехал по территории, оккупированной нацистами. Мучительное испытание для человека с моей фамилией.

— Почему? У вас возникли проблемы?