Четыре страницы из черной тетради - Сергей Чекмаев

Протокол допроса подозреваемого наоборот оказался верхом лаконичности. На казенном бланке после сухих протокольных фраз о месте и времени допроса снизу было приписано:

«Задержанный отвечать на вопросы следствия отказался».

Влад усмехнулся. Ну да, «отказался»! Если бы не грядущая встреча с адвокатом, дали бы ему в молчанку играть! Били бы до тех пор, пока всю подноготную не рассказал, включая детские страхи и комплексы. Да и не только били – может, чего и похуже. Это только в сериалах милиция переполнена тупыми костоломами, а на деле бравые сотрудники органов вовсю используют достижения технического прогресса. Электрошок, например, а от длительного воздействия тока начинаются произвольные конвульсии – действует почище любого детектора лжи.

– Хорошо, – Влад поднялся, спрятал в дипломат органайзер, – когда я могу переговорить с Ивлевым?

– Через час будет готов пропуск. Подожди, если хочешь.

Он совсем не был похож на убийцу. Невысокий, скорее даже щупловатый, с неряшливой трехдневной щетиной, Ивлев скорее напоминал загулявшего после получки шоферюгу.

Конвоир расстегнул наручники, кивнул и вышел. Загремели засовы.

– Добрый день, Семен Алексеевич, я – ваш адвокат, Владислав Хмельницкий, адвокатское бюро «Щепетов и партнеры». К нам обратился независимый Фонд «Демократия и правосудие» с просьбой…

– Я знаю.

Голос Ивлева показался Владу странным – бесконечно усталый и какой-то отрешенный. Так обычно разговаривают люди, которым все равно, что будет с ними дальше. Неужели успели чемто накачать?! Нет, вряд ли. Дело прозрачное, все как на ладони, с такими уликами следователю, по большому счету, и признание не нужно. Скорее Ивлев просто испугался, стоя над трупом, не ожидал, что все будет именно так – кровь, бездыханное изломанное тело. Потому и застыл на пороге…

Хорошо. У него сейчас единственный шанс – написать признание и сотрудничать со следствием. Суд это учтет.

Влад еще в кабинете следователя понял, что Аркадий Наумович дело Ивлева не возьмет – слишком уж проигрышное. Явно проигрышное. Так что придется самому тянуть эту лямку до конца.

– Знаю, мне говорили…

Влад приложил палец к губам, указал на потолок, покачал головой. Быстро написал в блокноте:

«Разговор наверняка записывается. Говорите осторожнее. Если хотите сказать что-то важное – пишите», – и придвинул блокнот к Ивлеву.

Тот помотал головой.

– Мне все равно.

– Хорошо, – Влад кивнул, но блокнот не убрал. – Давайте сразу проясним один вопрос. Вы согласны, чтобы я был вашим адвокатом?

Одновременно Влад писал: «Вы убили Виланову?»

– Да, – Ивлев посмотрел адвокату прямо в глаза и чуть заметно кивнул.

– И хотите, чтобы я представлял ваши интересы во время следствия и в суде?

«То есть Вы признаете, что стреляли в Виланову»

– Да.

Влад быстро приписал снизу:

«Случайно или намеренно? Не отвечайте вслух!»

Ивлев взял протянутую ручку, хмыкнул и написал:

«Намеренно. Именно ее я хотел убить и убил».

– Фонд обещал нам финансовую поддержку, если мы займемся вашим делом, так что об оплате не беспокойтесь…

«Улики против вас очень сильные. Вы, скорее всего, будете признаны виновным, ни о каком условном приговоре здесь речь идти не может. Если удастся скостить срок хоть немного – и то будет большая победа. Я искренне советую Вам написать полное признание, это поможет мне…»

Жестом попросив блокнот, Ивлев написал:

«Мне очень жаль, но процесс Вы проиграете. Я собираюсь на суде отрицать свою вину. Хочу получить по полной».

Он поставил жирную точку после слова «полной» и добавил вслух:

– Пора уже.

Разговор не заладился с самого начала. Дальше – хуже. Ивлев отвечал односложно, писать отказывался, лишь, когда Влад уже засобирался в контору, вдруг неожиданно попросил блокнот и быстро-быстро написал:

«Вы мне понравились, Владислав, но помочь вам я ничем не могу».

Влад потянулся было за ручкой, но Ивлев, словно поддавшись какому-то внезапному порыву, добавил:

«Впрочем, если вам интересно, в камере хранения Киевского вокзала в ячейке номер 14265 лежит тетрадь. Прочитайте – вам все станет понятно. Код ячейки – 2312».

Никаких других пояснений Влад так и не добился. Пока конвой выводил Ивлева, Влад закурил и, улучив момент, сжег в пепельнице – измятой банке из-под «Пепси» – последнюю страничку блокнота.

Домой он добрался только к вечеру. Пока договорился со следователем, пока заехал в бюро, отчитаться перед Аркадием Наумовичем, да и на Киевский – торопись-не торопись, – крюк вышел не маленький.

Код подошел, внутри ячейки действительно оказалась тетрадь. Старая, советских еще времен, черная коленкоровая тетрадь с изрядно потрепанной обложкой.

Не удержавшись, Влад наскоро пролистал страницы – ничего особенного. Какая-то таблица, густо исчерканные записи.

Ладно, дома разберемся.

Телефон зазвонил именно в тот момент, когда Влад стаскивал в прихожей ботинки. Пришлось бросить на стул дипломат, тетрадь, бежать в комнату, лавируя между коробками. Рубашку Влад скинул немыслимым акробатическим движением, умудрившись не выпустить из рук трубку.

– Хмельницкий слушает.

– Пап, привет!

Маришкин голос показался Владу немного рассерженным. Впрочем, она большая выдумщица, навоображала себе Бог знает что, теперь притворяется сердитой.

– Привет, доча!

– Ты почему меня сегодня из школы не забрал? Договорились же! Я целый час после уроков просидела, а ты так и не приехал.

Влад мысленно хлопнул себя по лбу: конечно! Сегодня как раз был его день, а он, лопух, замотался совсем, даже и не вспомнил.

– Пап, ты слышишь?

– Ох, я старый маразматик! Склероз на мою голову, цирроз на мою печень, ревматизм мне в ребро!

В трубке хихикнули.

– Доча, прости, милая, совсем забегался. Давай договоримся на вторник, хорошо? Мне завтра и в выходные надо с бумагами посидеть, а во вторник я тебя заберу.

– Ладно, пап. Только ты не забудь!

– Нет, никогда! Крест на пузе!

Любимая дочкина поговорка развеселила ее еще больше. Влад понял, что почти прощен.

– Да, – как будто вспомнив нечто важное, воскликнул он, – у меня есть для тебя кое-что интересное…

– Ой, а что?

– Не скажу! Во вторник узнаешь!

– Ну, пап!

– Нет, не проси даже. Секрет. А если я тебе скажу, то уже не будет секретом, правда? Потерпи.

И… Мариш, не обижайся. Папа исправится, обещаю. Простишь папу?

– Ладно, – милостиво согласилась дочь, – но только в самый последний-распоследний раз. Пока, пап.