Стихотворения - Федор Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погребение разбойника[16]
В носилках похоронныхЛежит боец лесов,И шесть вооруженныхСуровых удальцовСреди лесов дремучихБезмолвные идутИ на руках могучихТоварища несут.
Носилки их простыеИз ружей сложены,А поперек стальныеМечи положены.На них лежит сраженныйРазбойник молодой,Назад окровавленнойПовиснув головой.
В минуту жаркой битвыСразил его свинец, —И кончил дни ловитвыБестрепетный боец!Сочится кровь из раныПо лбу и по вискамИ вниз струей багрянойБежит по волосам.
Он грозно сдвинул брови,Храня надменный вид,Но взор под слоем кровиВрагам уж не грозит.Он правою рукоюСдавил свой острый мечИ с ним, уставший с бою,В могилу хочет лечь.
Меч этот быстро, меткоУдары наносил,И сбиров он нередкоКак молния разил;Теперь, звуча, влачитсяОн вслед за мертвецом;Как слезы, кровь струитсяХолодная по нем.
И в миг борьбы жестокойСо смертью роковойОн пояс свой широкийСхватил другой рукой;Ремни его колетаРазрублены висят,Два длинных пистолетаЗа поясом блестят.
Так спит он, охладелый,Лесов угрюмый сын,В кругу ватаги смелой,Средь темных Апеннин!Так с ним они печальноИдут в глуши леснойДля чести погребальной.Но вот кричат им: «Стой!»
И наземь опустилиНосилки с мертвецом,И дружно приступилиРыть яму вшестером.В воинственном уборе,Как был он завсегда,Без гроба, на простореКладут его туда.
Засыпали землею…«Прости, лихой собрат!»И медленной стопоюИдут они назад.Но чу! — сторожевогоСвисток раздался вдруг…Ватага в лес — и сноваБезмолвно всё вокруг.
1846Труженик[17]
Кто идет во глубь землиИли молотом махает;Кто сетями для семьиХлеб насущный добывает;Кто за плугом льет свой пот,Как наемник господина;Кто под ношей спину гнетДля жены своей, для сына, —Честь им! Слава их трудам!Слава каждой капле пота!Честь мозолистым рукам!Да спорится их работа!Но забудем ли о том,Кто безропотно страдаетИ, работая умом,Сам нередко голодает?В тесной хижине ль своейОн с наукой тратит годы,Раб ли книжных торгашей,Пишет драмы или оды,Или просто вздор чужойПереписывает к срокам,Иль, вступив в ученый строй,Ходит, бедный, по урокам, —Что ж! Ведь труженик и он!И ему — терпеть, трудитьсяПовелел судьбы закон,И его глава сребрится!И влачит до гроба онБремя скорби и гоненья,А детей голодных стонУбивает вдохновенье!
Так иного я знавал:Духом он стремился в небо,Но во прахе изнывал,Пресмыкаясь ради хлеба!Так с семьею на плечахХлопотал он и трудился,Целый век свой был в тискахИ как рыба об лед бился!
И сидел он, и писал,Бледный, с впалыми щеками;А меж тем восток сиял,Ветерок играл цветами,Пел весенний соловей,Пар дымился над рекою…Он над книгою своейГнулся — труженик душою!
Но под бременем скорбейУтешался он, мечтая:«Жизнь печальна, но и в нейЕсть поэзия святая!Пусть судьба гнетет меня!Тверд останусь я душою:Для детей трудился я,Несть моя всегда со мною!»
Наконец не стало сил!Кончил он свое боренье;Лишь порой к нему сходилЛуч заветный вдохновенья:Ночью вдруг его лобзалПоцелуй знакомой музы,И свободно возлеталПрежний гений, сбросив узы.
Вечным сном теперь он спит!Прах его земля сокрыла;Одинокая стоитБез креста его могила.И малютки, и женаПлачут, бедные, без пищи:Только имя без пятнаИм отец оставил нищий!
Честь и слава всем трудам!Слава каждой капле пота!Честь мозолистым рукам!Да спорится их работа!Вспомним с честью и о том,Кто с наукой голодаетИ, работая умом,Горький век свой убивает!
* * *Полно, зачем ты, слеза одинокая,Взоры туманишь мои?Разве не сгладило время далекоеРаны последней любви?
Время их сгладило, сердце тревожноеСкрыло их в недрах своих, —Там, как в могиле, им место надежное,Там не дороешься их.
Сердце их скрыло; но память досаднаяИх как святыню хранит;Знать, оттого-то и грусть безотраднаяДушу порою томит.
9 июля 1847[18]Плач Ярославны (Из «Слова о полку Игореве»)[19]
Что не горлица воркует ранним утром в тишине,Безутешная горюет Ярославна на стене:
Вольной пташкой полечу я по Дунаю,Путь-дороженьку разведаю, узнаю,Там в Каял-реке, склонясь на бережок,Обмочу я свой бобровый рукавок,И слезами, и студеною водоюРаны князя, друга милого, обмою.
Так в Путивле ежедневно, ранней-утренней поройРаздается скорбный голос Ярославны молодой:
Ветер, ветер! Ах, зачем ты из долиныВеешь стрелы на родимые дружины?Разве нет тебе приволья в облаках,Нет раздолья с кораблями на морях?Для чего ж мою ты, ветер, губишь младость,По ковыль-траве развеял мою радость?
То не дождичек осенний грустно во поле шумит,Безутешная княгиня слезно плачет-говорит:
Днепр мой славный! Ты пробил себе волнамиВ землю половцев дорогу меж горами;Быстро мчали струи вольные твоиВ стан враждебный Святославовы ладьи…Принеси ж ко мне ты друга дорогова,Да не шлю к нему я слез горючих снова!
Так в Путивле, на рассвете, с городской его стеныСлышен голос Ярославны в час заветной тишины:
Солнце красное! Ты всем равно сияешь,Всем тепло свое равно ты посылаешь…Ах, зачем своим ты огненным лучомРаскаляешь друга милого шелом?И полки его, ослабленные зноем,В диком поле приуныли перед боем!
Так в Путивле одиноко плачет утренней поройКнязя Игоря супруга на стене городовой.
1848 * * *Раз, два, три, четыре, пять,[20]Вышел зайчик погулять;Вдруг охотник прибегает,Из ружья в него стреляет…Пиф-паф! Ой, ой, ой!Умирает зайчик мой!
1851Ворон[21]
Над колыбелью лампада горит:Ночью, в тиши безмятежнойМать молодая над сыном сидит,Смотрит на спящего нежно.
«Спи, ненаглядный, пока над тобойНосятся светлые грезы!..Кто мне откроет, что в жизни земнойЖдет тебя — радость иль слезы?»
По лесу ветер завыл, за окномКаркает ворон дубравный:«Твой ненаглядный в овраге лесномБудет мне пищею славной».
1856Порода хищных[22]
Всюду, где ни взглянешь, — лишь один обман,Ближний точит зубы на чужой карман.
Тот затеял новый издавать журнал, —Взял вперед подписку — да и тягу дал.
Тот займет у друга денег на фу-фу,А потом с торговлей вылетит в трубу.
Тот, приняв почтенный, добродушный вид,Друга облапошить в карты норовит.
Тот пустил в продажу медь за сереброИ увидел вскоре, «яко се добро»,
И живет, как барин, истину познав:Лишь украдь побольше — будешь чист и прав.
Так идет на свете, видно, с давних пор:Где воришкам горе, там ворам простор.
Сказка о купце, о его жене и о трех пожеланьях[23]
