Записки разведчика - Василий Пипчук

«Это смена пулеметчиков, – подумал я. – Проверили замок оружия. Точно соблюдают время смены».

Сержант вытянул руку вперед и вправо, шепотом сказал:

– Туда.

Перекатываясь, разведчики сползли в неглубокую лощину, пересекающую нейтральную полосу наискосок. Долго лежали, присматриваясь и прислушиваясь, восстанавливая сбитое дыхание.

Вокруг – развороченная земля. Впереди – вырванные колья с остатками колючей проволоки. Это следы вчерашнего боя. Левая и правая группы прикрытия расползаются по сторонам и немедленно занимают выгодную оборону в воронках. Группа захвата начинает движение и проползает в брешь проволочного заграждения.

Я ползу впереди сержанта. Через меня он подает команды условными знаками. Не успел я перевалить минную воронку и подтянуть ногу, как услыхал резкий стук в подошву сапога. Это сигнал «Стой!»

Прижимаясь к земле и тихо раздвигая руками стерню, я осторожно чуть подтянул тело вперед и замер. Замерла и вся цепочка. Ко мне подполз сержант. Дышал он спокойно и размеренно – вот что значит тренировка, привычка. Пока он осматривался, я старался наладить дыхание.

– Блиндаж! – тихо произнес Юсупов, показывая на холмик земли.

И тут полоснула частая очередь, а в воздухе повисла ракета. От нее по земле ползли резкие тени. Ракета стремительно приближалась, ослепляя и вызывая желание поглубже втиснуться в землю. Она сделала полукруг над нами, а потом, шипя, коснулась земли прямо у ног Шолохова, вспыхнула последний раз и погасла. Навалился мрак.

Юсупов, как и я, рукавом маскхалата вытер пот со лба, улыбнулся и шепнул мне на ухо:

– Все в порядке. Не заметили. А потом подтолкнул:

– Вперед!

Наконец все четверо, вся группа захвата, у цели. Принимаем боевой порядок. Шолохов и я – на флангах, Юсупов и Федотов – в центре.

Затаив дыхание, лежим у бруствера вражеской траншеи, прямо под носом у немцев.

Впереди нас, за изгибом траншеи, виднеется холмий| блиндажа. Он аккуратно обложен дерном. От него в разные стороны тянутся два узких, глубоких хода сообщения.

Правее холмика, недалеко от входа в блиндаж, стоит пулемет с вытянутым прямо на нас хоботом. Это он минуту назад стлал над нами очереди трассирующих пуль. А сейчас он молчит, видимо, его хозяин ушел в блиндаж:

Подползаем чуть ближе. Сквозь узкую щель двери в траншею сочится полоска света, доносятся голоса и даже смех.

Похоже, нас и в самом деле не заметили.

Сержант пристально посмотрел на нас и тихо подал команду:

– Шолохов! На блиндаже закрыть дымоход и взять под наблюдение ход сообщения. Пипчук, наблюдать за траншеей, идущей от блиндажа. Федотов – за мной! Мы выскочили из-за бруствера и бросились вперед. Юсупов рванул дверь и вместе с Федотовым ворвался в блиндаж. Я залег над траншеей и не видел, что произошло в блиндаже. Но, как потом выяснилось, ребятам пришлось трудновато.

… Свет фонаря «летучая мышь» на мгновение ослепил разведчиков, Юсупов отскочил влево. Немцев оказалось четверо, а разведчиков – только двое. И это неравенство на какую-то долю секунды ввергло сержанта в оцепенение. «Их четверо, а нас двое. А стрелять нельзя – провал операции».

Под пристальным взглядом холодных, решительных глаз Юсупова, под черным отверстием пистолетного дула, немцы, ошеломленные внезапностью, начали поднимать вверх руки. Тут бы их и взять, но что делать с четырьмя? Нужен один «язык».

И это колебание наших разведчиков, наверно, уловили немцы. Они начали понимать, что с ними произошло: их застали врасплох в собственном блиндаже, на собственном переднем крае обороны, и всего лишь – двое русских.

Худощавый, выше других немец покосился на открытую дверь. В блиндаж больше никто не входил. Двое уже вошедших не стреляют, тогда немец истошно завопил:

– Pyccl Фойер!

За столом никто не пошевелился. И только один немец, щупленький, небольшого роста, сидевший спиной к Юсупову, как мышь, юркнул под стол, к той стене, на которой висело оружие. И вдруг сержанта охватило жуткое чувство: «Где Федотов?» Ему потему-то показалось, что Федотов не успел заскочить в блиндаж вместе с ним.

А Федотов, пятясь вправо от стола, уже заслонил оружие. Хитрость щуплого немца не удалась. Прикладом автомата Федотов прикончил его. Юсупов так же рассчитался со вторым.

Осталось двое – худощавый, высокий, и сутулый, в очках. Они теперь догадались, что русские стрелять не собираются. Высокий сделал рывок, раздался треск. Разбитое стекло «летучей мыши» и звон. Блиндаж окутала темнота. В воздухе поплыл запах керосина. Немцы бро-. сились на разведчиков. Завязалась борьба…

Темнота в блиндаже встревожила меня. Сердце сжалось так, что хотелось вскочить и броситься на помощь ребятам. Ведь они были так близко. Я слышал шум борьбы. Помочь? Но ведь у меня своя задача, и от точного выполнения ее зависит успех операции, жизнь всех нас.

… В этот момент, как я узнал потом, Юсупов рывком сбросил с себя повиснувшего на нем сутулого немца и вогнал ему в грудь нож. Худощавый получил удар автоматом, упал на нары и застонал. Юсупов вынул из-за пазухи маскхалата карманный фонарик и его лучом разыскал в темноте лицо последнего фашиста.

– Ваня, взять живым!

Но тут немец круто развернулся и упал с нар, а потом юркнул в сторону. Он напряг все свои силы, но рывка к висевшему на стене оружию не получилось. Теперь оружие прикрыл Юсупов. Немец понял бесполезность сопротивления. Он сразу ослабел и стал жалок. Разведчики быстро связали ему руки и с кляпом во рту вытолкнули из блиндажа.

Можно было отходить, но тут случилось то, чего в эту секунду мы не ожидали. По траншее к блиндажу кто-то шел. Уверенные, твердые шаги приближались.

Мы притаились, прижались к стенкам траншеи. Мысль работала быстро. Не дождавшись решения командира, я, теперь уж и не помню как, очутился у немецкого пулемета, нажал на спусковой крючок и дал длинную очередь вдоль «нейтралки». Но все-таки успел подумать, что стрелять нужно так, чтобы не задеть разведчиков из группы прикрытия.

– Гут, – донеслось до меня сквозь треск пулемета, и я увидел, как темная фигура повернулась и скрылась за изгибом траншеи. Проверяющий оборону, видимо, был удовлетворен: пулеметчики не спят. Дел у него было много, и он пошел проверять другой участок.

Когда шаги немца затихли, у нас на душе повеселело.

Покинув траншею, разведчики с «языком» устремились к своим. Зашуршала стерня. Тихонько звякнула колючая проволока на кольях. Потом все стихло.

Я по-прежнему оставался на месте, у немецкого пулемета. Теперь я, восемнадцатилетний парнишка, в одиночку стал группой прикрытия. Передвинув автомат, выполз на бруствер и лег на живот – так лучше наблюдать за траншеей.

Все было тихо. Но тишина могла насторожить противника, и я дал еще одну короткую очередь. Где-то справа мне ответил треск автоматов, а потом и ручных пулеметов. Может быть, проверяющий поставил в пример своим солдатам мою «бдительность».

Прошло пять, семь минут относительной тишины на передовой. «Немцы угомонились», – подумал я и, сняв затвор с пулемета, пополз, а потом, согнувшись, побежал догонять разведчиков. Очень не терпелось соединиться со своими.

И тут надо мной, словно на парашюте, повисла одна, вторая, а потом и третья ракета. Стало светло, как днем, и до чертиков страшно. Я упал на землю.

Напрягая глаза, разыскиваю своих. Впереди замечаю воронку. Рывок – и там! Но тут же, освещенный молочно-белыми ракетами, я, вероятно, был замечен противником. Над головой пронеслась первая очередь, потом вторая. Только и слышу свист пуль. Изо всех сил прижимаюсь к земле и начинаю гадать – заметили нас или не заметили? И если заметили, то кто в этом виноват? Может быть, я? Может быть, не следовало бежать? Хоть и согнувшись, но ведь я все-таки бежал. Может быть, лучше было бы ползти?

Впереди меня мелькнула темная фигура, скрылась. «Федотов!» – догадался я. Метрах в десяти от меня он свалил с плеч немца и своим телом прикрыл его, и я сразу понял Федотова – сейчас «язык» дороже всего на свете. Разведчик готов отдать за него свою жизнь. В нем сейчас весь смысл нелегкой нашей работы.

Но тут в воздухе расцвела красная ракета. Это сигнал пулеметчикам, артиллеристам, пехоте, минометчикам прикрыть наш отход. Сразу же впереди застрочили автоматы, залпом ударила батарея. Воздух над головой стал плотным и звенящим.

Мы, использовав мгновенную заминку немцев, стремительным броском преодолели уже расширенную брешь в проволочном заграждении и ввалились в свои траншеи.

Пока сержант докладывал начальнику разведки о выполнении задания, солдаты рассматривали немца. Худощавый, высокий, он стоял неподвижно и безмолвно, потом хрипло, по-русски, произнес:

– Гитлер не карош. Гитлер капут.

– Все вы теперь поете одну песенку, – буркнул Федотов, развязал пленному руки и принялся обыскивать. Немец был покорный и жалкий.