Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч

– Смотритель должен всегда приглядывать за мемориалом, так что в шестидесятых тут построили дом. – Говард вынул ключи из замка зажигания и нервно постучал пальцами по рулю. – Прости, Лина. Я думал, ты знаешь. Представить не могу, о чем ты сейчас думаешь.

– Это кладбище, – сказала я тусклым, как слабо заваренный чай, голосом.

Он посмотрел на меня, но взглядами мы не встретились.

– Знаю. И понимаю, как это неуместно после всего, что тебе пришлось пережить. Но рано или поздно ты полюбишь это место. Здесь очень спокойно, и ты окружен историей. Твоя мама его обожала. А я прожил тут семнадцать лет и уже не согласился бы переезжать.

Его голос обнадеживал, но в моей голове все еще роились вопросы. Я откинулась на сиденье. Если она его обожала, почему мне ничего о нем не рассказала? И даже о тебе не говорила ни слова, пока серьезно не заболела? И, ради всего святого, объясните мне, что ее побудило не упомянуть этот малюсенький факт – то, что ты мой отец?

Какое-то время Говард молчал вместе со мной, а затем открыл дверь машины:

– Пойдем? Я отнесу твой чемодан.

Его огромная фигура футов шесть высотой отправилась к багажнику, а я наблюдала за ним через зеркало заднего вида. Все недосказанное мне объяснила бабушка: «Он твой отец, вот почему мама хотела, чтобы ты к нему переехала». И как я сама не догадалась? Мне казалось, что мама хотя бы упомянет, кто он на самом деле такой – ее старый добрый приятель Говард.

Говард захлопнул багажник. Я выпрямилась и принялась рыться в своем рюкзаке, чтобы еще хотя бы пару секунд не выходить из машины. Думай, Лина. Ты одна в чужой стране. Безумный великан назвался твоим отцом, а жить ты будешь там, где можно смело снимать фильм про зомби-апокалипсис. Сделай хоть что-нибудь!

Но что? Я не смогла бы силой отобрать ключи от машины у Говарда, а как еще избавить себя от участи заходить в этот дом, я не знала. Сдавшись, я отстегнула ремень безопасности и пошла за отцом к входной двери.

Внутри дом оказался предельно обычным. Наверное, старался компенсировать свое жуткое расположение и – перестарался. Говард поставил мой чемодан у входа, и мы пошли в гостиную, где стояли два мягких стула и кожаный диван. Стены украшали винтажные туристические плакаты, и комнату наполнял аромат лука и чеснока. Приятный, разумеется.

– Вот мы и дома, – улыбнулся Говард и включил свет. Тут он заметил, как мое лицо исказилось от страха, и вздрогнул. – То есть… Добро пожаловать в Италию! Я рад, что ты приехала.

– Говард?

– Привет, Соня.

В комнату зашла высокая, похожая на газель женщина, пожалуй, на пару лет постарше Говарда, с кофейной кожей и золотыми браслетами на руках. Она была великолепной… неожиданностью.

– Лина. – Она осторожно выговорила мое имя. – Здравствуй. Как перелеты?

Я помялась с ноги на ногу. Нас никто не представит?

– Нормально. Последний был очень долгим.

– Мы рады, что ты к нам прилетела, – улыбнулась женщина, и комнату наполнила плотная тишина.

Я ее нарушила:

– Так вы – жена Говарда?

Соня с Говардом переглянулись и захохотали – громко, чуть ли не надрываясь от смеха.

Лина Эмерсон. Гений-комик.

Наконец Говард успокоился и сказал:

– Это Соня, помощник смотрителя кладбища. Она работает здесь еще дольше моего.

– Всего на пару месяцев, – заметила Соня, вытирая слезы. – Это Говард относится ко мне, как к динозавру. Мой дом стоит неподалеку, чуть ближе к мемориалу.

– И много тут жителей?

– Только двое. Теперь трое, – ответил Говард.

– И четыре тысячи солдат, – весело добавила Соня и бросила взгляд на Говарда. Я покосилась на него и заметила, как он отчаянно проводит пальцем по горлу. Невербальное общение. Замечательно.

– Лина, ты проголодалась? – посерьезнела Соня. – Я испекла лазанью.

Так вот что это был за запах!

– Очень, – призналась я. И это слабо сказано.

– Прекрасно. Это мое фирменное блюдо. Лазанья с суперчесночно-чесночным багетом.

– Ура! – воскликнул Говард и вскинул руку, как домохозяйка из шоу «Верная цена». – Ты нас балуешь.

– Сегодня особенный вечер, и я решила его отпраздновать. Лина, я накрою на стол, а ты пока вымой руки и приходи к нам в столовую.

Говард махнул рукой на дверь в другом конце комнаты:

– Уборная там.

Я кивнула, бросила рюкзак на ближайший стул и буквально совершила побег из гостиной. Туалет оказался крошечным – в нем еле помещались раковина и унитаз. Я включила очень горячую, но не обжигающую воду, взяла мыло с раковины и принялась соскребать с рук аэропорт.

Втирая в кожу мыло, я взглянула на себя в зеркало и застонала. Меня как будто за ноги протащили через три временные зоны. Хотя примерно так оно и было. Смуглая кожа побледнела и даже пожелтела, под глазами – темные круги. А волосы! Они наконец выяснили, как нарушаются законы физики. Я намочила руки и попыталась пригладить кудрявые локоны, но стало только хуже. И я сдалась. Что с того, что я похожа на ежа, который попробовал «Рэд Булл»? Разве отцы не обязаны принимать нас такими, какие мы есть?

За дверью заиграла музыка, и мое волнение превратилось из огня в пожар. Так ли мне необходимо ужинать? Может, спрятаться в одной из комнат, пока я не переварю всю эту ситуацию с кладбищем? Или не переварю. Но желудок возмущенно заурчал, и… Ох. Надо поесть.

– А вот и она, – сказал Говард, когда я заходила в столовую, и привстал. Стол был покрыт красной скатертью в клеточку, а из плеера – он лежал у входа – играла старая рок-песня, которую я даже когда-то слышала.

Я быстро опустилась на стул, и Говард тоже сел.

– Надеюсь, ты голодна. Соня замечательно готовит. Мне кажется, ее призвание – быть поваром, а не следить за кладбищем.

Теперь мы говорили не наедине, и Говард выглядел намного более расслабленным. Соня широко улыбнулась:

– Ну уж нет. Мы с мемориалом созданы друг для друга.

– Выглядит аппетитно, – сказала я, рассматривая ужин. И под «аппетитно» я имела в виду «восхитительно». Раскаленный противень с лазаньей, корзинка тонко нарезанного чесночного багета и доверху наполненная миска салата из помидоров и хрустящей на вид капусты. Я еле сдерживалась, чтобы не броситься на эти лакомства.

Соня нарезала главное блюдо на квадратики и положила мне на тарелку большой сочный кусок.

– Бери хлеб и накладывай себе салат, не стесняйся. Виоп appetito[1].

– Виоп appetito, – повторил Говард.

– Виоп арре… и так далее, – пробормотала я.

Как только все получили по куску, я схватила вилку и накинулась на лазанью. Наверное, я напоминала дикого мастодонта, но после целого дня самолетной еды ничего не могла с собой поделать. Какие же там микроскопические порции! Стоило мне оторваться от еды, как я поймала на себе взгляды Сони и Говарда, причем последний смотрел на меня чуть ли не с ужасом.

– Скажи, Лина, какие у тебя хобби? – спросила Соня. Я сжала в руках салфетку:

– Пугать окружающих своим поведением за столом? Говард прыснул.

– Твоя бабушка рассказала мне, что ты любишь бегать и пробегаешь по сорок миль в неделю, а еще хочешь заниматься кроссом в колледже.

– Так вот откуда такой аппетит, – улыбнулась Соня и подняла на лопатку еще один кусочек, а я благодарно протянула ей тарелку. – А в школе ты бегаешь?

– Раньше я состояла в школьной команде по кроссу, но ушла оттуда после того, как мы узнали…

Они молча смотрели на меня, и я продолжила:

– …узнали про рак. На тренировки уходило много времени, и я не хотела уезжать из города на соревнования и тому подобное.

Говард кивнул:

– Кладбище – отличное место для бегуна. Много места и ровных дорожек. Я частенько по нему бегал. Пока не стал ленивым и толстым.

– Брось, – закатила глаза Соня. – Ты не потолстеешь, даже если очень постараешься. – Она пододвинула ко мне корзинку с чесночным багетом. – Лина, ты знала, что мы дружили с твоей матерью? Она была милой, талантливой и веселой девушкой.

Нет, об этом она тоже умолчала. Возможно, я стала жертвой особо изощренного плана похитителей детей? Стали бы похитители делиться с вами двумя кусками самой вкусной лазаньи на свете? И дали бы они ее рецепт, если бы вы настояли?

Говард прокашлялся, и я очнулась:

– Извините, э-эм… Нет. Она о вас не говорила. Соня кивнула, и по ее лицу невозможно было что-либо прочитать. Говард перевел взгляд с нее на меня:

– Ты, наверное, жутко устала. Хочешь с кем-нибудь связаться? Я написал твоей бабушке, когда сел твой самолет, но ты все равно можешь ей позвонить. У меня на мобильном международный тариф.

– Я позвоню Эдди?

– Это твоя подружка, у которой ты жила?

– Да. У меня есть ноутбук. Я могу позвонить ей по «Фейстайм».

– Сегодня вряд ли получится. В Италии не такие уж современные технологии, и сегодня Интернет у нас очень медленный. Завтра придет мастер и все исправит, а пока не стесняйся, пользуйся моим телефоном.