Код Бытия - Джон Кейз

Доктор замолчал. Хрипло дыша, он стоял на коленях во тьме, ожидая от своего друга и союзника отпущения.

Но отец Азетти утратил дар речи. Он не мог произнести ни слова. Он потерял способность думать и дышать. Ему казалось, что он по грудь погружен в бешеную горную стремнину. Священник с трудом глотнул воздух широко открытым ртом, но и после этого его гортань осталась сухой и одеревеневшей.

Доктор тоже внезапно лишился голоса. Он хотел что-то сказать, но вместо слов из его горла вырвался судорожный хрип. Барези попытался откашляться. Это был странный, придушенный звук, зародившийся в глубине груди и неожиданно взорвавшийся настолько яростно, что стены исповедальни дрогнули. Священник испугался, что старик умрет от удушья, но этого не произошло. Дверь исповедальни резко распахнулась, и доктор ушел.

Отец Азетти не мог подняться – так бывает с теми, кто стал свидетелем происшествия со смертельным исходом. Наконец правая рука священника поднялась, и он осенил себя крестным знамением. Через мгновение Азетти уже был на ногах и, откинув в сторону занавес, выступил из темноты исповедальни в колонну небесного света.

Вначале ему показалось, что мир исчез. Отец Азетти не увидел ничего, кроме пылинок, возносящихся ввысь в световом потоке. Медленно, очень медленно его глаза начали приспосабливаться. Взгляд неуверенно блуждал еще некоторое время, прежде чем нащупал хрупкую фигурку доктора, ковыляющую по боковому приделу к выходу. Когда Барези, стуча тростью по плитам пола, подходил к дверям, он попал в полосу света, и его белые волосы вспыхнули сияющим нимбом.

Священник сделал в его сторону шаг, затем другой.

– Доктор! Умоляю…

Голос отца Азетти зазвучал под церковным сводом, и, услышав его, старик заколебался. Он медленно повернулся к священнику, но его лицо вовсе не свидетельствовало о раскаянии. Доктор уже сидел в экспрессе, следующем прямо в ад, и был окружен аурой ужаса – так луну окружает иногда светлый диск.

Бросив последний взгляд на отца Азетти, доктор Игнацио Барези покинул церковь.

Глава 2

Отец Азетти начертал на куске картона «Закрыто» и, прикрепив табличку к запертым дверям церкви, отправился в Рим.

Слова доктора звучали у него в ушах подобно клаксону автомобиля, иногда громче, иногда тише и лишь время от времени замолкая совсем. Священнику казалось, что в его душе объявлено чрезвычайное положение. Приглушенный и полный отчаяния шепот Барези поселился в его голове и никак не желал уходить.

Признания доктора оглушали, а в ответ он нашел лишь несколько ничего не значащих слов: сделай что-нибудь. Хоть что-нибудь! И вот он предпринимает решительные действия. Он едет в Рим. Там, в Риме, знают, как поступить.

Отец Азетти упросил мужа своей экономки подбросить его до близлежащего, более крупного городка Тоди. Оказавшись в машине, священник почувствовал себя лучше. Внутреннее напряжение спало – он начал действовать.

Водитель был крупным, шумным мужчиной, большим любителем карточных игр и перебродившего виноградного сока. Много лет он нигде не работал и сейчас, видимо, заботясь о доходах супруги, проявлял чрезмерное внимание к пассажиру, постоянно извиняясь за дефектную подвеску машины, жару, состояние дороги и безумное поведение других водителей. Каждый раз, нажимая на тормоза, он протягивал в сторону священника руку помощи, как будто Азетти был младенцем, незнакомым с фундаментальными законами физики и не знающим, как поступить, если автомобиль начинает тормозить.

Наконец они прибыли на железнодорожную станцию. Водитель выскочил на мостовую и подбежал к дверце машины со стороны пассажира. Дверца старенького «фиата», изрядно побитого в многочисленных авариях, открылась с ужасным скрежетом. Снаружи оказалось почти так же жарко, как и в салоне, и по спине священника потекла струйка пота. По пути к кассе на Азетти обрушился град вопросов: «Не желает ли святой отец, чтобы он купил для него билет? Не стоит ли ему подождать прихода поезда? Действительно ли святой отец не хочет, чтобы его довезли до вокзала в Перудже?» Священник отверг все предложения:

– Нет! Спасибо!

В конце концов водитель вежливо откланялся и с видимым облегчением отбыл.

Отцу Азетти предстояло почти целый час ждать прибытия поезда на Перуджу, где он должен был перебраться на другой вокзал и еще час прождать поезд на Рим. Но пока он сидел на скамье на платформе станции Тоди, страдая от палящего зноя. Воздух был раскален и заполнен пылью, а черная сутана священника просто притягивала солнечные лучи.

Отец Азетти был иезуитом, членом Общества Иисуса, и, несмотря на жару, священник сидел совершенно прямо, в вызывающей восхищение позе. Будь он простым приходским священником крошечного захолустного городка в Умбрии, дело об исповеди доктора Барези скорее всего не получило бы дальнейшего развития. Действительно, если бы Азетти был рядовым провинциальным священником, то, наверное, просто не понял бы смысла рассказа доктора, не говоря уж о возможных последствиях его прегрешения. И даже обо всем догадавшись, он не имел бы ни малейшего представления, что следует делать с полученной информацией.

Но Джулио Азетти не был рядовым священником.

В наше время в секуляризованном мире для объяснения неожиданных поворотов судьбы стал популярным термин «синхроничность». Для служителя церкви идея «синхроничности» была чуждой и даже в определенной степени демонической. Отцу Азетти предписывалось смотреть на последовательность событий как на цепь, выкованную невидимой Рукой, видеть в ней акт воли, а не совпадение случайностей. Если придерживаться этой точки зрения, его появление в данной исповедальне, чтобы выслушать данную исповедь, являлось проявлением высшего замысла. Именно к этому случаю как нельзя лучше подходило выражение «неисповедимы пути Господни».

Сидя на станционной платформе, отец Азетти размышлял о глубине совершенного доктором греха. Если говорить откровенно, это было отвратительное преступление не только против Веры, но и против самого Космоса. Преступление это нарушало естественный ход событий и таило в себе гибель Церкви. И не только Церкви.

Напомнив себе, что молитва – надежная защита, Азетти попытался вознести молитву, используя ее как завесу, как светлый шум, заглушающий черные звуки, но у него ничего не получалось. В сознании священника упрямо звучал голос доктора Барези, и ничто, даже крестное знамение, не сумело изгнать его.

Отец Азетти покачал головой и позволил своему взгляду остановиться на запыленных стеблях какого-то сорняка, пробившихся сквозь трещины в бетоне железнодорожного полотна. Подобно семенам, попавшим в щели и теперь грозившим разрушить прочное сооружение, грех доктора, если его оставить без внимания, может… что? Неужели наступит конец света?

Вскоре из-за невыносимой июльской жары вся картина перед глазами священника – железнодорожные пути и здание вокзала – начала колыхаться и будто таять в воздухе. Все тело Азетти под черной сутаной было покрыто потом.

Утерев мокрый лоб рукавом, Азетти начал репетировать речь, которую произнесет в Риме, если, конечно, кардинал Орсини его примет.

«Дело чрезвычайной важности, ваше преосвященство…

Я узнал о вещах, наисерьезнейшим образом угрожающих вере…»

Нужные слова он найдет. Гораздо труднее преодолеть рогатки церковной бюрократии. Отец Азетти пытался представить обстоятельства, при которых кардинал-доминиканец согласится принять священника из Монтекастелло. Вспомнив его имя, Орсини, конечно, поймет, что просьба об аудиенции вовсе не прихоть, однако старинное знакомство может послужить помехой. Не исключено, что кардинал решит, будто Азетти явился просить за себя в надежде вернуться в Рим после длительной ссылки в Умбрии.

Азетти закрыл глаза. Он найдет способ добиться встречи. Обязан найти.

Платформа начала дрожать, и постепенно вибрация пробилась через подошвы сверкающих черных ботинок священника. Неподалеку маленькая девчушка в розовых пластиковых сандалиях начала нетерпеливо подпрыгивать. Отец Азетти поднялся. Поезд приближался к станции.

Глава 3

Вагоны поезда Перуджа – Рим были старыми, с обитыми тканью сиденьями и заключенными в рамки фотографиями озера Комо. Поезд пропах дешевыми сигаретами и останавливался чуть ли не у каждого перекрестка, чтобы принять новых пассажиров. Страдая от голода и дорожной скуки, отец Азетти, удобно устроившись на своем месте, смотрел в окно на проплывавшую мимо послеполуденную Италию. Сельские пейзажи постепенно становились все более оживленными и менее привлекательными, превратившись в конце концов в унылый промышленный пригород столицы. Подкатив к вокзалу Термини, поезд заскрипел, затрясся и остановился. Пневмотормоза издали облегченный вздох, двери открылись, и пассажиры устремились на платформу.