Дочь Лунной богини - Сью Линн Тань

Мама смотрела на людей с такой тоской, что меня и саму заинтересовал мир смертных. В их завораживающих историях описывалась борьба за любовь, власть и выживание — хотя я с трудом могла понять столь яркие переживания, потому что жила в своем укромном мирке. Я читала все, что попадалось под руку, но больше всего любила рассказы о доблестных воинах, сражающихся со страшными врагами, чтобы защитить своих близких.

И вот однажды, копаясь в куче свитков в библиотеке, я заметила что-то яркое. А когда взяла находку в руки, то мой пульс участился от осознания, что я наткнулась на книгу, которую раньше не читала. Судя по грубо сшитому переплету, ее написали смертные. Обложка так сильно выцвела, что едва удалось разглядеть лучника, который целился из серебряного лука в десять солнц на небе. Но внутри шаров слегка виднелись очертания перьев. Точно это были не солнца, а птицы, свернувшиеся в огненные клубки. Я понесла книгу в свою комнату, ощущая, как покалывает пальцы оттого, что прижимаю хрупкую бумагу к груди. А опустившись в кресло, с энтузиазмом принялась листать страницы и впитывать слова.

История начиналась, как и многие рассказы о героических подвигах, с того, что на мир смертных обрушилось ужасное несчастье. Десять солнечных птиц поднялись в небо, опаляя землю и причиняя огромные страдания. На выжженной почве не прорастали посевы, а в пересохших реках не осталось и капли воды. Ходили слухи, что небесные боги благоволили солнечным птицам, поэтому никто не осмеливался бросить вызов этим могущественным созданиям. И в тот момент, когда люди уже потеряли надежду, бесстрашный воин по имени Хоу И взял в руки свой ледяной лук. Он выпустил стрелы в небо и убил девять птиц, оставив лишь одну, чтобы она освещала землю…

Книгу вырвали у меня из рук. Передо мной стояла мама с раскрасневшимся лицом и быстро дышала. Когда она схватила меня за руку, ее ногти впились мне в кожу.

— Ты читала это? — воскликнула мать.

Она редко повышала голос. Я несколько мгновений непонимающе смотрела на нее, а затем кивнула.

Отпустив меня, мама уселась в кресло и прижала пальцы к вискам. Несмотря на страх, что она оттолкнет меня в гневе, я протянула руку, и мама тут же ее сжала. Ее кожа оказалась холодной, как лед.

— Я сделала что-то не так? Почему мне нельзя читать эту книгу? — запинаясь, спросила я.

Мне эта история не показалась необычной.

Мама так долго молчала, что мне почудилось, будто она не услышала моих вопросов. Но вот наконец мать повернулась ко мне, и ее глаза сияли ярче звезд.

— Ты не сделала ничего плохого. Лучник Хоу И… твой отец.

Перед глазами вспыхнули белые пятна, а в ушах зазвенело от ее слов. В детстве я часто спрашивала об отце. И каждый раз она молчала, а ее лицо омрачалось, пока наконец я не перестала задавать вопросы. Мама хранила в своем сердце много тайн, которыми она не делилась со мной. До этого момента.

— Отец? — Стоило произнести это слово, как в груди все сжалось.

Она закрыла книгу и несколько секунд смотрела на обложку. Испугавшись, что мама сейчас уйдет, я взяла фарфоровый чайник и налила в чашку чай. Он уже остыл, но она без жалоб потягивала его.

— В Царстве смертных мы любили друг друга, — начала мама тихим и нежным голосом. — И он любил тебя… еще до того, как ты родилась. А сейчас… — Ее слова оборвались, и она заморгала.

Я взяла ее за руку, чтобы успокоить и напомнить о своем присутствии.

— А сейчас мы разлучены навечно.

Мою голову заполнили скачущие мысли и бушующие эмоции, стало невозможно думать. Сколько я себя помнила, отец присутствовал в моей жизни незримым призраком. Я частенько представляла, как он сидит напротив меня, пока мы едим, или шагает рядом со мной под цветущими деревьями. Но каждый раз, стоило вернуться в реальность, тепло в груди сменялось глухой болью. Сегодня я наконец узнала имя своего отца и то, что он любил меня.

Неудивительно, что мама все это время выглядела подавленной и пойманной в ловушку собственных воспоминаний. Что случилось с отцом? Жил ли он еще в Царстве смертных? И как мы оказались здесь? Но я проглотила свои вопросы, увидев, как мама вытирает слезы. Конечно, мне хотелось получить ответы, но я не собиралась причинять ей боль ради удовлетворения своего эгоистичного любопытства.

Время для бессмертного — как дождь для бескрайнего океана. Мы вели безмятежную, не обремененную проблемами жизнь, а годы пролетали как недели. И кто знает, сколько десятилетий прошло бы так, если бы однажды меня не закрутило в вихре событий, как лист, сорванный ветром с ветки? Стоял ясный день, и солнечный свет лился в мое окно. Отложив лакированный гуцинь, я прикрыла веки, чтобы передохнуть. И как уже случалось раньше, перед глазами вспыхнули серебристые огоньки. Они подергивались и дразнили, как это делал каждое утро аромат османтуса, манящий меня в лес. Мне хотелось прикоснуться к ним, но я вспомнила строгий наказ матери.

«Не приближайся к огням, Синъинь, — умоляла она, а ее кожа побледнела до пепельного оттенка. — Это слишком опасно. Поверь мне, стоит чуть подождать, и они погаснут».

Тогда я испуганно пропищала обещание. И на протяжении многих лет старательно держала свое слово. Поэтому всегда, когда серебристые огоньки манили меня, я с усердием думала о чем-то другом — о песне или последней прочитанной истории, — пока разум не прояснялся, а они не исчезали. Но с каждым разом это становилось все труднее, потому что огоньки горели все ярче, а их зов казался все более манящим. Так что желание протянуть руку к ним становилось практически непреодолимым.

И сегодня они сияли очень ярко, словно чувствовали, как слабеет моя решимость и бурлит от волнения кровь. В последнее время это происходило все чаще, а еще добавлялось стремление к тому… чему я не могла подобрать названия.

Возможно, к переменам. Но здесь никогда ничто не происходило. Никогда ничто не менялось.

Огоньки не казались мне опасными. Так, может, мама ошибалась? Она не раз запрещала мне делать вполне безобидные вещи. Например, лазить по деревьям или бегать по коридорам. Возможно, это считалось опасным в ее детстве, когда она была смертной. Я мысленно приблизилась к огонькам. Подошла ближе, чем когда-либо. Что-то вцепилось в меня, потащило прочь… Страх или чувство вины? Но я, поддавшись безрассудству, разорвала эти путы, словно паутину. И остановилась