Югана - Шелудяков Александр Григорьевич

– Ушкан, – таким именем окрестила Югана лайку, – смотрит на реку и ждет своего человека, хозяина… Вы оставайтесь тут, погодите маленько. Югана одна пойдет к Ушкану и станет говорить с ним, – сказала эвенкийка и, не взглянув на парней, торопливо пошла туда, где сидела собака. Ушкан, вытянув морду, чуть приложив уши, смотрел вдаль настороженно, тревожно.

Югана понимала, куда был прикован взгляд умной лайки, – по реке несло большую, вывороченную с корнями сосну. Корни сосны, омытые речными волнами от мшистой дерновины и супеси, напоминали причудливое переплетение сказочных змей. Плывущую сосну захлестывали, ударяли зыбкие волны, и развесистые корни-боковики, словно живые, пружинились, извивались. Затонувшие хвойные ветви служили как бы подводным парусом, и сосна плыла по течению реки ходко, несмотря на супротивный ветер «низовик».

– Ушкан пришел к молодым вождям просить, чтоб они спасли хозяина – человека? – спросила Югана у лайки, и та, ласково взглянув на эвенкийку, повиляла хвостом, а потом протяжно и тихо, как бы опасаясь кого-то потревожить, «ответила»:

– Ав-ав, уу: уу…

Это, как поняла Югана, означало, что там, в бушующих волнах реки, возможно, даже на этой плавежной сосне, несет человека.

Югана погладила Ушкана по голове, и тот, радостно взвизгнув, лизнул морщинистую руку эвенкийки и несколько раз тявкнул. Югана еще раз внимательно присмотрелась к плывущей по реке сосне, и ей почудилось, что на дереве омертвело, будто окаменев, сидел обессилевший человек, он сидел на комле сосны, как на спине золотисто-бронзового жеребца.

– Югана! – крикнул Орлан, подбежав к эвенкийке. – Да ведь на плывущей сосне человек! У нашей лодки-дюральки пробито днище. Вчера напоролись на топляк…

– У молодых вождей есть легкие речные обласы, – сказала Югана, дав понять, что теперь уже некогда думать о лодке.

И вот ушли от берега четыре речных обласа, ринулись в кипящие волны весеннего Вас-Югана.

– Твой хозяин живой там? – спросила Югана собаку, которая стояла у берегового обрыва и устремленно смотрела на плывущие обласы.

– Р-рр, ав-ав, – ответила собака и завиляла хвостом.

Эвенкийка хорошо понимала язык собаки. Человек на плывущей сосне был живой. Иначе бы Ушкан, почувствовав смерть хозяина, воем оплакивал бы несчастье. Как не понимать все это Югане, если у людей ее таежного племени собака считается обожествленной: она защитник, друг и кормилец человека урманной земли.

Обласы плыли по бунтующей таежной реке, как по цепочке. И снова вел свой облас первым Орлан. Югана тихо, как бы сама для себя, сказала:

– Хо, у Орлана, вождя племени Кедра, очень сильные руки, он быстро гонит свой облас!

И тут же старая эвенкийка подумала с опаской о том, что не успела она сказать ребятам, чтоб не ставили свои обласы бортами под волновой удар, когда человека будут снимать с плывущей сосны, а лучше всего кому-то одному подплыть к корневому вывороту и выскочить на стволину, потом держать облас за нос, подставляя корму вразрез набегающим волнам. И только после этого, считала Югана, надо уловить момент, когда сосна развернется боком к подветренной стороне, пересадить человека в облас к Орлану…

Радостный лай и повизгивание собаки возвестили ближним береговым кедрам, березам и всей этой уже давно заброшенной деревне Мучпар о том, что человек спасен.

– Орлан, вождь племени, взял твоего хозяина в свой облас, – гордо сказала Югана и, посмотрев на Ушкана, с улыбкой добавила: – У Карыша облас раскололи сердитые волны, ударили сильно о ствол плывущей сосны. И Таян потерял свой облас – его утащили игривые берегини на дно реки для люльки своим детенышам. Хо, это все совсем пустяк, большой беды нет.

Карыш и Таян, потерпевшие «кораблекрушение», как сиротливые гусята, сидели на комлине сосны. Теперь им оставалось ждать, когда Орлан с Ургеком вернутся за ними.

В носовой части обласа Орлана лежал незнакомец. Он был очень слаб, не мог говорить, лишь посматривал на своего спасителя, и на лице его, заросшем густой щетиной, вроде бы даже теплилась улыбка.

Ургек плыл в своем обласе почти рядом с обласом Орлана и готов был прийти на помощь брату в любую минуту, если мощная прибойная волна накроет утлую посудину и перевернет.

Югана стояла на взгорке у берегового обрыва и внимательно наблюдала за двумя плывущими обласами. Она тихо говорила, подбадривая своих воспитанников:

– Орлан, вождь племени Кедра, хорошо идет на своем обласе со спасенным человеком… Хо, теперь уже совсем недалеко до берега. Вот она, тихая вода в маленькой курье, совсем рядом.

Спасенный мужчина лежал, закутанный в старенькое меховое одеяло из дымленой шкуры оленя; Югана напоила его густым заваром из листьев и корней брусничника. Издавна считается у северян этот чай напитком бодрости и долголетия.

– Югана, – спросил тихо незнакомец, – как там ребята?.. Кажется, я начинаю приходить в себя…

Эвенкийка посмотрела в глаза мужчины и, улыбнувшись в ответ, промолчала.

– Как ребята выкарабкались из речной падеры? – повторил свой вопрос незнакомец.

– Хо, молодые вожди рубят сейчас кедровую сушину на дрова. Они будут топить баню, воду в большой бочке греть раскаленными камнями. Надо хозяина белой собаки парить – простуду выгонять маленько пихтовым веником…

– Меня звать Григорием… Тарханов моя фамилия. Неужели не узнаешь меня, Югана? Следователь я. Лет семнадцать назад был у вас в Улангае… Тогда в районную прокуратуру поступил письменный донос от вашей продавщицы, кажется, Соней звали… Я приезжал предупредить Костю Волнорезова… Просил его, чтоб сжег он свой подпольный самолет и уехал подальше из Томской области на какое-то время. Но не послушал он меня.

– Хо, глаза вернули память Югане. Большой следователь Тарханов был тогда шибко молодой! Правильно сказал Тархан: не уехал Костя из Улангая. И слепой суд судил зрячего человека.

– Время-то, Югана, как быстро пролетело… Вон уже какие ребята вымахали – четыре орла из волнорезовского корня!

– Пусть Тархан еще попьет маленько чаю. С медом надо теперь пить, – сказала Югана после того, как сняла с железной печки луженый котелок и налила в кружку густозаваренный настой из кореньев шиповника.

– Там, на плывущей сосновой валежине, я закаменел… Всю ночь швыряло меня в волнах. Вижу, ребята плывут в обласах ко мне, хочу им крикнуть, а не могу – голос заело, и глаза застилали брызги от волн. Все как в тумане. Отощал я. Да и перемерз ночью здорово…

– Пошто Тархан пошел в большую падеру по Вас-Югану? Тархан-следователь не ловит больше в свой капкан людей-шакалов?

– Работаю, Югана, все там же, в прокуратуре. Приходится вылавливать двуногих «волков» и «лисиц» прихватывать… – пояснил Григорий и, откинув меховое одеяло, приподнялся, поправил в изголовье старенькую телогрейку, заменявшую подушку, от которой пахло дымом костра и сушеной рыбой. – Понимаешь, Югана, кто-то занимается раскопкой древних захоронений и культовых мест. Второй год не могу напасть на свежий след этих кладоискателей. А тут, неделю назад, сообщили мне, что в Мыльджино, небольшом поселке нефтеразведчиков, продавец магазина купил по дешевке золотую пряжку из древнего «могильного золота»…

– Хо, вороватые люди пришли в урман давно уж: кости мертвых людей из могил выбрасывают, золото, серебро ищут, – понимающе проговорила Югана.

– Вот и получилось у меня, Югана, как говорится, широко шагнешь – штаны порвешь… Разузнал я в Мыльджно все у продавца. Купил он золотую пряжку у бурового рабочего, а тот, оказывается, выменял ее у какого-то мужика за муку, крупу и тушенку. Выходил этот неизвестный из тайги на буровую прошлой зимой – подзапастись продуктами… И поехал я обратно из Мыльджино на мотолодке, взял там дюральку у милиционера участкового. А тут непогода. На юганском большом плесе мотор у меня скис…

Югана села на лавку около окна, посмотрела в глаза Григорию и подумала, что, если бы не случайность, этот мужчина погиб бы в волнах бушующего Вас-Югана.