Человек с автоматом - Алекс А. Алмистов

Но «победители», казалось, только этого и ждали. С двух сторон навалившись на Генку, они неуклюже повалили его на землю и с громким сопением принялись вязать веревкой ему руки и ноги. Генка отчаянно сопротивлялся, но силы явно были не равными. С трудом закончив свою неблагодарную работу и устало стирая пот со лба, «победители» наконец – то оставили скрученного Генку в покое и великодушно прислонили его к дереву.

– Ну, а теперь скажешь, где твои? – с трудом переводя дыхание, прохрипел один из них, наклонившись прямо к лицу Генки.

– Не – а – а, – замотал головой тот и гордо уткнулся подбородком в грудь.

– Не, он не скажет, – уверенно подтвердил второй из его противников. – Это точно. У него то и кликуха – «Партизан»! Это за то, что он упрямый… И хитрый, аж жуть! Не, Колян, этот не скажет!

– Партизан, говоришь? – ехидно переспросил Колян и надменно оглядел Генку с головы до ног. – А что, если мы его пытать будем? Ну, как в «Гестапо»?! Помнишь фильм про Штирлица, а, Пончик?

– Пытать?! – недоверчиво переспросил карапуз, которого Колян обозвал Пончиком. – Как это?

– Как, как… – в замешательстве забормотал Колян, многозначительно морща лоб и почесывая за левым ухом.

Его громкое сопение раздавалось не менее минуты, прежде чем на его раскрасневшейся физиономии проступила гримаса радости и злорадства.

– Ха, кажется, придумал, – наконец восторженно вскрикнул он и, обернувшись к Пончику, неожиданно спросил:

– Слышь, Жиртрес, у тебя конфеты есть?

– Ну – у, есть, – скрепя сердце, признался Пончик.

– Давай, не жидись, гони их сюда! – бесцеремонно приказал ему Колян.

С трудом выудив из необъятных карманов своего товарища горсть карамели, Колян принялся усердно запихивать их прямо в обертке Генке в рот.

– Чего вылупился, – раздраженно окликнул он Пончика. – Давай, помогай! Пихай этому пижону конфеты в рот, пока не станет чуть посговорчивее!

В следующий момент Генка, упрямо отплевываясь и мотая головой из стороны в сторону, неожиданно изловчился и дерзко вцепился зубами в рукав своего ошарашенного мучителя.

– Кусается, зараза! – резко отскакивая в сторону, завопил Колян и, чуть погодя, с ненавистью добавил:

– Не – е, тут конфетами не обойдешься! Тут песок нужен. Тогда, точно, все расскажет!

Генка в отчаянии вздрогнул от подобной угрозы и на его ресницах выступили слезы бессилия и злобы. Но тут…

…Откуда ни возьмись на ничего не подозревавших Коляна и Пончика с разных сторон неожиданно навалились сразу несколько запыхавшихся Генкиных товарищей, размахивая целым арсеналом игрушечного оружия.

– Свои! – все еще отказываясь верить в близость своего счастливого освобождения, прохрипел Генка и искренне улыбнулся сквозь слезы…

ПРОШЛО ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ.

Тринадцать мучительно долгих, а порой, наоборот, неумолимо коротких и беспечных лет.

Генка Мальцев – тот самый карапуз, который, кажется, еще совсем недавно бегал по улицам в ребячьих шортах и самозабвенно предавался невинным играм и всевозможным забавам, теперь с грустным и недовольным выражением на своем повзрослевшем лице мрачно дожевывал завтрак и уныло разглядывал незатейливый пейзаж за окном кухни.

Он здорово изменился за все эти промелькнувшие годы. За его плечами были уже и беззаботное детство и тоскливые школьные годы, дворовый футбол резиновым мячиком и помпезные пионерские праздники, эйфория от грандиозных комсомольских прожектов и жестокое разочарование в реальной банальности и примитивности мира.

Однако, несмотря ни на что, в его хитро прищуренных глазках нет – нет, да и вспыхивал время от времени задорный «бойцовский» огонек… И Генка вновь, как по мановению волшебной палочки, становился самим собой – тем самым искренним, доверчивым, бесстрашным и дерзким карапузом, каким каждый из нас был когда – то, пока не научился цинизму и показушной уверенности в себе.

Неожиданно из прихожей раздался требовательный зуд дверного звонка.

Раздраженно поморщившись, Генка допил остатки своего чая и нехотя поплелся открывать дверь нежданному гостю.

Виктор Кольцов – Генкин сосед, одноклассник и закадычный друг виновато и как – то неуверенно топтался на пороге Генкиной квартиры и все не решался войти.

– Ты чего?! – удивленно вскидывая брови и слегка дергая при этом подбородком, пробурчал в его адрес Генка, приглашая войти.

– Да вот, – смущенно забормотал Виктор, поднимая глаза на Генку. – Тут мой батя кое-что просил тебе передать.

Наконец, зайдя в Генкину квартиру, Виктор торопливо достал из внутреннего кармана своей куртки замусоленной листок желтой бумаги и нерешительно протянул его Генке.

– Ну и что это? – равнодушно поднося к своим глазам листок, поинтересовался Генка.

– А ты прочти, прочти его, старик, – робко посоветовал Виктор.

– На основании Закона СССР «О всеобщей воинской обязанности «Вы призваны на действительную военную службу и зачислены в команду N 20А…Приказываю Вам… Явиться для отправки на сборный пункт… Военный комиссар Трутнев В.Г… – громко и в легком замешательстве прочитал вслух Генка и недоуменно взглянул на Виктора.

– Ну как? – с беззлобной усмешкой на губах откликнулся тот. – Класс-с-с, да? Но ты, Генок, особо не огорчайся! Мне тоже такая бумажка пришла. Вот. Так что мы с тобой друзья по несчастью. Ну-у-у, чё-е будем делать?

– Ничего не будем делать, равнодушно пожав плечами, произнес Генка и небрежно сунул повестку в задний карман брюк.

– Если надо служить, так послужим – пробурчал он уже себе под нос, усаживаясь на табуретку и усердно натягивая на ноги узкие туфли.

В отличии от большинства его современников для Генки перспектива неминуемого призыва на солдатскую службу не была такой уж серьезной трагедией. Более того, в глубине души он иногда даже хотел, чтобы это случилось как можно раньше.

Подобное его желание нельзя было объяснить только лишь юношеским максимализмом или неосознанным стремлением каждого нормального мужчины к военной карьере и боевым походам. Скорее наоборот. Советская армия, о которой Генка был вдосталь наслышан от своих старших товарищей, не вызывала в его душе теплых чувств и глубоких симпатий. Причин этому было много.

Ну, во-первых, Генка весьма своеобразно относился к такому понятию как дисциплина. Даже робкие мысли об этом вызывали в его душе глубокую неприязнь и отвращение. Мало того, что терпеть не мог выполнять чьи-либо приказы и отдавать их самому, Генка к тому же был патологически несговорчив и самолюбив. К любому «Коллективному мышлению» и «товарищеской солидарности» он всегда относился с нескрываемым презрением и насмешкой. Что уж говорить, Генка был до мозга костей индивидуалистом и неисправимым забиякой. А в армии, как известно, это далеко не в почете.

Но, с другой стороны, Генка искренне и, быть может, даже немножко наивно верил в то, что воинская служба – это безусловный долг и непременное испытание для каждого мужчины. Если он, конечно, не трус, и для него не безразличны такие понятия как Честь, Благородство и Чувство Собственного достоинства.

Генка не был трусом. Не имел он ничего общего и с теми плаксивыми подонками, самодовольно козырявшими своим умением лихо отмазываться от любой ответственности за выполнение своих обязанностей перед обществом.

Так что, у Генки просто не было другого выбора. И он был даже рад этому.

– Слышь, Виктор, – наконец, вспомнив о своем растерянно молчавшем товарище, заговорил Генка. – Ты не возражаешь, если мы сейчас быстро заскочим ко мне на работу, а? Ну, надо же, наверное, какие – то бумаги там оформить, расчет взять… Ну, и все такое. Ты как?

– Можно конечно, – неуверенно согласился тот, поглядывая украдкой на часы.

– Ну и порядок, – удовлетворенно заключил Генка, приподнимаясь с табуретки и дружески похлопывая Виктора по плечу. – Знаешь, Витек, я думаю, надо бы как-нибудь отметить это событие. Ну, там, «посидеть» где-нибудь… В «Лире» скажем, а? Хорошая мысль?

– Ну, в общем, да, – быстро согласился Виктор.

– Лады! – громко подытожил Генка, бесцеремонно выпихивая Виктора за порог своей квартиры и небрежно хлопая дверью за своей спиной. Все, двинули. И так уже полдень… Не мешало бы маленько поторопиться!

Был уже вечер, когда Генке, наконец, удалось закончить все свои дела.

Он торопливо шагал по Тверскому бульвару в сторону «России» и беспечно насвистывал себе под нос навязчивую мелодию из репертуара «Веселых ребят».

Виктор едва поспевал вслед за ним, бесцеремонно заглядываясь на встречающихся им на пути девушек и задорно им подмигивая.

Минут через десять они уже сидели в одном из уютных зальчиков «Лиры» и лениво потягивали через соломинки тягучий рубиновый напиток под громким названием «коктейль».

Генка был задумчив и как – то неестественно рассеян и молчалив. Он все еще не пришел в себя от неожиданно навалившихся на него мыслей о тех грядущих переменах, которые, несомненно, должны были в корне перевернуть всею его жизнь в самом ближайшем будущем.