Ястреб над океаном - Эмиль Огюст Сиприен Дриан

обратном пути для того, чтобы захватить там груз сахара. Он находился в плавании в продолжение двенадцати дней и в вышеописанный вечер был только в нескольких милях от места своего назначения.

Все три судна шли замедленным ходом для того, чтобы ориентироваться днем среди рифов, образующих у Мидуэя ряд подводных камней.

Груз на «Макензи» состоял не только из угля. В его камерах хранилось еще значительное количество ядер для шестнадцатидюймовых пушек, зарядные ящики и все принадлежности дирижабля, выпущенного три месяца тому назад из французских мастерских Муассона.

С тех пор как были сделаны опыты с аэростатами, правительство в Вашингтоне не нашло ничего лучшего, как дирижабль, для поддержания сообщения между Гонолулу, большими островами и этим незаметным утесом Мидуэя, неожиданно приобретшим такое важное значение.

Это значение еще увеличивалось прокладкой через Тихий океан кабеля. И в самом деле, здесь последний пункт, где показывается над поверхностью воды, прежде чем направиться в Азию и к Филиппинам, бесконечная проволока в восемь тысяч миль длиною, устанавливающая моментальные сношения между тремя материками.

Но этот кабель может быть перерезан, и это, несомненно, будет сделано при первом призыве к войне. Что касается беспроволочного телеграфа, то он был бы в полной зависимости от первого, пущенного из открытого моря, снаряда, который разрушил бы его мачты. Для дирижабля, наоборот, бомбардировка совершенно неопасна, так как у подножия утеса Мидуэя, сама природа образовала обширную расщелину – прекрасный ангар, предназначенный сначала для хранения угля, но затем натолкнувший на мысль снабдить архипелаг машиной, которая наблюдала бы за обширными пространствами Тихого океана и служила бы для сообщения между разбросанными островами.

Французскому инженеру Морису Рембо было поручено доставить дирижабль американским властям и сформировать экипаж для маневрирования.

Молодой человек, еле достигший тридцати лет, окончил Центральную школу и страстно любил все относящееся к аэронавтике. Он провел пять лет в мастерских Лебоди и был в восторге от возложенной на него миссии. Ибо это поручение было прежде всего связано с крайне заманчивым путешествием в то время, когда на воде возникали недоразумения между Японией и Калифорнией, затем предстояли опыты и полеты на известном расстоянии от самой маленькой точки необъятного океана. Все это заранее было окутано в его глазах глубокой поэзией.

Это был красивый, плотный юноша, среднего роста, со смелым взглядом и очень моложавый, несмотря на светлую, шелковистую бороду, которой он позволил свободно расти во время путешествия. Его большие светло-голубые глаза, то подернутые кротостью, то оживленные любопытством, придавали его лицу выражение какой-то удивительной подвижности. И его можно было бы принять за белокурого гота, если бы он сам не напоминал постоянно, что он уроженец французской Лотарингии и любит больше всего родной город Нанси.

И здесь-то, при виде паривших над этим городом первых дирижаблей, посланных сюда как передовой пограничный караул, дирижаблей: «Родина», «Республика», «Город Париж» и «Город Нанси» – здесь в нем зародилась настоящая страсть к приобретению знаний, необходимых для завоевания воздуха. И с тех пор, как эта наука, подвигаясь гигантскими шагами, прибавила к уже устаревшей аэростатике новые чудеса авиации, Морис Рембо мечтал побить все известные до сих пор рекорды и, оставив далеко за собой все подвиги Блерио, Латама, Фармана, Райтов и Поланов, поставить окончательно на первое место Францию. Отправляясь на Сандвичевы острова, он был очень далек от мысли, что события скоро предоставят ему возможность побить беспримерный рекорд.

* * *

Когда он поднимался вслед за командиром «Макензи» – старым морским волком, бросавшим какие-то непонятные фразы по адресу «этих проклятых япошек», Морис Рембо должен был пройти мимо лодки своего дирижабля, лежавшей на палубе. Он машинально осмотрел все снасти, как делал это каждое утро. Лодка была прикреплена тросами к обшивке судна и прикрыта непромокаемым брезентом, производя во мраке впечатление челна примитивного устройства, в котором нельзя различить где нос и где корма.

Что касается оболочки дирижабля, сложенной на его остове и окруженной многочисленными снастями для удерживания его – то ее удалось поместить под крышей, в трюме, над зарядными ящиками. Она была здесь под влиянием равномерной, довольно низкой температуры, поддерживаемой в этом опасном месте ледником, предназначенным для сохранения от порчи селитряных продуктов, составляющих основную часть современных взрывчатых веществ. В трюме находились также многочисленные сосуды со сжатым водородом с запасом, необходимым для наполнения дирижабля.

Совершив осмотр, инженер, обойдя лодку, направился вдоль абордажных сеток, и в это время внимание его было привлечено скрипом блока. Он остановился. Шум раздавался от одной из висевших лодок, от шлюпки левого борта.

Странное дело, эта лодка – маленькая сторожевая шлюпка – спускалась медленно и сама собою со своей шлюпбалки, и это движение производило в темноте такое фантастическое впечатление, что француз подошел близко. Вдруг фигура, сидевшая там на корточках и возившаяся со снастями, на которых висела шлюпка, выпрямилась и сделала резкое движение рукой. Одновременно один из сложных блоков, поддерживавших нос лодки, опустил свой лопарь и человек, висевший на кронбалке, так как шлюпка держалась на одной корме – обрисовался во весь рост. С голым торсом, в коротких штанах, с темным поясом, он держал в руке топор, лезвие которого сверкнуло в темноте, когда он готовился перерубить второй канат.

Но он промахнулся и выпустил свой топор, упавший на палубу в нескольких шагах от Мориса Рембо.

Последний бросился вперед с криком: «Командир!» Но он не успел удержать таинственную личность, которая, вне всякого сомнения, воспользовалась замедленным ходом пакетбота для того, чтобы попробовать бежать в одной из бортовых шлюпок. Спустив шлюпку, на которой он висел, человек тут же бросился в море, и инженер, перегнувшись над абордажной сеткой, казалось, видел его плавающим в струе, образовавшейся от винта за кормой.

Что означала эта попытка к бегству? Инженер не терял времени на решение этого вопроса и поспешил к лестнице, ведущей на мостик. Но когда он явился туда, странный шум заставил его поднять голову. Сильный шелест пронесся среди ночи над судном, послышался удар от падения тяжелого тела в воду на недалеком расстоянии и внезапно яркий свет указал место падения. Сильный источник света, казалось, бил из глубины волн, точно в этом месте открылся маленький кратер вулкана. Все это происходило так близко, что слышен был шум газа, исходящего из невидимого жерла. Сходни, весь корпус «Макензи» был освещен, как среди белого дня. Командир американского парохода прорычал какое-то страшное проклятие и поспешил к рупору, служившему для него сообщением с целым судном.

– Все наверх! – гремел он в отверстие. Затем, повернувшись к старшему офицеру, сказал: – Зарядите ваши пушки, Форстер!

– Мы