Таверна «Ямайка» - Дафна Дюморье

Мэри подумала, что в этих местах никогда не будет приятного времени года: либо мрачная зима, как сегодня, либо сухая изнуряющая жара летом, и на всем протяжении ни деревца, ни долины, где можно было бы укрыться от солнца, ничего, кроме выжженной травы, которая приобретала желто-коричневый цвет еще до конца мая. Этот климат уже давно окрасил местность в серые тона. Даже люди, попадавшиеся им в деревнях и на дороге, были под стать местности. В Хелстоне, откуда она начала свое путешествие, все ей казалось знакомым. Так много милых сердцу воспоминаний детства было связанно с Хелстоном! Их еженедельные поездки с отцом на рынок в те безвозвратно ушедшие дни. А когда отца не стало, с какой стойкостью мать заняла его место. И снова они ездили на рынок, летом и зимой, с курами, которых выращивали сами, с яичками и маслом, упакованными в задней части телеги. Мэри, бывало, сидела рядом с матерью, держа на коленях корзину почти такой же величины, как она сама, а ручка корзины доходила ей почти до подбородка. Люди в Хелстоне были дружелюбны; Йелланов в городе знали и уважали; уважали вдову за ее тяжелый труд после смерти мужа; в городе немного было женщин, которые жили одиноко, как она, с ребенком на руках, да еще и фермой, требовавшей постоянных забот. А ведь она и мысли не допускала о вторичном замужестве. В Мананкане был один фермер, он с радостью сделал бы ей предложение, и еще один в Гвикс, вверх по реке, но они по глазам ее понимали, что она не пойдет ни за одного из них, так как душой и телом принадлежит тому, которого уж больше нет. В конечном счете тяжелая работа на ферме ее доконала, она никогда не щадила себя. И хотя ее энергии хватило на семнадцать лет жизни без мужа, последнего испытания она не смогла выдержать, мужество покинуло ее.

Постепенно запас ее жизненных сил иссяк, и времена наступили тяжелые, — так говорили в Хелстоне, — и цены упали катастрофически, и негде было взять денег. В северной части страны было то же самое. Скоро на фермы должен был придти голод. Затем землю поразило какое-то заболевание и убило весь скот в районе Хелфорда. Никто не знал, что это за болезнь, чем ее лечить. Эта болезнь поразила все вокруг, как убивают все живое заморозки в разгар весны. Беда пришла с новолунием и затем отступила, не оставив за собой иного следа, кроме уничтоженных растений и животных. Для Мэри и ее матери это было очень тяжелое время. Одна за другой умирали их куры и утки, которых они выращивали с такой заботой; теленок пал прямо на лугу, где он пасся. Но самой тяжелой утратой была смерть их старой кобылы, служившей им верой и правдой двадцать лет. На ней Мэри впервые начала учиться ездить верхом, когда была еще совсем ребенком. Их любимица пала в конюшне утром, уткнувшись своей преданной мордой в колени Мэри; для нее в саду выкопали яму под яблоней и похоронили. И только тогда девушка поняла, что их лошадка уже никогда не повезет своих хозяев ни в Хелстон в базарный день, ни в Хелфорд… Мать, повернувшись к Мэри, сказала:

— Знаешь, Мэри, у меня такое чувство, что какая-то часть меня самой сошла в могилу вместе с Нэлл. Я не знаю, что это, может быть, голос судьбы, но чувствую такую страшную усталость… я не могу больше жить…

Она вернулась в дом и белая, как полотно, села в кухне. Мать за этот день постарела лет на десять. Когда Мэри предложила позвать врача, она безучастно пожала плечами.

— Слишком поздно, дитя мое. Это нужно было делать семнадцать лет тому назад.

И она беззвучно заплакала. Она, чьих слез Мэри никогда не видела.

Мэри пошла за старым доктором, он жил в Моганс и когда-то принял ее на этот свет. Сидя в повозке, направляясь к больной, он сказал:

— Знаешь, Мэри, твоя мать не щадила ни своей души, ни своего тела с того дня, как умер твой отец, теперь она сломлена. Мне это не нравится. Это случилась не в добрый час.

Они ехали по извилистой дороге к дому на краю деревни. У ворот их встретила соседка, по ее лицу было видно, что она вышла с дурной вестью.

— Твоей матери стало хуже, — закричала женщина. — Она сейчас вышла из дому, как призрак, с безумным взглядом, ее всю трясло, и она упала прямо на дороге. Ленсоиз Хоблин подбежал к ней и Рилли Сэрли, они унесли ее в дом, бедняжку. Говорят, что она не открывает глаз.

Доктор решительно оттеснил любопытную толпу от двери. Вместе с Сэрли они перенесли неподвижное тело наверх в спальню.

— Это удар, — сказал доктор, — но она дышит. Пульс ровный. Этого я как раз и боялся, что она свалится внезапно. Почему это случилось именно сейчас, после стольких лет, известно только Богу и ей самой. Тебе, Мэри, теперь придется доказать, что ты унаследовала от своих родителей их мужество и стойкость. Ты единственная, кто может вынести на себе все тяготы ее болезни.

Шесть долгих месяцев, а может быть, и дольше Мэри ухаживала за матерью в этой ее первой и последней болезни. Но та не хотела бороться за свою жизнь, несмотря на всю заботу, которую ей оказывали Мэри и доктор.

Казалось, что она с нетерпением ждет освобождения и молится тайно, чтобы оно пришло как можно скорее. Она говорила Мэри:

— Я не хочу, чтобы твоя жизнь была столь же тяжелой борьбой, как моя. Это калечит и тело, и душу. Тебя ничто не будет удерживать в Хелфорде после моей смерти, поэтому лучше переехать к твоей тетушке Пейшенс в Бодмин.

Мэри пыталась уверить мать, что та не умрет, но это было бесполезно. Она уже сама назначила себе исход, и бороться с ней было невозможно.

— У меня нет никакого желания покидать ферму, мама, — говорила Мэри. — Я здесь родилась, и мой отец здесь родился, и ты тоже родом из Хелфорда. Это то место, где Йелланы должны жить. Я не боюсь бедности, не боюсь, что ферма может разориться. Ты ведь работала на ней одна семнадцать лет, почему бы мне не сделать то же самое? Я сильная и умею делать мужскую работу, ты это знаешь.

— Нет, это жизнь не для девушки, — настаивала мать. — Я занималась фермой все эти годы ради памяти об отце и для тебя. Когда женщина работает ради кого-то, она чувствует себя нужной, это даст ей силы и успокаивает. Но когда ты работаешь для себя одной, это совсем другое дело. Ты не вкладываешь душу в эту работу.

— Что я буду делать в городе? — протестовала Мэри. — Я никогда не знала другой жизни, кроме этой, у реки, и я не хочу другой жизни. Хелстон заменяет мне город. Мне лучше здесь, у нас еще есть несколько курочек и какие-то овощи в огороде, и старая наша свинка, да и лодчонка на реке. А чем я буду заниматься в Бодминс у моей тети Пейшенс?

— Девушка не может жить одна, Мэри, если она не хочет свихнуться или ступить на дурную дорогу. Обычно кончается либо тем, либо другим. Ты разве забыла бедняжку Сью? Помнишь, как она в полнолуние бродила по церковному двору и звала своего возлюбленного, которого у нее никогда не было? А еще до твоего рождения я знала одну служанку, которая осталась сиротой в шестнадцать лет. Она сбежала в Фолмут и проводила время с матросами. Я не смогу спокойно лежать в могиле, и твой отец тоже, если мы не убережем тебя от несчастий. Вот увидишь, тебе понравится твоя тетушка Пейшенс; она всегда была заводилой в играх, она такая веселая, хохотушка… и очень добрая. Помнишь, как она гостила у нас двенадцать лет тому назад? У нее было столько лент на шляпке и шелковая нижняя юбка. В Трелоуаррен был один парень, он в нее влюбился, но Пейшенс считала, что он ей не пара.