Врата Атлантиды - Андрей Николаев

Вернувшись к кровати, Корсаков скомкал балдахин и зашвырнул его в угол. Видимо, под утро он спал беспокойно, и ткань упала на него, добавляя в кошмары недостаток воздуха. Сколько раз он просил Анюту снять эту хрень, так нет, ей хотелось экзотики. Но теперь все, баста. Он подергал столбики, поддерживающие балдахин над кроватью. Столбики держались крепко. Ладно, решил Корсаков, это можно и потом сломать.

Шлепая босыми ногами по чисто вымытым доскам пола, он прошел к столу. Под трехсвечевым подсвечником лежал листок бумаги. Корсаков прочел записку и пожал плечами: Анюта писала, что поехала за антикварным креслом, которое ей предложили накануне, а чтобы сделать Игорю сюрприз, ушла из дома пораньше, пока он «нахально дрых, не обращая внимания на тоскующую рядом женщину».

Они перебрались в этот особняк, половину которого занимал антикварный магазин, месяц назад, после того как сгорел дом, в котором Корсаков жил и работал последний год. События описаны в романе «Черное таро». За этот месяц Анюта натащила в дом всякой ненужной, по мнению Корсакова, дребедени. Александр Александрович, ее отец, не ограничивал дочь в расходах, и теперь две комнаты на втором этаже особняка, в котором они поселились, представляли собой помесь лавки старьевщика с магазином бытовой техники. В большой комнате (она же холл, она же кухня, а также столовая) появилась электрическая плита, холодильник, посудомоечная машина, обеденный стол конца девятнадцатого века и скрипучие венские стулья. Хрустальная люстра, в которой не хватало половины подвесок, нависала над столом, бросая по финским обоям радужные блики. По стенам Анюта развесила картины Игоря, которые не сгорели при пожаре. Картин было немного — уцелело только то, что он в свое время продал коллекционерам. Анюта, вернее ее папаша, картины выкупил и вернул Корсакову. Отношения с родителем девушки у Игоря так и не наладились, но Александр Александрович, видимо, в надежде, что «дщерь неразумная» опомнится и выберет себе более подходящую, чем полузабытый художник, партию, вел себя вполне прилично. Во всяком случае с Корсаковым здоровался и даже заказал ему картину — собственный портрет на фоне Кремлевских стен.

Корсаков подтянул трусы, разрисованные веселыми розовыми мышами (подарок любимой Анюты), вышел в холл, достал из холодильника сок, налил в стакан и не спеша выпил. Вчера он допоздна сидел на своем месте на Арбате, в «кабацком треугольнике», названном так по аналогии с «бермудским», — между ресторанами «Прага», «Арбатские ворота» и «Русь». Клиентов хватало — была пятница, и теплая погода позволяла народу бродить среди достопримечательностей столицы и тратить деньги, покупая ненужные вещи. В чем, собственно, Корсаков людям и помогал, по мере своих сил. Целый день он рисовал карандашные портреты провинциалов и иностранцев, а под вечер даже продал пожилой паре из Австрии картину с видом зимнего Арбата. Видно, австрийцам, утомившимся ходить по пышущей жаром мостовой, захотелось прохлады, хотя бы в нарисованном виде. Пожилой мужчина в тирольской шляпе с пером, ярко зеленых шортах и гавайской рубашке, листая немецко-русский разговорник, пытался выспросить у Корсакова цену красок, ушедших на картину, а также стоимость холста и рамы. Игорь делал вид, что не понимает, оглаживал картину нежными движениями «скупого рыцаря» и твердил, что картина просто «вундербар», «вундершен» и ва-аще «даст ист фантастиш»! При этом он не забывал строить глазки супруге австрийца — гренадерского роста дамочке в смелом полупрозрачном топике без лифчика, цыганской юбке до пят и с вытянутой лошадиной физиономией. В конце концов усилия Корсакова увенчались успехом, и дама, по-матерински улыбнувшись Игорю, что-то резко сказала мужу. Австриец, вздыхая, отсчитал двести пятьдесят баксов. Корсаков быстро упаковал картину, передал ее новым владельцам и приподнял в знак признательности свой неизменный «стетсон». Удаляясь в сторону метро, дама выбрала момент, чтобы, обернувшись, шаловливо помахать Игорю пальчиками, напоминавшими длиной и формой вязальные спицы. Корсаков сорвал шляпу и, прижав руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.

Когда австрийцы затерялись в толпе, он быстро собрал этюдник, сложил мольберт, однако уйти не удалось — коллеги решительно потребовали обмыть сделку. В результате, Корсаков притащился домой, в особняк, в третьем часу ночи, на бровях и, игнорируя домогательства Анюты, чмокнул ее в нос и упал на кровать. Он еще слышал, как она возмущенно фыркнула, и провалился в тяжелый сон, обернувшийся под утро кошмаром…

Допив сок, Игорь прошел в ванную комнату. Две недели, после въезда в новое жилище, рабочие восстанавливали канализацию и водопровод, под присмотром Анюты ставили все удобства, какие положены в современной квартире: эргономичный унитаз, биде, душ и даже джакузи, о которой Корсаков мечтал с тех пор, как побывал у Анюты дома, в Митино. Ванная сверкала зеркалами и никелем и производила на знакомых Игоря неизгладимое впечатление, что было и понятно — знакомые, в основном, ютились в выселенных домах, затерявшихся в Арбатских переулках и такие удобства видели разве что в кино.

Анюта вообще взялась за обустройство квартиры с присущей ей энергией, хотя и без особой выдумки: в спальне, помимо кровати с балдахином, стояла теперь стереосистема, подавлявшая своими размерами, половину одной стены занимал плазменный телевизор. Игорь с трудом отвоевал место возле окна для мольберта. Окно должны были сделать на днях — поставить тройной стеклопакет, а пока Анюта закрыла его фанерой.

— Пусть в спальне будет интимный полумрак, — сообщила она.

— Мне нужен дневной свет для работы, — возразил Корсаков, — и потом, при свете трахаться гораздо интереснее. Лет двадцать, по крайней мере, мне не надоест смотреть на тебя.

— А потом? — Анюта подбоченилась, с вызовом глядя на него.

— Зависит только от тебя: поменьше пива, картошки, сладкого, и ты прекрасно сохранишься для истории. И для меня тоже, кстати.

Однако фанеру на окне пришлось оставить, правда, днем Корсаков ее снимал, но после сегодняшней ночи решил твердо: пусть за окном хоть дождь, хоть град, а воздух будет свежий, насколько это возможно в центре Москвы.

Еще когда только Анюта взялась обустраивать их гнездышко, Игорь заметил ей, что сколько барахла не принеси, когда придут выселять, все выкинут, а скорее, даже не выкинут, а растащат. Анюта, усмехнувшись, успокоила, заявив, что Сань-Сань, как она называла отца, выкупил половину особняка у прежних владельцев. Половину Кипра выкупил, а теперь за Москву взялся, с некоторой гордостью за родителя, сказала она. При случае Игорь решил поинтересоваться, как Александр Александрович связался с владельцами, поскольку помнил, что особняк принадлежал организации, которой он передал колоду карт таро Бафомета и продал свои картины из цикла «Руны и тела» См. роман «Черное таро»… За картины, кстати, заплатили очень прилично. Пожалуй, таких денег Игорь не получал ни за одну свою работу даже в лучшие времена. Как раз хватило, чтобы отдать деньги Пашке Воскобойникову за разбитую месяц назад «Ниву» См. там же…