Согласно купленным билетам - Крис Хендерсон

— Что стряслось, Линда?

— Джимми ушел.

— И поэтому ты меня вызвала?

— Ушел и до сих пор не вернулся. — Линда поскребла свое мясистое бедро, обложенное наползавшими из-под шортов валиками жира. Не знаю, зачем она вырядилась в шорты — было довольно прохладно. Ну да, Бог с ними.

— В субботу вечером он уехал по делу, — пояснила она. — И до сих пор не вернулся.

После нескольких наводящих вопросов картина стала мне ясна. В субботу вечером Тиббс по чьему-то поручению уехал на мотоцикле, пообещав к полуночи быть дома. Какого рода было поручение, кто его дал, Линда не знала, но теперь припомнила, будто Тиббс говорил что-то о «Большой Долине», местном ресторанчике быстрого обслуживания.

Я сказал, что постараюсь все выяснить, и двинулся к машине. Улыбнувшись, она сморщила пухлую левую щечку, что должно было означать подмигиванье, и сказала, что всегда мне рада и что ей очень одиноко, потому что Тиббс беспрерывно мотается взад-вперед по своим скучным делам. Затем из объемистого резервуара был исторгнут смешок — предполагалось, что звонкий и девически-невинный, — нисколько не согревший холодный воздух вокруг нас. Я поблагодарил ее самым нейтральным тоном и уехал. Играть на чьих бы то ни было чувствах я был не расположен.

Я катил по направлению к «Большой Долине» и думал о Тиббсе. Подобные исчезновения были ему вроде несвойственны. Наверно, крутится по городу, показывая на своем мотоцикле разные трюки и штуки. Лишь бы не работать. Говорили, что когда-нибудь он сломает себе шею. Мнение это ошибочно. Если уж он дожил до тридцати, то и в дальнейшем с ним ничего не случится. По крайней мере, я на это надеюсь.

Минут через двадцать я вместе с толпой голодных посетителей, предпочитающих ранние обеды, входил в «Долину». Управляющий, заметив меня, приветственно взмахнул салатницей, потом бросил в рот несколько листиков какой-то зелени и, жуя, осведомился:

— Хей-хей, Хейджи! Как делишки!

— Ничего, спасибо. Я смотрю, нет ли тут...

— Кого?

— Тиббса.

Я наблюдал за его лицом. Ничего на нем не отразилось, кроме того, что имя это ему известно. Ко лбу у него прилипли ошметки латука.

— Тиббса? Я его не видел с... м-м-м... С субботы. А что? Стряслось чего-нибудь?

— Пока не знаю, Лу. Вряд ли. Но Линда беспокоится: пошел третий день, как он исчез.

— Ого-го! Загулял. Но, я думаю, она должна ему спасибо сказать. — Он подхватил еще щепоть салата, бросил его в рот и стал жевать. — Ну, а тебе чем услужить? Стейк? Или еще что-нибудь?

Я добросовестно задумался над этим предложением, но, хотя за трое суток, кроме пакетика чипсов и порции вяленого мяса у меня во рту ничего не было, отклонил его. Линдины заигрыванья, Спенсеровы таблетки и чад от горящего жира и крови, стоявший в этой харчевне, соединенными усилиями отбили у меня аппетит. За эти трое суток я просто забыл, как испытывают голод.

— Нет, пожалуй. Может быть, попозже. Мне надо ехать. А ты случайно не знаешь, куда отсюда направился Тиббс в субботу?

— Знаю, конечно. Я послал его к Хемфри.

Я поблагодарил и вышел наружу, решив не информировать Лу о том, что к свитеру его прилипли кусочки яичницы с беконом. Сами отвалятся.

Я шел к автомобилю и почему-то не мерз, хотя на улице было весьма свежо. Наверно, таблетка и на это оказывала действие. И на том спасибо: в ноябре вечера в Питтсбурге и без того противны. Я отпер дверь, уселся, включил зажигание и поехал к Хемфри.

Его зовут Эверетт. Он снабжает мясом всю округу. Ходят слухи, что — не только мясом, но нечто подобное слышал я и про Тиббса, и про Лу, и еще про добрую половину моих знакомых. Большие города в смысле сплетен ничем не уступают маленьким. У первого же автомата я притормозил, позвонил в контору и доложил Спенсеру, где нахожусь, куда еду и кого ищу.

— Можешь не трудиться.

— Почему?

— Тиббс звонил сюда. Добивался тебя. Просил передать, если ты объявишься, что едет в «Топ-Доллар» и будет тебя там ждать до упора. Ты где? — Я повторил. — Ну, а Тиббс на другом конце города. Так что не он тебя, а ты его будешь ждать.

С тем я и отправился в «Топ-Доллар» — единственный пристойный бар в этом районе и к тому же — излюбленное место Тиббса. Полагаю, любовь эта объясняется расстоянием от его дома: пусть-ка Линда попробует выковырять его оттуда! Миновав железнодорожный переезд; отсекавший бар от остального Питтсбурга, я загнал машину в проулок и вошел в заведение. Стоило мне только появиться на пороге, как бармен потянулся за «Джилби». Но я жестом показал — не надо, мол. Жажда меня не томила.

— Ничего не будешь пить, Джек?

— Нет, Пит, спасибо. Я Тиббса ищу. Был он у вас сегодня?

— Сегодня не было. Но на днях он тут чего-то крутился.

— А зачем, не знаешь?

Пит лег грудью на стойку, так что голова его оказалась в непосредственной близости от моей, и таинственно-зловеще зашептал:

— Знаешь, Джек, сдается мне, Тиббс вляпался во что-то нехорошее.

Когда же я спросил, куда или во что могло вляпаться такое рыхлое, вялое, пугливое существо, как Тиббс, бармен издал целую серию многозначительных, но нечленораздельных звуков и только после этого заговорил по делу:

— Знаешь, Джек, сдается мне, Тиббс занялся сбытом краденого. Из того, что он тут болтал в последний раз, я понял, он оборачивает ходкий товар — часы, телевизоры, компьютеры там всякие. То, что раскупается мгновенно. Он закидывал удочку насчет того, не согласятся ли мои парни-официанты толкануть все это дальше.

Я собирался было расспросить Пита поподробнее, но тут какой-то алчущий воззвал к нему с другого конца стойки. В ожидании его возвращения я стал прокручивать в голове полученные сведения. Мне казалось, Тиббс должен был бы знать меня лучше. Покрывать его или хотя бы смотреть на эти проказы сквозь пальцы я не собирался. Я в такие игры не играю — интеллект не позволяет. Парень я простой, придерживаюсь правил — по крайней мере, на каждую конкретную партию. Кроме того, в Питсбурге и без меня хватает полицейских «в доле». Лишних им не надо.

Может быть, Пит все не так понял? Может, речь идет вовсе не о самом Тиббсе, а о ком-то из его дружков, которого надо отмазать? Что ж, это нам не впервой. Только я собирался изложить бармену свои умозаключения, как грохнуло так, словно мир раскололся пополам.

Все обернулись к дверям. Оттуда, снаружи, нарастая с каждой секундой, доносился душераздирающий скрежет и визг тормозных башмаков, прорезавший грохот. Я был на улице еще до того, как смолк ужасающий вопль, и при виде открывшейся мне картины едва сдержал рвотный спазм. Тиббс, его мотоцикл и товарный состав решили сыграть в пятнашки. Проиграл Тиббс.

На подгибающихся ногах я подбежал к тому месту, где он лежал — вернее не он, а большая его часть — склонился над ним и подхватил на руки бесформенную груду окровавленного мяса и тряпья. В полумиле догорали обломки взорвавшегося мотоцикла, освещая яркими языками пламени темные колеса вагонов.

Тиббс открыл рот, но вместо слов с губ его сорвался лишь фонтан крови и еще чего-то черного. «Вызовите „скорую“!» — крикнул я в толпу зевак, немедленно образовавшуюся вокруг нас. «Сейчас», — ответил мне кто-то, а кто — я не знал. Да и не все ли равно? Я ведь не обращался к кому-то определенному.

Когда подкатил фургон, я все еще держал Тиббса на руках. Он умер еще до того, как доброхот, отправившийся звонить, вынул из кармана монетку. Даже Тиббс не заслуживал такой участи. Что-то тут пошло наперекос. Может быть, если бы я соображал попроворней, метров двадцать железнодорожной колеи не были бы покрыты кровью и лохмотьями человеческого тела. Я смотрел, как санитары грузят в фургон труп, уложив его не на носилки, а в резиновый мешок. Молодцы ребята, подумал я. Черт с ними. Повернулся и побрел прочь. Вот сейчас предложение бармена Лу пришлось бы кстати.

Не знаю, кого служителям морга хотелось видеть меньше — меня или Тиббса, тем более, что текло с нас обоих ручьями.

— Джеки, — сказал мне санитар, — ты бы подстелил под себя клееночку, а то ведь мы все тут всплывем скоро.

Я промолчал. Хватит с него того, что именно ему пришлось собирать тело Тиббса по кусочкам: тут у кого хочешь настроение испортится. Я покорно стал на коврик, мгновенно залив виниловую поверхность кровью.

— Что при нем нашли? — спросил я. В ответ мне протянули пластмассовую коробку, захватанную грязными пальцами.

— А почему ты спрашиваешь?

— Сам не знаю, — сказал я. — Не нравится мне все это почему-то. Конечно, Тиббс гонял как безумный...

— Кто?

— Тиббс, — окрысился я. — Тот, в кого вы сейчас запустили руки по локоть.

У меня не было права сердиться. Плевать! Снадобье Спенсера уже перестало оказывать на меня действие. Я почувствовал вдруг, что очень устал: жизнь разламывалась на куски, как подтаявшие весной сосульки. Я не владел собой и не контролировал то, что происходило вокруг меня. Однако надо было что-то делать и начать, очевидно, с Тиббса. Потому я и придвинул к себе его пожитки.