Синдром тотальной аллергии - Сергей Шведов

Хорошенькое дельце! Вот так с ходу меня и носом в лужу ткнули, как нашкодившего щенка. Понятно, я крепко вляпался. Случись что, никто меня отсюда живым не выпустит. Теперь держи ухо востро да только не зевай. Но я достаточно хорошо вооружён и тренирован, чтобы продать свою жизнь задёшево, поэтому сделал вид, что ничуть не испугался.

— Я без оружия, — снова протянул я к нему раскрытые ладони.

— Сказал же, держись от меня подальше! — отпрянул от меня этот лешак с удивительным для его лет проворством. — У нас тут к чужим не привыкли. Гостей не ждём. Из области?

— Я иностранец, из Москвы. Меня зовут…

— Обойдёмся без имён. Нас только двое, некого из толпы выделять.

— А как же мне тебя величать, дед?

— Окликай меня — «эй, ты! Как тебя там?». В командировке, что ли?

— В отпуске. Могу предъявить официальные документы и визу.

— Никому твоя бумажка не нужна.

— У меня не бумажка, а чипированная карточка специалиста в деловой поездке.

— Таких документов ни у кого из здешних обитателей отродясь не бывало. Ты по чью душу сюда?

— По рыбе и зверью. Порыбачить и поохотиться в отпуске.

Дед крайне недоверчиво скосился на меня:

— Подзаработать деньгу?

— Нет. Только для собственного удовольствия.

— Охоться, лишь бы не на людей. Транспорт-то военный? — весьма и весьма подозрительно кивнул он на мою машину.

— Военный.

— Почему без номеров?

— Это не серийный экземпляр.

— Спецзаказ для спецслужб?

— Вовсе нет. Последняя разработка нашей шаражки. Последняя в смысле не новейшая, а конечная, закрывающая тему. Сразу после этой модели конструкторское бюро обанкротили.

— Кто?

— Банки, кто ж ещё.

— Для разведки твоя техника в самый раз. Кто производит?

— У нас — никто. Этот опытный образец я со свалки увёл. Лицензию нас заставили продать Израилю для иудейского воинства в пустыни.

— Для пустыни-то она и в самый раз. Дорого?

— За пол-лимона долларов, кажется.

— Чего ж так дёшево прошибли?

— Власти не прописали нашу разработку в бюджет строкой оборонного заказа, а конструкторскому бюро нечем было людям зарплату давать. Вот и продали экспериментальный завод с потрохами за бугор за ничтожные копейки.

— Ну-ну, как же иначе… Теперь вы всё чужое оружие закупаете, как папуасы кремниевые ружья… Ладно, заводи свою тарахтелку и катись за мной, только держись на расстоянии да с подветренной стороны, чтобы духу твоего на меня не несло.

Я спускался за ним на низшей передаче почти без шума.

— Наводку-то как дали? — обернулся он и хитро прищурился на меня.

— Не понял?

— Ну, может, по спутниковой навигационной системе сюда навели. Наверное, ваш маячок тут у нас в кустах на спутник помаргивает?

— Нет у меня никакого GPS-трекера.

— Понимаю. Дорогу-то, конечно, просто показали — набросали на карте?

— Сам отыскал.

— Ну ты и лихой везунчик! Ладно, приехал так приехал. Пусть ты будешь первый, надеюсь, и последний незваный гость.

Ничего себе восточное гостеприимство! Так тебе в лоб и сказали, что ты никому уже дороги сюда не покажешь, потому что живым отсюда не выберешься. Спасибо за откровенность на добром слове! Надо думать, тут затихарилась подальше от властей целая банда уголовных личностей без определённого места жительства и занятий, нравственных устоев да и, пожалуй, безо всяких комплексов. За вторжение в свой тайный притон такие убивают на месте без зазрения совести. Свидетели в таком деле не нужны.

— Ночевать будешь отдельно от меня. Видишь там внизу развалюшку? Она твоя на весь твой отпуск. К себе на ночлег не приглашаю. Вместе нам никак нельзя. Так что не обижайся на старика.

Глава 2

Врытый в землю шалаш под крышей из камыша невесело смотрелся в зеркало озёрного заливчика. В этой открытой любому прицелу низинке, которая легко простреливалась с окружавших её каменистых высоток, он был виден как на ладони. Надёжная ловушка для лоха, лучше не придумать. Такую халупу прошьёшь насквозь даже пистолетной пулей, а если ты и сумеешь вырваться из-под крыши, двух шагов по открытому пространству не сделаешь — уложат с первого выстрела.

— Сколько с меня за неделю проживания? — спросил я, чтобы сбить старика с толку. Потому что завтра же ноги моей тут не будет.

— Доброе дело денег не просит. Дверь на ночь запирай покрепче.

— А кому у вас тут воровать? — насторожился я.

— Найдутся воришки. Для начала без сахара оставят, потом без сухарей. Такой плотности мелкого и крупного зверья и в тропиках не встретишь.

— Костёр разводить можно?

— Там кизяка под навесом — и в штабелях, и навалом — бери сколько хочешь. И хворосту на растопку на три года вперёд бойцы припасли. Внутри хаты бочка врыта в землю, не споткнись. Она с мочёными сурками. Ондатры и нутрии тоже попадаются. Те ещё вкусней. Хочешь вари, хочешь просто так ешь от пуза. Можно и не вымачивать. У них мясцо сладкое, всю соль перебьёт. Чистая вода вон в той лужице — там ключик сочится. Рыбу сушить для дома будешь?

— Неплохо бы самый чуток захватить на пиво.

— Брось дурную затею. Перед отъездом сходишь за вяленой рыбкой к местным. Вон видишь, балык у них под навесом сушится? Вкуснее не бывает.

— Дорого берут? А то я соль с собой захватил. Лучше сам засолю.

— Тебе так не приготовить, они уже руку набили. Бери у них сколько влезет, но только денег не давай — обидятся, потому как закон гостеприимства не велит.

Видал я уже ваше гостеприимство, усмехнулся я тайком. Зачем денег за рыбу спрашивать, если все равно живым отсюда не выберешься. Всё моё добро твои бойцы-уркачи, дед, себе сами заберут. У мёртвых разрешения не спрашивают.

— Поужинаешь и сразу ложись. Завтра с самого ранья покажу тебе наши охотничьи угодья. Только держись от меня подальше, ещё раз напоминаю. Ко мне не прикасайся и мои вещи не трогай. Ну ладно, сладко спится на сырой землице — покойной ночи.

Шутник. Покойной ночи для будущего покойника? Я с неохотою забрался в эту хижину из плотно пригнанных жердей под камышовой крышей. Раздеваться и раскладывать продукты, охотничьи боеприпасы и рыболовные снасти не стал. Набил магазин карабина патронами, бросил его за спину, сунул упаковку патронов в карман и вышел с канистрой за водой к лужице у родничка.

Теперь понимаю, почему римляне звезды на небе именовали звучным словом «астра». Таких больших и махровых звёзд, как тут на небе, я нигде не видел. Просто настоящие белые астры на чернозёмной клумбе, такое вот тут небо. Ну ещё и лунища за моей спиной — вполнеба. Чёрная щебнистая земля тоже вся усыпана подрагивающими звездочками. Я уже встречал такой фокус, поэтому не удивился. На меня таращились с земли мохнатые пауки фаланги. Да ещё такой величины, что некоторых из них и блюдцем не накроешь. Лунный свет отражался в их глазах, порождая эти подрагивающие звёздочки.

Не послушался я старика, дверь прикрыть забыл, и вот, когда вернулся, вся моя халабуда гремела изнутри жестяным грохотом. Неслышно подошёл к двери и включил фонарь. Перепуганный зверёк солонгой застыл от удивления на моём рюкзаке.

— Кыш!

Жёлтая молния пробежала по стене и юркнула мимо меня из дверей. Эта изящная пустынная ласочка с перепугу оставила мне на память весьма заметную напоминалочку — мой белоснежный сахар-рафинад, до которого добрался-таки хвостатый воришка, стал жёлтым от его мочи, как кубинский сахар-сырец.

Я надёжно заперся изнутри на деревянный засов. Не без опаски испробовал мочёных сурков из бочки. Ничего, съедобно и даже вкусно. Только потом пить очень хочется. Отравиться я не боялся. Вряд ли бы кто стал бросать отраву в такую большую бочку — добра бы пожалели. Хотя кто его знает?

Больше меня никто за всю ночь не побеспокоил, кроме волчьего воя, лая псов и посвиста сурков и сусликов да стрёкота цикад. Мне показалось, я всю ночь напролёт продумывал план безопасного побега — как бы бескровней отделаться от старика, чтобы проехать назад мимо его домика незамеченным. Хотя куда там — в этой глухомани звук работающего двигателя за два километра услышишь, а тут ещё торчащие одиночные скалы резонаторами служат. На самом деле я тут же заснул на камышовой лежанке, едва моя голова коснулась подушки — мешка, набитого камышовым пухом.

Глава 3

Утром старик встретил меня без вчерашнего маскхалата, но новая одёжка моей симпатии к нему не прибавила, хотя была явно самодельной, а не армейского образца. На нём были потёртый корсачий малахай, штаны и рубаха из домотканной мешковины с самодельными костяными пуговицами. Сапоги из телячьей шкуры, точнее, болотные забродни — высокие до пояса, тоже явно пошил себе сам или же местный сапожник тачал. На поясе болтался широкий нож в мохнатых кожаных ножнах. На плече висел автомат Калашникова — не слишком диковинная штука в этой каменистой пустыне, где можно за тридцать лет ни разу не встретить участкового или хотя бы натолкнуться на полицейский патруль на машине.