Самолеты садились на льдину - Валентин Аккуратов

Только 20 мая, с первым хорошим прогнозом погоды, головная машина командир М. Водопьянов, второй пилот М. С. Бабушкин, штурман И. Т. Спирин, бортмеханик Ф. Бассейн, инженер Н. Морозов, бортрадист С. Иванов — с четырьмя папанинцами, кинооператором М. Трояновским и начальником экспедиции О. Ю. Шмидтом на борту стартовала к полюсу.

Через семь часов радиосвязь с ними прекратилась… Что с самолетом? Только через сутки Кренкель вышел в эфир и сообщил, что все в порядке, сели благополучно. Льдину выбрали в 40 км за полюсом. Связи не было, так как рация самолета вышла из строя. Пришлось ждать, пока Кренкель развернет свою. Через несколько дней мы «получили» от Кренкеля хорошую погоду и по решению командования стартовали остальные самолеты, в том числе и «запасной», поскольку весь груз основные самолеты поднять не смогли. Но так как наш СССР Н-169 не имел специального радиотехнического и радионавигационного оборудования, мы должны были идти в строю ведомыми флагмана.

Над Рудольфом висела низкая сплошная облачность с полосами периодически проходящего тумана, не позволявшего после взлета собраться самолетам вместе. Решили встретиться через 100–120 км в зоне луча радиомаяка, на границе ясного неба и облачности, откуда уже строем следовать к цели. На старт машины вытягивал мощный трактор. Первым пошел, как полагается, флагман, через 20 минут — второй самолет. Когда на старт стали выводить нашу машину, лопнул стальной буксирный трос. Только через 35 минут взлетели и мы, взяв курс в точку рандеву.

Четко звучали сигналы радиомаяка, уверенно, как по рельсам, мы шли на встречу с товарищами. Через 35 минут были в точке встречи. Ослепительно яркое солнце, холодная голубизна неба и дикий хаос льдов под нами. Но, увы, самолетов не было. Мы поняли, что они, экономя горючее, не смогли ждать нас и ушли на полюс. Наша машина не имела радиокомпаса — прибора, без которого в наше время не летает ни один лайнер даже над населенной местностью. Главная радиостанция могла работать только в полете, ибо питалась электроэнергией от «ветрянки», которую крутит поток встречного воздуха. Но мы понимали, что несем основной научный груз, глубинную лебедку, значительную часть продовольствия. Вернуться на остров Рудольфа значило сорвать экспедицию, да еще подтвердить злорадные прогнозы западной прессы и радио о том, что большевики затеяли безумное предприятие, что высадка на полюс невыполнима, что нас ждет провал и гибель.

Обсудив создавшееся положение, мы решили идти к полюсу. Там сесть, уточнить свои координаты и потом перелететь в лагерь Папанина. Вскоре мы подошли к полюсу и, найдя, как нам показалось, пригодную льдину, сели, предварительно сообщив в эфир, что все благополучно и при первой возможности отправимся к Папанину.

Но льдина оказалась настолько заторошенной, что десять суток мы пробивали дорожку для взлета. Трое суток не могли связаться по радио с лагерем, чтобы уточнить его координаты. Это была загадка: Диксон, находящийся в 1500 км, нас слышал, а лагерь нет. Тогда мы связались с папанинцами через Диксон. О. Ю. Шмидт сообщил: для разгрузки нашего самолета из лагеря вылетает Молоков. Он полетел, в ясный, солнечный день, но… после 30 минут полета встретил туман и вернулся.

За десять суток мы все же удлинили полосу и вскоре были в лагере Папанина. В районе полюса, также для уточнения координат, садился и самолет Алексеева. Опытные специалисты по льдам, они удачнее выбрали льдину и через сутки были в лагере. Все самолеты собрались у Папанина 5 июня. После митинга и подъема флага Родины, тепло попрощавшись с отважными папанинцами, мы вернулись на остров Рудольфа, где наш экипаж остался для обеспечения дрейфа станции.

В Москву нам удалось вернуться только через 13 месяцев.