Заоблачная. Я, ведьма. Сказка для больших девочек - Ульяна Гринь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И во всём этом базаре, как будто мне было мало, проснулась моя ведьма.
Это я её так называю. На самом деле это самое обычное ощущение предстоящей опасности, или надвигающейся неприятности. В животе включился крохотный, как крысёныш, буравчик, начал грызть внутренности своими острыми зубками, и я поморщилась. Теперь сиди, просчитывай все возможные гадости жизни, могущие приключиться в самое ближайшее время! Ни о каком расслабоне и речи быть не может. Блин, лучше бы я осталась в общаге пережёвывать обиду брошенной женщины…
Пальцы сами собой нашли амулет, затеребили гладкие бусинки, нанизанные на нитку. Это всегда успокаивало меня, притупляя страх перед будущим. И сейчас тёплые искорки закололи ладонь, наполнив тело лёгкостью, тишиной, умиротворением. Словно я неожиданно оказалась совсем одна и не в шумном зале, а в берёзовой роще поутру. Даже не знаю, откуда такое чувство могло возникнуть в моём сознании, в жизни не была в лесу на рассвете! Но факт – ведьма утихомирилась.
Агей неожиданно наклонился ко мне, и я отшатнулась, чисто рефлекторно, мало ли… Но он интересовался не мной и не моим целомудрием, а амулетом. Примечательный нос парня едва не коснулся деревянного кругляша с вырезанным кривым крестом и, по-моему, даже зашевелился. Я недовольно огрызнулась:
– Чего?
– Ничего, – буркнул Агей, сверля меня буравчиками карих глаз. Как будто ведьмы мне было мало!
Машка плюхнулась рядом, держа Алима за руку. Этого не отпустишь – тут же пойдёт чесать хвост обо всех встреченных девушек! Маруся у нас практичная мадама, её девиз «Всё своё вожу с собой!»
– Мы заказали коктейли для всех! – сообщила она, перекрывая молодецким криком громкую музыку. – А потом шампанское для девочек и водка для мальчиков!
– Маш, в живых хоть останемся? – проорала я ей на ухо. Маруся весело хрюкнула:
– Иди ты, Яцкевич! Один раз живём, расслабься!
– Не могу! Опять в животе крутит!
– Брось! Что с нами может случиться? Алимчик же здесь!
Вот гусыня! Алимчик ей весь белый свет застил! Я отвернулась от подружки и наткнулась на Агея.
Взгляд тёмных глаз пронзил меня насквозь, и я зачем-то принялась вспоминать, нет ли у меня в трусиках дырки. Была бы – он бы, наверное, и её заметил, словно сфотографировал снаружи и изнутри. Очень, знаете ли, неприятное ощущение! Я придвинулась ближе к Марусе, решив полностью игнорировать навязанного мне спутника. Чёрт возьми Алима, меня маньяки и чиканутые не привлекают!
Вечер шёл своим чередом, мы пили, пили, танцевали, опять пили… Машка обнималась с Алимом, и я с пьяной головы хихикала над гениальной мыслью, что он сейчас её высосет, как вампир, через губы. Индеец с цепкими глазами не делал никаких попыток к сближению, и это тихо радовало меня. Ещё немножко, и нас отвезут в общагу, можно будет свалиться без сознания на продавленный матрас, обнять подушку и впасть в кому…
Я даже не знала, насколько близка к истине!
Когда меня подняли с диванчика, крепко держа за талию, моя ведьма снова принялась трепыхаться внутри. Вот зараза, ну ни минуты покоя! Я попыталась слабо сопротивляться, но индеец был непреклонен. Меня вывели на улицу, заботливо пихнули в большую блестящую новым лаком машину и сунули в руки сумку. Краем сознания я поняла, что Машка сидит на переднем сиденье рядом с Алимом, а Агей около меня на заднем. Впрочем, мне было уже пофиг. Начни он приставать ко мне, я бы и не стала отбиваться. Но машина тронулась, и Агей спокойно сидел в своём углу. И то хорошо!
До общаги от клуба было четверть часа черепашьим бегом. Но ночью у моих сограждан обычно просыпалось желание куда-то ехать, у всех сразу и у каждого по отдельности. Поэтому мы продвигались медленно и уверенно мимо вжикающих по дороге иномарок. Грузовики тоже просыпались под вечер, как охотящиеся совы, натужно гудели моторами, обгоняя легковушки. Я, чувствуя дикую усталость, погрузилась в беспокойную дрёму, морщась от работающего внутри буравчика. Хоть бы уже приехать…
Приехать нам было не суждено. В один момент всё вокруг наполнилось протяжным тревожным рёвом сигналящей фуры, которую Алим, видимо, не заметил, и удар сотряс машину, бросив нас в разные стороны. Буквально за секунду до столкновения я сжалась в комок на сиденье, ощутив непреодолимое, необъятное желание защитить всех сидящих рядом. Серебристое свечение на миг окутало нас, заполнив машину, а потом удар, крики, сирены… И темнота.
В темноте я была одна. Она оказалась мягкой и пружинистой, как отвратительный столовский кисель, который отчего-то всегда получался у поварихи слишком сладким и слишком густым. Я плавала в этом киселе, покачиваясь на невидимых волнах, тревожно вглядываясь в окружающий меня чёрный мир. Не получалось пошевелиться, как я ни старалась, руки-ноги не слушались. Но я слышала голоса, звуки, кто-то кричал резко и отрывисто, кто-то плакал, причитая неразборчиво… Кто и что – я не понимала, но знала точно, что всё это важно. Важно для меня.
Иногда я переставала слышать. И тогда я скучала. В чёрном киселе было откровенно грустно плавать в полном одиночестве. Тогда я старательно представляла себе все знакомые лица. Машку, в основном. Девчонок из группы, учителей, воспитателей из интерната. Мне было немного страшно, а главное – непонятно, почему я болтаюсь в темноте. Неужели это и есть смерть? А где обещанные ангелы, свет в конце туннеля и встреча с Богом? Прямо даже обидно! Представляешь себе всякие разности, а потом оказывается, что всё фигня, и все врали!
Постепенно я начала понимать, о чём говорят вокруг меня. Редко, но метко, так сказать. Говорили две девушки. Одна жаловалась другой на своего парня. Другая флегматично отвечала дежурными утешениями. Всё время те же самые девушки. Те же самые разговоры. Я жадно впитывала их слова, чтобы хоть как-то развлечься, но в глубине души мне было плевать на девушку и её проблемы. Хотелось знать, что со мной, и как долго я буду ещё болтаться в проклятом чёрном киселе.
Однажды я услышала знакомый голос. Обрадовалась, как дурочка! Маруся тихо говорила что-то кому-то, не исключено, что даже со мной разговаривала. Я всё порывалась ответить ей, но ничего не получалось. Тогда я стала слушать.
Машка всхлипнула и объяснила в сторону:
– Не поверишь, я думала – вот сейчас как стукнет и всё! Капец! Ни крошки от нас не останется! А тут этот туман! Как будто меня укрыли в какой-то пузырь, даже удара почти не чувствовалось…
Сбоку ответили неразборчиво. Маруся обрадовалась:
– Ты тоже это видел, да? Значит, я не сумасшедшая?!
Парень рядом сказал уже отчётливей:
– Она укрыла… Защитой… Не думал, что такая сильная… Амулет…
– Но как же теперь? Она так и останется в коме? – и подружка снова всхлипнула, заливаясь слезами. – Нас спасла всех, ни у кого ни царапинки, а сама…
Так это я в коме! Во дела! Вот и погуляла в клубе! А Машка, небось, убивается, винит себя… Значит, никто в машине не пострадал, это уже хорошо. Только я… Вот, стало быть, каково это – оказаться в коме! Чёрный кисель, не дающий двигаться и затыкающий рот…
Я ощутила лёгкое касание, словно меня погладили по руке. Так захотелось ответить на этот ласковый жест, закричать, чтобы они поняли, что я их слышу, что я здесь, живая… Но не получилось. Кисель не давал, держа меня в заточении.
И тогда я заплакала. Зарыдала беззвучно от страха, что проведу вот таким недвижным овощем всю оставшуюся жизнь, от жалости к самой себе и к единственной подружке, которая навестила меня. Но даже слёзы не желали вырываться на свободу! Одна-единственная несчастная слезинка выползла из-под ресниц, скатываясь в темноту, и я услышала мой любимый, фирменный русалочий вопль Маруси:
– Она плачет! Смотри, она плачет!
Да, да! Машенька, родненькая, я плачу! Я тут, я тебя слышу! Ну же, помоги мне! Вытащи из кисельной тюрьмы!
Но всё закончилось так же быстро, как и началось. Голос уже знакомой мне девушки-санитарки, наверное, скучающе и буднично объяснил Машке, что это нормальный рефлекс, что я нахожусь в глубокой коме и ничего не вижу, не слышу и не чувствую. Вот дура! Ей ли знать! Я же в коме, а не она! Маруся снова разрыдалась, глухо, будто кому-то в плечо, а потом сказала прерывающимся голосом:
– А вон в фильме показывали…
– То филм, Машенка, золотко! А тут жизн!
Алим! И он тут! Вот уж не ожидала! Второй голос откликнулся задумчиво:
– Никогда не знаешь заранее, что произойдёт.
И я снова ощутила лёгкое поглаживание по руке, а потом услышала тихий шёпот:
– Не волнуйся, всё будет хорошо!
Голос был мне смутно знаком, но вот кому он принадлежал, я не знала. Довериться мне больше было некому, пришлось признать, что да, всё будет хорошо. Фиг знает, когда, но будет…
Потом я опять долго, очень долго плавала в чёрном киселе, повторяя про себя слова любимых песен «Супертрэмпа» и перемежая их описанием дурацкого толстовского дуба. Как идиотка, я умильно вспоминала Слоника и думала, что если выберусь из комы, вызубрю наизусть весь том «Войны и мира». Просто так, в качестве наказания за пренебрежение к жизни…
