Из каморки. Мистические рассказы и сказки - Арна Логард

– Да как-то с памятью сегодня не очень, – ответил Хант, потирая пальцами лоб.

– Ну, это поправимо, – снова засмеялся голос. – Есть один рецепт.

– И какой же? – поинтересовался он.

– Эх. Если бы все было так просто, я бы не сидел в шкафу, – загадочно ответил тот. – Всему свое время.

Скрип полностью утих. И Хант, выждав несколько минут, выглянул наружу. Под окном были четко видны следы мужских ботинок. Охотник огляделся по сторонам и закрыл окно. Потом, будто что-то заподозрив, резко повернул голову к камину и отступил назад – отцовских ботинок не было на месте. На несколько секунд замешкавшись, Хант принялся в очередной раз осматривать комнату, пересчитывать чучела животных, оружие и ножи. Отцовского «Зауэра» тоже не было!

Тело Ханта прошила дрожь. – Что происходит, мать твою?! – выругался он.

– Выпусти меня и узнаешь, – ответил голос.

– Да, иди ты! – махнул рукой охотник. – Может, ты опасней того, кто приходил?

– Может, ты опасен? Может, ты опасен? – перекривил его Сидящий в шкафу. – Уж точно, не опасней, чем ты.

– Я-то знаю, кто я, – недовольно буркнул Хант. – А вот ты кто?

– Выпусти меня и узнаешь, – повторил тот.

Ба-бах! Вдруг раздался на улице выстрел. Хант, распахнув окно и увидел, как вдали исчезает фигура охотника с ружьем за спиной.

– Эй! – закричал он ему вслед. Но силуэт скрылся в застывшем лесу. В дом снова ворвался морозный ветер. Скотольф забурчал и перелез поближе к камину.

– А ты знаешь, кто это был? – обратился он к шкафу. Но голос ничего не ответил. – Странный ты, – вздохнул Хант, – То тебе рот не заткнешь, то и слова не выпросишь. – Он снова подошел к камину, потрепал за ухом зверя и подкинул дров в огонь. Они заискрились, затрещали, зашипели, будто сопротивляясь своему уделу. А Хант вытер руки о камуфляжные штаны и уселся в кресло.

Мысли непрерывно терзали его голову. Его привычную смелость сменила растерянность. «Как зверь загнанный», – думал он, пытаясь понять, что происходит.

– Реально ли все это? – вырвалась из его рта мысль.

– А ты думаешь, это сон? – спросил голос.

– Не знаю. Такие длинные сны мне раньше не снились, – признался он. – Но, может, ты знаешь?

– Если я скажу – твой сон начнется заново, – пояснил Сидящий в шкафу. – Скоро все закончится само по себе.

– Что начнется? Что закончится? – в недоумении обернулся назад охотник, подошел к шкафу и потянулся к замку на двери… Как нечто гулко ударило в стену дома.

– Я так сойду с ума! – раздраженно выкрикнул он. И принялся тереть горячей рукой по расписанному ледяными узорами стеклу. Но ничего не смог увидеть и вздохнув, снова распахнул окно.

На снегу, прямо под окном лежала туша кабана, от которой в лес уходила красная дорога. Хант сполз на пол и закрыл ладонями лицо. Скотольф, учуяв кровь, нагло выскочил в окно и принялся терзать тело. Хант поднялся – но за окном уже никого не было. Даже кровавая тропа куда-то исчезла.

Его мозг закипал. Нервы были на пределе. Упершись рукой в стол, он еле удержал равновесие. Потом уже по выработавшейся привычке замотался по дому, проверяя все ли на месте. На этот раз исчезли его тулуп и двустволка, лежавшая у кресла. Хант уперся спиной в шкаф.

– Эй, не закрывай мне свет! – рассердился голос. – Эта замочная скважина – все что у меня есть!

Хант отошел в сторону. – Что ты хочешь увидеть? Мою смерть? – возмутился он.

– Смертью меня давно не удивишь, – ответил Сидящий в шкафу.

Ба-бах! Снова раздался на улице выстрел. За ним последовал еще один. Хант узнал звук своей двустволки.

– Какого черта! – запаниковал он. Где-то вдалеке раздался страшный рев. Точнее его эхо. Охотник выглянул в окно и увидел в глубине леса черную тучу, мчавшуюся к дому. Черно-красную тучу. На четырех лапах.

– Медведь! – крикнул он и впопыхах бросился за оружием к армейскому ящику. Распахнул окно, вогнал патрон в патронник, взвел курок и прицелился. Но обрез не выстелил. Хант швырнул его на пол.

Время шло на секунды. И охотник осознал, что его уже ничего не спасет.

Разве что – толстая, дубовая дверь шкафа.

Осколки стекла посыпались на пол, и раненый медведь залетел в дом. Но Хант уже повернул ключ в замке и нырнул в темноту.

Время будто замерло. Звуки утихли. И вдруг в кромешной темноте к нему начала возвращаться память.

– Ну, что? Полегчало с памятью? – послышалось в темноте.

Хант полез в карман и чиркнул зажигалкой. Красный хвостик света озарил пространство.

– Полегчало, – ответил он, направляя свет на противоположный угол… Перед ним стоял он сам. От неожиданности у Ханта перехватило дыхание.

– Не каждый день доводится увидеть самого себя, уж тем более в шкафу, – иронично произнес двойник.

– Ты – это я? – спросил он. – Как это возможно?

– Возможно. Только уже наоборот, – ответил Сидящий в шкафу и засмеялся.

Хант пожал плечами. – Как ты здесь оказался? – продолжал он задавать вопросы.

– Так же как, и ты. Медведь разорвал на охоте, – ответил сосед.

– Да… Я вспомнил, – грустно протянул охотник. – Берлога. Медведь. Выстрел. А потом…

– Вот-вот… – подхватил голос.

– А откуда взялся скотольф? – вдруг спросил Хант.

– Оттуда, откуда я, и медведь, и все остальное, – объяснил двойник.

И тут Хант услышал скрип кресла. Наклонившись, он заглянул в замочную скважину. В кресле сидел он и также чистил ружье. Охотник снова чиркнул зажигалкой – но соседа в шкафу больше не было.

– Эй, выпусти меня! – окликнул Хант самого себя.

– Кто тут? – вздрогнул охотник и обернулся на шкаф.

– Ну вот, опять, – отчаялся Хант и уселся на пол.

– Дай, дай, дай! – запопрошайничал скотольф.

Из каморки

Она сидела в уголке, обхватив колени руками, пытаясь дышать тихо-тихо, чтобы не быть услышанной. Темнота скрывала ее худенькое тельце, и ей казалось, что она плотная, как одеяло, и так же как оно способна согреть ее и спрятать от воображаемых страхов. В руках она держала небольшую шкатулку.

За дверью раздавались голоса, иногда она могла разобрать, о чем они говорят. Но, как правило, слышала лишь «бу-бу-бу» и «у-у-у». И представляла, что это два ветра встретились высоко-высоко в небе и рассказывают друг другу на понятном только им языке о том, как они крушили целые города, будто хвастаясь.

У нее тоже был свой язык. Только ей не было с кем на нем общаться, ведь она почти всегда была одна, здесь, в маленькой каморке большого страшного дома. Она бы тоже хотела быть сильной как ветер и разрушить стены, чтобы увидеть тот странный мир, о котором почти ничего не знает. Но она очень маленькая и слабая, и, наверное, ненастоящая.

«Шу-шу-шу», – слышала она, когда прикладывала шкатулку к уху. В ней тоже был заключен ветер, точнее его дух. Так ей казалось. И он тоже хотел вырваться на свободу. Но она не могла его отпустить, ибо знала, что он сметет все на своем пути.

Иногда ей казалось, что она существовала здесь всегда, что она родилась вместе с этим домом, пропахла его досками и штукатуркой, что внутри ее тоже есть гвозди, скрепляющие ее частички в единое целое.

Единственным ее живым другом была кошка. Изо дня в день она ждала, когда теплая мурлыка принесет ей кусок хлеба или что-то другое из этой непонятной человеческой еды. Хотя еда была ей не нужна, она просто не хотела расстраивать кошку.

Каждое утро мурлыка пролазила в щель между стеной и балкой, клала ей под ноги еду и садилась наблюдать. А она делала вид, что кушает, проглатывая только крошки, а остальное прятала за спиной. Потом когда кошка уходила, она перелазила в один из дальних уголков, заваленный хламом, и складывала еду в поржавевшую кастрюлю.

А еще она очень боялась, что ее кто-то увидит. Что скрипучая дверь откроется, на пол упадет длинный шлейф света, и она не успеет спрятаться. И когда страхи душили ее так сильно, что даже подслушанные странные магические слова «отче наш» не помогали, она забиралась в пыльную детскую кроватку и обнимала плюшевого мишку с оторванной лапой. Она жалела его больше, чем себя, ведь думала, что страх уже высосал из него хрупкую жизнь. И только обняв своего мертвого друга, она успокаивалась и почти засыпала.

Но спать она тоже боялась. Ведь в этом мире те, кто спят – видят сны. А там еще больше опасностей, чем в этом ставшем привычным укромном местечке. Задремать ненадолго она могла лишь тогда, когда кошка вылизывала свою блестящую шкурку и пела ей колыбельную: «мур-мур-мур», «мур-мур-мур». Кошка гипнотизировала ее страх, и тогда ей снился другой мир, с такими же, как она глазастыми маленькими существами. В нем было тихо-тихо, темно и спокойно. И, проснувшись, она смутно вспоминала, что попала сюда случайно и тогда тосковала по дому.

Иногда те, кто издают голоса, заходили в ее укрытие, шуршали, светили ярким лучом, что-то брали или ставили, и снова уходили. Тогда она забивалась в самый темный уголок, закрывала глаза, и замирала. Быть тихой и незаметной она тоже училась у кошки. А когда чужие уходили, она медленно подползала на коленках к новым вещам и трогала их пальчиками, нюхала и слушала, какие звуки они издают. И улыбалась.