Год вольфрама - Рауль Герра Гарридо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не двигайся, детка.
Голос стоявшего у обрыва:
— Эй, ты, шапку по кругу, да побыстрее. Мы тут не шутки пришли шутить.
Он вышел на дорогу, походка, жесты — все как в немом кино, так вот кто ото! Хенеро Кастиньейра, по прозвищу Чарлот, бежавший из тюрьмы в Фаберо, про этих беглых рассказывают страшные вещи, действительно, с ними шутить не приходится, подумал Элой и испугался, увидев, что Тибур, самый молодой в их группе, решил взбунтоваться.
— А вот это не хочешь? С какой стати я должен отдавать честно заработанные гроши? Я их не на дороге подобрал.
— Ну что ж, сами вынуждаете меня применить оружие.
Распахивает плащ и вытаскивает охотничье ружье с обрезанными стволами, ему и плащ-то понадобился, чтобы спрятать обрез, жара стояла невыносимая, за весь май ни капли дождя, даже на ветерок намека не было.
Тут сеньора Мария, самая старая в группе, никто точно не знает, сколько ей лет, хотя и работает не хуже молодых, сделала попытку поговорить с ними по-хорошему.
— Я понимаю, вам нужны деньги, времена тяжелые, ну а мы-то как? У всех семьи, дети, еще одну неделю поработаем на сборе вишни и все, до самой вендимии[2] ни копейки больше не получим, вам легче добыть деньги, может, мы вам соберем немного…
— Все!
— Но ведь нам платят гроши…
Десять песет за работу от зари до зари, обобрать все деревья в долине, вишню отправляли на консервный завод в Ледо, вишня в сахаре, вишня — богатство Бьерсо, лучше всего вишневая настойка, хватишь полстаканчика — и готов, только собирать вишню тяжело, да и то считай, что тебе повезло. Тут заговорил Хенаро, рука в кармане пиджака, у него там, конечно, пистолет, шестизарядный кольт, кто-то рассказывал, ну все как в кино.
— Сами виноваты, кретины, хозяева вас обирают, а вы молчите, требовать надо, пусть платят по справедливости.
Не те времена, чтобы требовать, благодарить надо, любил повторять Эрмеландо, мастер с консервного завода, единственный человек в Кадафреснасе, у которого есть постоянная работа, кто с ним захочет портить отношения, «вы ведь мне не станете подкладывать свинью», да и к чему бы это привело, если каждое утро выстраивается целая очередь безработных, вдруг кто-нибудь заболеет и не выйдет на работу, слабая надежда, совсем уж надо помирать, чтобы не встать с постели и не доползти до разделочного стола на фабрике.
— Не забирайте все, оставьте хоть что-нибудь…
— Кончен разговор, эй, ты, давай раскошеливайся.
Этот тип в плаще начал собирать деньги, он уже запихивал в карман вторую тощую пачку засаленных мятых бумажек, как вдруг раздался властный окрик:
— Стой! Именем закона!
— Мать вашу… Смываемся!
Поднялся переполох, загремели выстрелы, крики людей заглушили чириканье воробьев, а запах пороха — аромат свежескошенной травы. Завязалась перестрелка, события стали разворачиваться с такой быстротой, что восстановить их потом не было никакой возможности, если бы, скажем, кто-нибудь поставил перед собой такую задачу. Один из бандитов рухнул, второй, с пистолетом, начал отстреливаться, сеньора Мария упала как подкошенная, молодчики в очередной раз уносили ноги от правосудия, бежали как косули. Тибура распирало от злости, он бросил первый камень, все последовали его примеру, у бандитов была только одна задача — не попасть в руки патруля, сержант и трое рядовых, которые внезапно появились на склоне горы, поросшей густым кустарником, они неслись вниз по склону, прыгая как зайцы с камня на камень, скользя по траве, так они добежали до поворота, где Элой стоял подобно соляному столбу — Селия воспользовалась замешательством и убежала по проселочной дороге к себе в Беарис, — злость, подогреваемая запоздалым стыдом за трусость, ослепила его, кулак с зажатым камнем взметнулся сам по себе, помимо его воли, теперь он тоже будет довольствоваться воспоминаниями, «она уже совсем была готова», и он швырнул камень, что-что, а камни за тридцать лет жизни он научился бросать, его камень оказался самым метким, прямо в голову, разбойник упал как подкошенный, потом дернулся, перевернулся и уткнулся лицом в ручей, как будто очень пить хотел, вода сразу окрасилась в розовый цвет, Элой точно знал, что это был его камень, с такого расстояния он не мазал, и все-таки предпочел не вносить ясности в этот вопрос, пусть гадают, «кто это попал? чей камень?», другой бандит был мертв, шальная нуля попала прямо в сердце, женщины обступили сеньору Марию, дробь угодила ей в бедро, кровь так и хлестала.
— Жива, жива! Как вы себя чувствуете, сеньора?
— Видишь, снова месячные появились, — нашла в себе силы пошутить Мария, — и на старуху бывает проруха.
— А это кто же? — поинтересовался сержант, подняв за волосы голову, мокнувшую в ручье.
— Пресвятая дева, да ведь это Эваристо.
— Из таверны, что ли?
— Бог с тобой, Варне из таверны сидит спокойно дома, а это пономарь из Драгонте.
— Точно, тот, что наставил рога дону Ресесвинто, приходскому священнику, и был вынужден податься в горы.
— Думаю, он сбежал по другой причине.
— Вам виднее, сержант.
Появился лейтенант, а с ним еще трое рядовых — полевая форма, пилотки вместо треуголок, подсумки с патронами, видно, они тут оказались не случайно. Лейтенанта Чавеса узнали все, о нем шла худая слава жестокого человека, тяжелая челюсть, квадратный подбородок с ямочкой, в общем, внешность охотника на беглых преступников, он с ходу обрушился на сержанта:
— Слепой крот, кретин, нужно было брать их раньше, когда мы напали на след этого подонка Чарлота, а сейчас он опять смылся, на что ты надеешься, тупица, наверно, ожидаешь повышения но службе за военные заслуги?
— Дела не так уж плохи, мой лейтенант, один убит, Эваристо у нас в руках…
— На черта он мне нужен! Пусть бы навсегда остался лежать в этой канаве, меньше волокиты судье. Обыщи его. Остальные — ко мне!
Лейтенант переписал имена и фамилии всех потерпевших, их вызовут для дачи показаний, на жалобы — «у меня отобрали все, что я заработал за неделю» — он вообще не реагировал, заявлении подавать только в письменной форме. Зато подробно объяснил все, что касается вознаграждения.
— Согласно закону о беглых преступниках каждый, кто помогает в поимке этих тварей, получает в награду ружье марки «Сараскета». Итак, кто ему проломил череп?
Элой ощутил на себе взгляд Чавеса, это был ты, кому