Огненная избранница Альфы (СИ) - Ева Пик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не сможешь выйти в круг, дедушка.
Фридрих так сжал руку Вольфганга, что хрустнули кости.
— Думаешь, не смогу? Я берегу силы для важного дела. Отдам тебе амулет и уйду. А до тех пор полежу, подожду, чтобы ты вернулся с ведьмаркой от Драгоша. Бери красивую, молодую, знатного рода, бери невинную, они таких прячут по монастырям. Старую не бери, хоть они и в триста лет выглядят невинными-свежими. Тебе нужна молодая и телом, и душой. Иначе не ты управлять ею будешь, а она тобой крутить будет. Тебе всё ясно, Вольфганг? Ты хорошо меня понял?
Вольфганг понял всё. Дед лишил его выбора. Вернее, отказаться от власти стало единственным выбором, чтобы не делать того, что дед уже решил за него.
— Зачем это им? Королю Драгошу?
— Они надеются получить нашу защиту от османов-губителей и право разрабатывать серебряные прииски на наших землях. Серебро нам без нужды, пусть берут, тешатся. А вот защита… — Дед хрипло рассмеялся. — Сам знаешь, кто охраняет, тот и владеет. Войдём на их земли с миром и на веки останемся там.
Глава 1. Старый Ансельм
Стеклянные горы, аббатство арх. Люциана
Добротный экипаж, запряжённый четвёркой лошадей, с шестёркой сопровождающих конников в тёплых овчинных тулупах, остановился у ворот аббатства архангела Люциана, покровителя несущих свет миру, в четверг, день Громовержца, ровно без четверти десять утра. Как раз звонарь коротко ударил в малый колокол, и пронзительно чистый звук, усиленный магией ветра, прокатился над пустынным двором.
Дребезжащим хором вздрогнули стёкла в высоких стрельчатых окнах главного здания и примыкающей к нему школы, и каждая в обители, от аббатисы до последней служанки, услышала призыв к молитве Творцу и богам.
В отличие от хозяев, вернее, хозяек, гости благочестием не отличались, заколотили в запертые монастырские ворота, не дав даже имени Неназываемого произнести, не то что закончить молитву. Старый привратник, в центре двора разгребающий обильно выпавший ночью снег, недовольно сплюнул сквозь зубы:
— Сёстры во славу Творца и под покровительством несущего свет знания архангела Люциана приветствуют представительницу герцога Сташевского, нашего благодетеля. Аббатиса Брындуша, в миру — Её Высочайшая Светлость княгиня Брановская, в преддверии великого праздника Рождества Христова до крайности занята, но готова незамедлительно ознакомиться с письмом, написанным герцогом Сташевским самолично и запечатанным его личной печатью, если таковое при вас имеется. В противном случае вам придётся вернуться назад и впоследствии привезти такое письмо, но не ранее, чем через четырнадцать дней после светлого праздника Рождества и Дары приносящих.
Ансельм даже рот открыл, так красиво, как по писаному, говорила сестра Эленика.
— Благодарю за разъяснения, сестра, — ответила полная дама звонким девичьим голоском и вытащила из складок платья конверт. — Вот письмо, о котором вы упоминали.
Несмотря протянутую сестрой Эленикой ладонь и всю требовательность, вложенную в этот маленький жест, дама письмо не отдала.
— Его Высочайшая Светлость, герцог Сташевский поручил мне передать это письмо своей дражайшей сестре, аббатисе Брындуше лично из рук в руки безо всяких, даже самых достойнейших доверия посредников. Я поклялась перед богами, что выполню данное мне поручение, и, конечно, надеюсь с вашей помощью, дорогая сестра Эленика, не стать клятвопреступницей. Прошу, позаботьтесь обо мне и моей грешной душе.
Сташевские ко всему подготовились. Ансельм цокнул языком с досады, а лицо сестры Эленики стало кислым, будто ей заварили чай из свежей айвы.
— Тогда пойдёмте, — отбросив церемонии, сказала монахиня и первой пошла по дорожке к главному дому, не потрудившись убедиться, что гостья следует за ней.
Главным входом посланницу Сташевских не провели. Но, увы, это стало единственным, чем высокая и стройная, как камыш, сестра Эленика смогла отомстить своей спутнице — приземистой и круглой, переваливающейся с ноги на ногу, точно утка на льду.
Досадуя на Сташевских, явно собравшихся забрать из цветника аббатства лучшую розу, едва расцветший прекрасный бутон, Ансельм потоптался вдоль ворот, будто посаженный на цепь пёс, затем сходил за лопатой и принялся чистить дорожки. Если та толстая баба назад их умницу-красавицу поведёт, то Ансельм хоть девичьи нежные ножки уважит.
Эх, как же жаль. Скольким бы людям Агнешка Сташевская помогла, оставшись в аббатстве сестрой, как все ей давно прочили за скромность, доброту и власть над живой и мёртвой природой.
Магические силы, говорили, достались Агнешке от матери. Сташевский, он же, кажется, хоть и знатный, но совсем простой человек, в нём нет ни вечной крови вампиров, ни звериной проклятых хвостатых, ни целителей-магов. А вот мать Агнешки, легендарная Василика, прожила в этом самом монастыре добрых две сотни лет, хранила невинность и лечила идущих к ней со всего света простых людей. И дочь её могла стать такой же — легендой и надеждой для всех людей. А так достанется какому-нибудь…
Ансельм потёр бедро и вздохнул. Жаль Агнешку, как жаль. Такой талант за любовными утехами и пелёнками пропадёт. А могла бы сотни лет нести свет людям.
Глава 2. Эленика. Незваные гости
Данное Господом и родителями имя представительнице герцога Сташевского совершенно не подходило. Низенькая, очень полная женщина принадлежала роду Быстрицких, но шла не быстро, а медленно, поступью отличалась тяжёлой, скоро начала задыхаться и прикладывать кружевной платок к белому в испарине лбу. Возможно, меховая накидка до пят мешала женщине двигаться поживей, но Быстрицкая не жаловалась, а Эленика не предлагала облегчить ношу Фицы.
Да, именно так та изволила себя назвать, хотя по бумагам её звали Софией, как в Святцах. Быстрицкая — женщина уже за тридцать, давно не девочка, чтобы звать себя Фицей — с первого взгляда произвела на Эленику неблагоприятное впечатление, и каждый последующий лишь укреплял нелестное мнение.
Шаги Фицы со всей мощью не приглушённого ни магией, ни чистотой помыслов звука разносились по длинному коридору, возвещая всем: чужая идёт.
Эленика изредка бросала на спутницу взгляды: видела, как та недоумевала, потом со всем старанием пыталась идти потише, морщилась и волновалась всё больше.
Совсем скоро стук каблуков по камням зазвучал с силой колокольного перезвона, а круглое лицо с серыми навыкате глазами стало обиженным, как у наказанного ни за что ребёнка. Шаги Фицы-цыцы звучали так, будто по лесу шёл, ломая деревья, медведь.
Эленика же бесшумно, как чёрный лебедь в пруду, плыла над полом и наслаждалась чужим смущением. Хотели попасть в обитель — пожалуйста, но умерьте гордыню за нарушение каждого из установленных правил — божьих и сестринских, а не каких-то
