Фосфор - Свен Лагер

Я все еще стою посреди улицы и смотрю в небо. Ночное небо. Душная ночь, ни одной звезды, и надо мной только свет уличных фонарей. Повсюду фонари. И откуда мне любоваться небом? А может, это был метеорит, размышляю я. Метеорит, сгоревший в атмосфере. А крохотная частичка, та, что от него осталась, шлепнулась из последних сил в окно поезда. Эдакий камешек величиной с горошину, не больше. В космосе он был размером со здание Центра Европы — громадина, которая летела к Земле, но истлела и превратилась в крохотный огарок.

По телевизору как раз идут «Астероиды». Тошнотворный сериал, в котором люди сидят у себя дома, беспокоясь о своих счетах или о том, что в их жизни недостаточно секса, и тут — на тебе! — крышу пробивает какой-нибудь астероид или метеорит. Каждый раз. В каждой следующей серии. Сначала небольшие проблемы, а потом — нате, любуйтесь — появляется эта здоровенная штуковина. Думаю, я вконец зажрался, оттого и смотрю этот бред с удовольствием. Даже если речь идет лишь о здоровенной каменной глыбе.

Иду дальше до тех пор, пока не нахожу место, где я могу спокойно глазеть вверх, и смотрю во Вселенную. Чернота. Никаких звезд. Ночь надо мною безмятежна и непроглядна. Впереди идет какой-то мужик, и на плече у него болтается спортивная сумка. «Томми», гласит надпись на ней, и вдруг меня осеняет: в его сумке, именно там лежит его спортивная винтовка в разборе. А теперь еще этот мелкий выскочка встает передо мной у палатки с хот-догами и заказывает два датских. Но я только думаю: «Ах ты, гадина! Ты же чуть было в меня не попал из своего паршивого ружьишки». Я смотрю вниз, ему в затылок, и когда он хочет обернуться и впиться зубами в свой хот-дог, замечаю:

— Такой вид спорта возбуждает аппетит, да?

Но этот мелкий спортсмен тут же смывается, унося в одной руке сосиски, а в другой сумку с оружием.

— Мне тоже два, — говорю я девушке.

На ней большие очки и узкий свитерок, обтягивающий пышную грудь. И она с улыбкой смотрит на меня.

— Да, датских. И одну колу, — говорю я, и она начинает суетиться.

Правда или нет, что мясо в коле растворяется?

Я смотрю ему вслед, этому гному. Вали к остальным, думаю я. Туда, где идет грызня, где все друг друга обманывают, друг на друга рычат. Почему мне такое не приходит в голову сразу? Проклятие. В самом конце улицы маячит его крохотная тень.

Она льет сверху слишком много соуса и кладет целую кучу нарезанных кружочками огурцов, так что они падают на асфальт, а соус капает мне на руку. Ну, конечно, думаю я, это наверняка какой-нибудь охранник, коротающий время в пустом офисе с таким же безмозглым недомерком, как и он сам. За пять марок в час. И его одолевает смертельная скука. Смертельная для таких, как я.

— Эй, покажи-ка. Откуда она у тебя?

— Двадцать второго калибра. Газовая, но проточена под боевые.

— Не может быть.

— Пойдем, я тебе покажу.

И вот они оба лежат уже на крыше, и там очень тихо, как раньше в НСА (Национальная страховая ассоциация?), а мимо, в темноте, ползут огни поезда, и те двое думают: «Первоклассная мишень! Надо ее опробовать». И о том же секунду спустя думаю я. О том, что я первоклассная мишень. И, блямс, в стекле зияет дырка.

— Ну и че, попал?

— Вроде как да. Прямо навылет.

А потом, когда-нибудь, они наверняка обменяются рождественскими открытками. Вот так все и происходит. Даже не зададутся вопросом, попали они в кого-то или нет. Сделал дело, гуляй смело. Это не психи, и бойню они, как тот парень в «Мишенях», не устраивают. Нет, думаю, это экономные ребята. Стреляют себе время от времени — выстрел здесь, выстрел там. Главное — не бросаться в глаза. Загадочно, не так ли? А ведь весь город такой. Вечно в нем что-нибудь грохочет. То воет проколотая шина, то хлопает дверца кабины грузовика, или же в кого-нибудь стреляют. Амок [1] давно внедрился в нашу повседневность, сделав маньяков невидимками.

Мне вспоминается одна история о мужике, который, стоя в своей лодке, стреляет в акулу, а пуля рикошетит от поверхности воды и летит себе, летит, делает большую, ровную дугу, медленно опускается и попадает прямиком в висок прекрасной блондинки. Ее волосы развеваются на ветру. Красный «фольксваген-кабрио» проезжает мимо и вскоре втемяшивается в ограждение. Машину заносит, потом она застывает. Появляется полицейский патруль и находит девушку. С мечтательным лицом она, мертвая, сидит за рулем своего автомобиля. И лишь много позже находят маленькую красную дырочку, крохотную дырочку под прядями густых длинных волос.

«Жизнь — всего лишь сон». Вроде так эта история называлась. Нет, наверное, нет. Историю напечатали в «Ридерс дайджест», поэтому название, вероятно, выглядело как-нибудь так: «Загадочная покойница». А может быть, покороче и пожестче: «Смерть на шоссе». Пусть названий я не помню, байки в духе из «Ридерс дайджест» вечно застревают у меня в голове. «Да здравствует техника!» — и одновременно страх у цивилизации, мол, что творится на свете: кто-то стреляет, и пуля убивает прекрасное существо со струящимися волосами. «Чем бессмысленнее прогресс, тем интереснее!» — кричит каждый номер «Ридерс дайджест». И вот много лет спустя в моем мозгу открывается заслонка. И все эти истории выпадают из камеры призраков внутри, весь этот хлам, каким они мне теперь кажутся.

К примеру, история семьи, проснувшейся посреди ночи от непонятного жужжания. Муж спускается в кухню и видит у своего дома большие святящиеся пятна. Повсюду свет, а в воздухе что-то жужжит. Лично я всегда представлял себе это свечение как зеленую, прозрачную слизь. Мужик будит свою семью, потому что свечение исходит от самых неожиданных предметов. От насоса, от травы, от некоторых деревьев и их листвы. Как глубоководные рыбы, которых вдруг поймали и вытащили на воздух. Все светится, будто ожило. И все, что светится, — жужжит. А потом семья замечает, что светиться все вокруг заставляет ток оборванных проводов высоковольтной линии. Долгая история. Чем закончилась, я не помню. Да и не интересно было.

Возможно, именно с тех пор мне кажется, что мозг светится. Воспоминания в мозгу. Что воспоминания светятся как фосфор, как наэлектризованное желе. Вполне в духе историй «Ридерс дайджест», и вполне в духе Лауры. И снова ток, и снова что-то пульсирует у меня в голове, и мне становится плохо. Достаточно подумать о Лауре. А ведь это я ее бросил. Не она меня. Я сам ушел. Выдернул вилку из розетки, а ток на ней все равно остался. Стоило встретить ее на той вечеринке, и меня тут же вновь окружили эти жужжащие пятна. И я понятия не имею, как мне к этому относиться.

Когда мне было десять, этажом выше жила женщина, которая приносила мне журналы «Ридерс дайджест». Она жила на девятом и была стюардессой. Прочитав очередную партию журналов, она спускалась, звонила в дверь и вручала мне толстую стопку. У них были хорошие цветные обложки, а спереди всегда имелась большая картинка. Красивая, цветная. Правда, внутри находился исключительно текст, ничего, кроме текста и страшных рисунков периода пятидесятых годов, неизменно изображавших всякие ужасы вроде пожаров, железнодорожных катастроф, семейных ужинов, церковных богослужений, пустынь и центров космических исследований. Конечно же, тогда я еще не знал, что настолько отвратителен мир лишь на страницах журналов, потому что их породило искалеченное войной поколение, потому что их до сих пор намеренно делают похожими на выпуски «Сторожевой башни» [2]. Все истории в «Ридерс дайджест» сводятся к одному: катастрофы или чудеса, и маленькие человеческие существа между этими молотом и наковальней. Истории я проглатывал, и они намертво заседали у меня в голове, тем более что смотреть с балкона нашей квартиры было не на что. Поселок для рабочих «Сименса» с мостом через железнодорожное полотно, за которым находились придорожная закусочная для дальнобойщиков и пункт химчистки. Больше ничего.

Обложившись кипами журналов, я читал истории одну за другой, то и дело задаваясь различными вопросами, например, куда летят выпускаемые в небо пули, когда стреляют в воздух те, у кого есть ружье, автомат или револьвер. Я думаю об этом всякий раз, когда вижу подобное по телевизору. Солдаты, остервенело палящие в воздух, одержав очередную победу, а еще полицейские, грабители, маньяки и революционеры. Все они, словно с цепи сорвались, стреляют в воздух. И куда, черт возьми, спрашиваю я себя, куда деваются их пули? Уж точно не застревают в небе, ведь бред же, правда? Кто мне это рассказал?

Каждый раз, когда начинается ливень, я невольно думаю, что весь этот свинец вот-вот снова рухнет на землю. Как короткий, сильный летний дождь.

22. Муравьи. Шебуршание мыслей

Моя комната находилась на восьмом этаже того высотного дома и была заставлена желтой мебелью из ДСП. Даже ночник был вмонтирован в стенку, доходившую почти до моей кровати. Еще в этой крохотной комнатушке имелось окно, открывавшееся только сверху. Тем не менее я всегда знал, что прямо за стеклом — обрыв. А на дне пропасти — маленький затоптанный газон с неувядающим терновым кустом (или бог его знает еще чем) в середине. И никому так и не удалось его растоптать. А это окно… Ощущение клаустрофобии из-за того, что его можно только приоткрыть сверху, но не распахнуть по-настоящему. Поэтому оно было вечно открыто, и ночами я слышал гул автотрассы. Он казался металлическим пыхтением куда-то очень спешащих муравьев. Хороший был звук. Я устраивался поудобнее, вслушивался и читал при этом книгу. Книгу, буквы в которой становились все более расплывчатыми по мере того, как слипались глаза.