Роман Равдин - User

стала фыркать и махать рукой перед носом, словно отгоняла воздух.

-- ВсЈ,-- профессор отвел на место рычажок и снова щелкнул тумблером.--

Давайте вы, Притт..

С тех пор минуло много лет. Где они, его сокурсники? Разбрелись по

свету, устроились по разным фирмам, вы- пускающим кибернетические

устройства, самообучающихся роботов, которые могут поговорить с вами о

погоде и даже посоветовать, как следует одеться завтра с утра, после

полудня... Маргрэт удалось построить "Красавицу Лиззи", наделавшую много

шума во всем мире. Этот робот, отделанный под элегантную женщину, был

установлен в модном салоне братьев Салливэн и встречал своих живых знатных

сестер примерно такими словами: "Вы пришли сюда затем, чтобы выйти еще

прекраснее. Но как это сделать -- не знаете. Я постараюсь помочь вам".

После этого "Лиззи" приглашала женщину пройти с ней по залам, где

демонстрировались ткани и рекомендуемые модели одежды. У каждого стенда

"Лиззи" информировала заказчицу о качестве, прочности, практическом

применении этого вида ткани, времени исполнения заказа и цене его. И даже

отвечала на некоторые вопросы. На вопросы, не предусмотренные его

программой, робот отвечал: "Простите, мэм, на это лучше ответит вам мой шеф

мистер Кларк".

Если заказчица останавливала на чем-то свой выбор, "Лиззи" вручала ей

маленький блокнотик, просила записать пока индекс выбранной ткани и модели и

приглашала следовать дальше вдоль демонстрационных стендов. В конце осмотра

она заводила посетительницу в "Комнату окончательного выбора".

Здесь "Лиззи" просила клиентку повторить все записи в блокноте, после

чего предлагала женщине снять все одежды и встать на круглую площадку,

выделявшуюся в центре комнаты. Затем гас свет и включалось специальное

контрастирующее освещение. Круг, на котором стояла женщина, начинал медленно

вращаться, а "Лиззи", отойдя в сторону, внимательно наблюдала за линиями

обнаженного тела всеми своими двадцатью четырьмя электронно-оптическими

зрачками, скрытыми в ее одежде. Од- ного оборота было достаточно. Снова

включался нормальный свет, и, пока женщина одевалась, "Лиззи" обдумывала

ответ. Он был краток, но поразительно точен. В нем содержался трезвый учет

конституции тела, настроения и темперамента человека и, в какой-то степени,

ранее высказанного клиентом пожелания.

"Одеваться у "Лиззи" -- стало показателем хорошего тона и

благополучного состояния дел. Потому что стоимость заказанного по ее выбору

платья соперничала со стоимостью лучших марок машин.

Братья Салливэн процветали, и Маргрэт вскоре смогла построить себе

замечательный научный комплекс в родном штате Юта, на берегу Колорадо. Она

прислала Притту приглашение посетить ее лабораторию и помочь кое в чем. Он

обещал это сделать при первой возможности. Но не успел еще отправить письма

(конверт несколько дней валялся незапечатанным на столе), как пришло ужасное

известие: колоссальный взрыв поднял на воздух весь научный городок. Маргрэт

и несколько ее сотрудников погибли -- даже останков их не нашли...

Это событие сильно потрясло его. И не только потому, что он немного

любил эту взбалмошную девчонку. Притт понимал, что причиной взрыва не могла

явиться оплошность экспериментаторов: у них просто не было таких опасных

реагентов. И специалисты ФБР, обследовавшие место катастрофы, определили

четыре очага взрыва. Несомненно, кто-то разместил в научном городке

миниатюрные атомные радиомины, начиненные калифорнием. По сигналу, поданному

в эфир, они были взорваны в момент, когда Маргрэт и все ее сотрудники

собрались в лабораторном корпусе.

Что-либо другое трудно предположить. Ведь тот, кому вздумалось бы

убрать с дороги Маргрэт, мог бы сделать это куда проще: встретить ее ночью в

долине реки. Многим была известна ее привычка перед сном совершать прогулку

верхом на лошади.

Нет, это широко задуманная операция на уничтожение всего творения

ученого. И выполнена она каким-то конкурентом братьев Салливэн. В этом Притт

не сомневался, хотя ФБР объявило диверсию делом рук красных профсоюзов,

выступающих против замены людей роботами.

А не придется ли ему разделить участь Маргрэт?.. Правда, о его работе

должен знать весьма узкий круг лиц, в том числе, конечно, сам Главный босс

корпорации. Даже компаньоны пока не требуют от Главного отчета о ходе

экспериментов ради все той же конспирации.

Он решил, что завтра попросит аудиенции у Босса. На следующий день

сигнал "тета" застал его еще в постели. Он поднял голову. На столике

светился голубой аппарат. Вызывал директор Научного центра. В наушнике

прозвучал приятный голос мистера Майкла.

-- Доброе утро, мистер Притт. Извините за такую рань. Боялся вас не

застать. В 11.00 шеф ждет вас в Малом кабинете. Не знаю, по какому поводу.

Без доклада. Вас что-нибудь еще интересует?

-- Нет.

-- Тогда до свидания.

Голубое свечение померкло. Корпус аппарата снова стал белым, как и два

других, стоящих рядом.

Хитрая эта штука, "тет". Его совсем недавно придумал кто-то из Научного

центра. Патент на изобретение выкупила корпорация, так что о "тете" еще

никто не знал, кроме руководителей корпорации и главных специалистов. Во

всем это обычный радиотелефон, с той лишь "небольшой" разницей, что никто не

мог подслушать разговора двух абонентов. Сам радиосигнал мог поймать и

радиолюбитель, но расшифровать его не сумел бы ни один аппарат. В двух

аппаратах стояли детекторы -- половинки одного монокристалла. Кристалл был

получен из вещества, привезенного космической экспедицией. Повторить

монокристалл в таком же варианте атомной решетки было невозможно -- каждый

раз получалась другая решетка, хотя по всем основным физическим данным один

кристалл был совершенно похож на другой.

Полученный монокристалл разрезали лучом лазера на две части и заряжали

ими два аппарата. Изобретатель справедливо назвал свой радиотелефон

"тет-а-тет".

-- Нет ли у вас подозрений, Притт,-- без обиняков начал Босс, что,

впрочем, было его обычной манерой на деловых встречах с сотрудниками,-- нет

ли у вас подозрений, что кто-то хочет сунуть нос в ваши дела?

-- До сих пор не было,-- неуверенно сказал Притт.-- Парни из вашей

службы безопасности, вероятно, не зря едят свой хлеб.

-- Я тоже так думаю. И все же это дело,-- он показал на ворох газет с

заголовками, кричащими о таинственном взрыве на Колорадо,-- это дело не

выходит из головы. Я прикажу усилить охрану вашей лаборатории, но это может

дать обратный эффект: интерес к объекту пропорционален его охране. Если было

бы иначе, я не стал и отрывать вас от дела -- просто усилил бы стражу и все.

Сейчас я хочу знать, нет ли у науки более надежного способа защиты от

любопытных.

-- Есть, сэр. Я поставлю несколько скрытых излучателей. Человек,

попадающий в поле их действия, утрачивает часть памяти. Он моментально

забывает, зачем пришел сюда. После неудачных попыток вспомнить, человек

вынужден уйти. Через два-три дня его память восстанавливается без изъяна.

-- И тогда он опять пойдет? Нет, доктор, давайте лишим его памяти

навсегда. Такое излучение нам, пожалуй, подойдет!

-- Но это опасно для сотрудников лаборатории. Не исключен несчастный

случай...

-- Ну, знаете, если какой-то растяпа и попадет, потеря для нашего

концерна не будет велика.

-- А если я?

-- Вы -- другое дело,-- усмехнулся Босс.-- Мы слишком много вложили в

вас, Притт, чтобы не заботиться о вашем здоровье. Совет, очевидно, примет

ваше предложение. Ведь для концерна безразлично -- взорвут ли вас вместе с

лабораторией или вы попадете в дом умалишенных -- разницы в убытках не будет

никакой.

-- Спасибо за откровенность, сэр,-- кисло улыбнулся Притт. За несколько

лет работы в концерне он, кажется, должен был привыкнуть к манерам Главного

босса -- подчеркнутой деловитости, временами доходящей, вот так же, как

сейчас, до цинизма.

Вначале ему именно это и нравилось: никакого плутовства, четкая, почти

математическая точность мысли, чувств, желаний.

Босс иногда шутил, обладая достаточно развитым чувством юмора. Но все

же эта слишком откровенная прямота коробила даже далекого от сантиментов

Притта. Он не боялся своих хозяев и внутренне не испытывал к ним ни

малейшего почтения -- знал, что нужен им больше, чем они ему. Ради науки он