Двойная мораль - Фредерик Браун

Сегодня вечером мне выпало мгновение такого идеального сочетания условий-посчастливилось не только услышать несколько фраз, но и видеть того, кто их произнес, и того, к кому они обращены. Это была весьма заурядная и довольно пожилая пара, сидевшая в приличном удалении друг от друга на софе. Смотрели они прямо на меня. Мужчина сказал (и я уверен, что понял все точно, так как он говорил очень громко, как будто его лучшая половина была туговата на ухо): "Г..., лапушка, какая пакость! Выключай-ка этот г... ящик и сходим иа угол за пивком".

Первое из обозначенных здесь точками слов было именем Бога. Его употребление вполне допустимо в молитве или в каком-нибудь сходном контексте, но тут оно отнюдь не звучало молитвенно; тем более что второе слово, стоящее в непосредственной близости от первого, было распространенным ругательством. Я очень встревожен.

30 апреля. Собственно говоря, особых оснований дополнять предыдущую запись нет. Зачем пишу, сам не знаю-наверняка потом вырву эту страницу и выброшу. Пишу только потому, что должен писать, а не все ли равно, отстукивать этот текст или набор бессмысленных фраз. Я пишу, как говорится, "по действию": в данный момент я-репортер-газетчик и сижу за машинкой в своей редакции. Активная часть моей роли сыграна, теперь я отошел на задний план, и мои обязанности сводятся к тому, чтобы выглядеть чертовски занятым и бешено .лупить по клавишам. Поскольку я печатаю, не глядя на клавиатуру, то у меня масса возможностей наблюдать события, происходящие за стеклом.

В комнате, где больше никого нет, я снова вижу молодую пару. Телик стоит в спальне, а они-явно муж и жена, поскольку смотрят его из своих постелей. Кроватей, разумеется, две. Я рад, что они строго придерживаются предписаний Кодекса, который разрешает показывать супругов беседующими в кроватях, расположенных на пристойном расстоянии, но категорически запрещает показ их в двуспальной постели: ведь, как бы далеко они друг от друга не отодвигались, все равно это может навести на определенные мысли.

Взгляну еще разок. Видно они не очень-то увлечены происходящим на экране. Перебрасываются словами, которых я, разумеется, не могу слышать, даже если наступит полная ти- шина так как сижу слишком далеко от стекла. Впрочем, совершенно очевидно, что он ее о чем-то спросил - она улыбнулась и кивнула утвердительно.

Внезапно она откидывает одеяло, спускает ноги на пол и садится.

Она нагая!

Господи, Боже мой! И Ты дозволяешь это! Это же немыслимо! Ведь в нашем мире такого явления, как голая женщина, нет. Его просто не существует.

Она встает, и я не могу оторвать глаз от невероятно прекрасного-прекрасного в своей невероятности образа. Краем глаза я вижу, что мужчина также отбрасывает одеяло, и что он тоже обнажен. Вот он зовет ее, и какое-то время она стоит, с улыбкой глядя на него и позволяя ему любоваться собой.

Что-то странное, что-то никогда не испытанное, возможность чего нельзя даже предположить, происходит в моих чреслах. Я пытаюсь отвести взгляд ... и не могу.

Она пересекает промежуток между кроватями и ложится рядом с ним. Вот он целует и ласкает ее. А теперь он...

Но разве это возможно?!

И все же это правда! У них нет цензуры! Они могут совершать и совершают поступки, на которые в нашем мире только намекают, как на нечто, возможно, происходящее гдето за сценой. Как же они смеют быть свободными, если мы скованы? Это жестоко! Где же равенство и положенные нам от рождения права?!

Освободите меня! Вы пустите отсюда!

Освободите!

На помощь! Эй, кто-нибудь, на помощь!

Да выпустите же меня из этого проклятого ящика!!!