Ищу страну Синегорию - Ольга Гуссаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это мешает моему делу. Помогать буду, если захочешь…» Нужна мне его помощь!
…Неужели все может так повторяться? Нет, он не предлагал помощи той, другой. Он был проще, прямей и, наверное, безжалостней. Да, безжалостней. Первый раз за столько лет пришло это слово. Поздно пришло.
Девушка все-таки заплакала. По-ребячьи тоненько и беспомощно. Странное, непонятное чувство стиснуло горло. Показалось… да, совсем ясно! Нет улиц, нет домов, нет прожитого и забытого. Снова вокруг непролазная чаща мокрого рябинника, вечер, туман, бездорожье и скользкий ковер из листьев и хвои под ногами.
Он привык, слишком привык к тому, что девушка с белыми волосами, с милым прозвищем Метелица всегда была рядом. Он милостиво позволял ей восхищаться величием своих планов. Как должное, принимал неизбывную женскую заботу. Если захватывало дело, неделями не замечал. А иной раз говорил при ней о других женщинах, хвастался своими победами. Один раз сказал, что скоро женится. Сказал зря — просто от дурного настроения, оттого что не ладилась работа.
А потом — вечер, оглушительная усталость, неожиданно возникший обрыв… Теперь он знал, почему она не схватила протянутую руку!
— Возьмите платок, вытрите слезы! Вот так уже лучше. А помада не нужна, вы молоды.
Он почти обнял дрожащие худенькие плечи, подвел ее к скамейке у какого-то подъезда. Было очень тихо. Туман усиливал звуки, но все равно ничего не было слышно, кроме шороха капель в траве да звонких шагов прохожего.
— А теперь, девочка, попроси свою судьбу, чтобы всю жизнь с тобой случались только такие беды, как эта. Он не бросил тебя, просто… у нас мужская профессия: иногда нам некогда любить и не всегда любовь — помощь. На большое дело легче идти, не помня ни о ком.
Откуда эти мысли? Разве Коржев прав, и дело действительно большое? Но он должен, должен ее убедить!
— Виталий — хороший геолог и надежный человек. Вот ты такое страшное слово бросила: подлец, а знаешь, как он вел себя в тайге во время лесного пожара? Ведь он жизнь человеку спас!
Почему все это не вспомнилось днем? Ведь и тогда это было. Кажется… старая бригантина действительно способна плыть!
— Знаешь, девочка, есть такое хорошее слово — романтика. Оно просто необходимо в нашем деле. Виталий — романтик, а поэтому ему трудно. Такие люди не ходят торными тропами.
Да, вот в том-то и дело. Но… к чему этой девочке слова? Она любит — и только, ей нужно, чтобы он был с нею, и нет никакого дела до озера Мертвых птиц.
— Я знаю, тебя может не убедить все это, но ты должна ему верить. Это главное! Верить, и еще… никогда не быть его тенью. Тень перестают замечать!
— Так вы думаете… у него никого нет?
— Есть, девочка. Есть мечта об озере Мертвых птиц, которое он должен найти. И найдет, я думаю.
Старый геолог замолчал. Еще раз взглянул на волосы девушки, на ее лицо.
Нет, уже ничего не казалось знакомым! Тогда не носили таких причесок, не красили глаз. Все было другим. Даже время. Первый раз он почувствовал это. Годы отнимают многое: любовь, веру в мечту. Человек и сам не замечает подчас, как любовь заменяет привычка, а вместо романтики поиска приходит спокойная уверенность в своей правоте. Он вовремя не заметил опасности.
Уже давно он не жил, хотя и не сознавал этого. У него оставались работа, спорт, книга, которую он писал уже много лет, женщина, к которой он привык. Но что-то ушло, что-то, чему он не знал названия, о чем не всегда помнил. И все равно оно-то и было жизнью.
— Я поговорю с Виталием, если вы разрешите. Все будет хорошо, — Он говорил своим обычным голосом. Прошлое снова отодвинулось, потеряло свою власть над ним. Он по-прежнему был главным геологом, но… он знал, что Виталий Коржев найдет свое озеро Мертвых птиц. Так нужно. Кто-то должен сделать то, чего не успел он сам. Во всем.
— Спасибо вам! Большое спасибо!
— Не за что благодарить… Может быть, я-сам должен вам сказать то же.
Девушка удивленно глянула на него. Он не видел этого — просто почувствовал. Быстро встала и ушла. Ей не грозил обрыв, и она не знала, какой скользкой бывает осенняя мокрая хвоя.
Елочка
— И зайца возьму, ладно? Ведь его папа подарил…
Зоя умоляюще посмотрела на тетю Полю. Она знала, что вещей и так набирается много, но как оставить игрушку? Она, как тоненькая ниточка, связывает с уходящим детством. Оборвать больно.
Тетя Поля в изнеможении опустилась на диван:
— Ах, да бери что хочешь! Господи, разве же я запрещаю!
Близорукие, добрые глаза тоскливо следили за легкой Зоиной фигуркой, скользившей среди разбросанных вещей. В комнату вошла дорога, и длинноногая смуглая девочка уже не принадлежала этому дому. Понимает ли она это? И что ее ждет? Она же фантазерка, гордая и неуверенная в себе. Совсем, совсем ребенок!
Зоя понимала. Но по-своему. Просто ее жизнь вдруг разломилась пополам. Между тем, что было и что будет, не было никакой связи.
Была школа, тетя Поля, уютная квартира, письма и деньги от папы. С весны уже не было школы, но все остальное оставалось. Правда, кое-что появилось новое: туфли на «шпильках», губная помада, которую уже не надо было прятать, и золотые часики — подарок ко дню рождения. Были еще не слишком настойчивые попытки поступить в институт или пойти на работу. Обо всем этом Зоя как-то никогда не думала всерьез. Все это было книжным, скучноватым, как детская игра «понарошку». Надо, но… успеется.
Зоя обрезала волосы — длинные черные косы — предмет зависти всех девчонок. Теперь Зоя носила прическу, которую тетя называла «кукишем», а ребята — «бабеттой».
И где-то далеко всегда оставался папа — врач, чье место работы писалось с большой буквы — Крайний Север.
Странный, немного непонятный папа. С тех пор как умерла мама, он всегда ездил, а Зоя жила у тети Поли. Иногда скучала, а чаще просто не думала о нем. Папа был далеко, а все остальное — близко.
А теперь все сдвинулось. Отец потребовал, чтобы она ехала к нему в Магадан. Прислал денег и длинное путаное письмо. Из него Зоя поняла одно: папе плохо одному, они должны жить вместе. И в комнату вошла дорога.
Зоя еще раз осмотрелась: все на месте — чемодан, сумка и сверток в мешковине. От свертка нежно и тонко пахло лесом и детством. В нем спряталась живая зеленая елочка. Самая маленькая из всех, что были в магазине, но все-таки настоящая.
Зое почему-то казалось, что елку она должна привезти во что бы то ни стало. Может быть, от смутного сознания, что последние полгода она жила не совсем так, как хотел бы ее отец.
Она вовсе не собиралась задабривать в его лице свою будущую судьбу. Просто загадала по-детски: если он обрадуется подарку — все будет хорошо.
…Город встретил ее праздничным заревом огней. После голосистой суеты аэропорта и почти бесшумного бега машины сквозь тьму по горной дороге Магадан показался Зое просто великолепным.
Огоньки машин, как капли раскаленного металла, — стекали навстречу с высокой сопки, сияли разноцветные цепочки окон. Город, как друг, повернулся лицом к входящему.
С детства знакомые, угрожающе большие буквы в словах Крайний Север вдруг показались маленькими, уютными.
Зое очень хотелось спать. Когда машина влетела на прямую, даже чересчур строгую улицу, город уже перестал интересовать Зою. Она слишком устала. И когда какая-то полная женщина вносила ее чемодан в незнакомую квартиру, куда-то бегала, кого-то звала, ей тоже было все равно. И на папину комнату она в первую минуту глянула теми же равнодушными глазами. Все чужое.
Но тут же сердце стиснула жалость: неуютно как! Одеяло бурое, солдатское. Книги на полке, на столе, даже под кроватью. И среди всего этого — полуживой цветок на окне. Купил, наверное, к ее приезду, а полить забыл.
Ничего. Теперь все-все станет иначе, и как же хорошо будет выглядеть здесь нарядная елочка! Только где же сам папа?
Отец не появлялся. Услышав, что говорят окружающие, Зоя поняла: он и не приедет, он уехал на прииск и вернется только после Нового года, а она останется здесь, с соседями.
— А как же елка? — Зоя вскочила. Усталость прошла. — Я же ему елку привезла, настоящую!
Полная женщина, ее звали Клара Петровна, пожала оплывшими плечами.
— Что ж такого? Приедет после праздника. Елку можно на балкон вынести, там холодно, и ей ничего не сделается.
Зоя упрямо помотала головой. Нет, так нельзя. Ну как ей объяснить, этой женщине, что она три года не видела отца, что и прежде он приезжал всегда летом, что теперь она большая и в первый раз хочет встретить Новый год с отцом уже по-взрослому. Ей столько нужно ему сказать! И слышать все это должны елка и любимый заяц с плюшевыми ушами — свидетели ее детства. Только тогда отец поймет ее, узнает, как трудно на распутье семнадцати лет.
— Нет, я поеду к нему на прииск. Только вы мне скажите, это далеко?