Человек в коричневом костюме - Агата Кристи

Надина язвительно усмехнулась:

– Как будто я его не успела изучить за эти годы?!

– А вдруг? – мягко заметил граф. – Я иногда очень даже в этом сомневаюсь.

– О, я далеко не глупа! И действую не в одиночку. Завтра в Саутгемптон прибывает почтовый пароход из Южной Африки, и на его борту будет человек, который приедет специально ради меня и готов выполнять мои приказания. Так что Полковнику придется иметь дело с двумя противниками.

– Вы считаете это умным ходом?

– Необходимым.

– А вы уверены в своем напарнике?

На губах танцовщицы заиграла многозначительная улыбка.

– Я в нем совершенно уверена. Толку, правда, от него мало, но доверять ему можно целиком и полностью, – сказала Надина и, выдержав паузу, добавила равнодушным тоном: – Видите ли, он вообще-то мой муж…

1

Анна начинает рассказ

Меня со всех сторон осаждали просьбами описать приключившуюся со мной историю: и сильные мира сего (в лице лорда Нэсби), и «маленькие люди» (такие, как наша бывшая служанка Эмили, с которой мы виделись во время моего последнего приезда в Англию. «Ах, боже мой, мисс, что за шикарную книгу вы могли бы написать… Все прямо как в кино!»).

И действительно, кое-какие основания для этого имеются. Все происходило у меня на глазах, с самого начала и до победного конца я была в гуще событий. Ну а некоторые пробелы, к счастью, можно заполнить дневниковыми записями сэра Юстаса Педлера, которые он любезно предоставил в мое распоряжение.

А раз так, то – вперед! Анна Беддингфелд начинает повесть о своих приключениях…

Я всегда мечтала о приключениях. Ведь моя жизнь была такой однообразной, сущий кошмар! Папа, профессор Беддингфелд, считался крупнейшим в Англии специалистом по первобытным людям. Он был просто гений, это все признают. Мысленно он пребывал там, в эпохе палеолита, но тело его, увы, обитало здесь, в современном мире, и это составляло для папы главное жизненное неудобство. Современные люди его совершенно не интересовали. Папа даже человека эпохи неолита презирал, считая его обыкновенным пастухом. Нет, мой отец воодушевлялся только тогда, когда докапывался до мустьерского периода.

Но, к несчастью, совсем отгородиться от современников невозможно. Хочешь не хочешь, а нужно общаться с мясниками и булочниками, молочниками и зеленщиками. И поскольку папа жил, погрузившись в прошлое, а мама умерла, когда я еще лежала в пеленках, мне пришлось взвалить на себя все бытовые заботы. Честно говоря, я ненавижу людей эпохи палеолита, будь то человек ориньякской, мустьерской, шеллской или какой-нибудь другой культуры. И хотя я перепечатывала и правила почти всю папину рукопись под названием «Неандерталец и его предки», я этих неандертальцев терпеть не могу и очень рада, что они в незапамятные времена вымерли.

Не знаю, догадывался ли папа о моих чувствах по отношению к предметам его обожания. Наверное, нет. Впрочем, ему это в любом случае было бы безразлично. Он чужое мнение ни в грош не ставил. Пожалуй, такую особенность действительно можно считать признаком гениальности… Так же наплевательски папа относился и к бытовым заботам. Он всегда послушно съедал поднесенный ему обед, отличался безукоризненными манерами, но, похоже, расстраивался всякий раз, когда возникал вопрос об оплате. Мы вечно сидели без денег. Папина известность не приносила дохода. Хотя он являлся членом всех мало-мальски серьезных научных обществ и на его имя приходили пачки писем, широкая публика толком не знала о его существовании, а папины увесистые ученые труды, вносившие важный вклад в копилку человеческих знаний, не имели популярности в массах. Только однажды папа вдруг оказался в центре внимания. Он сделал доклад в каком-то научном обществе, речь шла о детенышах шимпанзе. Суть доклада сводилась к тому, что у маленьких детей обнаруживаются антропоидные черты, а детеныши шимпанзе похожи на людей гораздо больше, чем взрослые особи. Судя по всему, полагал мой отец, это означает, что если наши предки во многом обезьяноподобны, то предки шимпанзе стояли на эволюционной лестнице выше своих нынешних потомков. Иными словами, шимпанзе – выродки. Шустрые газетчики из «Дейли Баджет», охотившейся за сенсациями, тут же тиснули крупный заголовок: «Неужели не мы произошли от обезьян, а обезьяны от нас? Известный профессор утверждает, что шимпанзе – это деградировавшие люди». Вскоре после публикации к папе явился репортер и попытался убедить его написать несколько популярных статей на эту тему. Редко я видела папочку в таком гневе… Он весьма нелюбезно выставил репортера за дверь, чем вызвал мое тайное сожаление – ведь мы в ту пору были совсем на мели! Ей-богу, в какой-то момент я была готова догнать молодого человека и сказать ему, что отец передумал и согласен прислать нужные статьи. Я вполне могла бы написать их сама, и папа никогда не узнал бы о подлоге, поскольку не читал «Дейли Баджет». Однако этот вариант пришлось отвергнуть как слишком рискованный, и, надев свою самую нарядную шляпку, я уныло поплелась на переговоры с зеленщиком, который справедливо точил на нас зуб.

Репортер из «Дейли Баджет» был единственным молодым человеком, когда-либо переступавшим порог нашего дома. Я подчас остро завидовала Эмили, нашей миниатюрной служанке, которая при каждом удобном случае «ходила прошвырнуться» с верзилой-матросом, сделавшим ей предложение. Ну а в перерывах, чтобы (как она выражалась) «не терять форму», гуляла с подручным зеленщика и с младшим аптекарем. Я же с грустью думала о том, что мне «поддерживать форму» не на ком. Папины друзья были пожилыми профессорами, обычно почему-то длиннобородыми. Однажды, правда, профессор Петерсон нежно обнял меня и, заявив, что у меня «ладненькая фигурка», попытался поцеловать. Но само это заявление говорило о том, что профессор Петерсон безнадежно устарел. Я с колыбели усвоила, что никакая уважающая себя женщина не стремится иметь «ладненькую фигурку».

Я мечтала о приключениях, о любви и о романтике, а в жизни меня, похоже, ждали только серые будни. Неподалеку от нашего дома имелась библиотека, где было навалом затрепанных бульварных романов, и я упивалась чужими рассказами о любви и об опасностях, а во сне видела суровых, молчаливых родезийцев, сильных мужчин, которые всегда «сражают врага одним ударом». У нас вряд ли кто-нибудь мог «сразить врага», неважно, одним ударом или несколькими.

Еще у нас крутили кино, каждую неделю шла очередная серия «Приключений Памелы», Памела была потрясающей девушкой. Ничто ее не пугало! Она вываливалась из самолета, плавала на подводной лодке, забиралась на крышу небоскреба и не моргнув глазом опускалась на самое «дно» общества. Умом Памела, правда, не блистала, и главарь преступного мира всякий раз ловил ее. Но, поскольку ему было неинтересно просто стукнуть ее по голове – и все, он либо приговаривал бедняжку к смерти в канализационной трубе, либо изобретал еще какие-нибудь новые удивительные способы, и к началу следующей серии герою обязательно удавалось освободить Памелу. Я выходила из кинотеатра, и голова у меня шла кругом от бредовых фантазий, но, вернувшись домой, я обнаруживала извещение газовой компании: она грозилась отключить нам газ, если мы не погасим задолженность!

И все же, хоть мне это и было невдомек, приключения приближались…

Вероятно, мало кто слыхал, что в Северной Родезии, в шахте Броукен-Хилл, обнаружили череп первобытного человека. Однажды утром я застала папу в таком волнении, что его в любую минуту мог хватить удар. Он тут же выложил мне все новости:

– Понимаешь, Анна? Этот череп, конечно, похож на тот, что нашли на Яве, но сходство поверхностное, чисто внешнее! Нет, здесь мы имеем дело с предшественником неандертальцев, я всегда так считал! Ты думаешь, «гибралтарский череп» самый древний из найденных неандертальских черепов? Но почему? Колыбель человечества находится в Африке. Оттуда неандертальцы пришли в Европу…

– Папа, не надо намазывать селедку повидлом! – торопливо перебила я, поймав отцовскую руку, рассеянно блуждавшую по столу. – Так о чем ты сейчас говорил?

– Они явились в Европу на… – Отец отправил в рот костлявый кусок, подавился и закашлялся.

– Мы выезжаем немедленно! – провозгласил папа в конце обеда, поднимаясь из-за стола. – Времени терять нельзя. Нам совершенно необходимо очутиться на месте, я уверен, что мы найдем там массу интересного! Любопытно, фауна там тоже типичная для мустьерского периода? Сдается мне, что мы обнаружим останки примитивных бизонов, а вовсе не шерстистых носорогов. Да, скоро туда отправится небольшая экспедиция. Но мы должны опередить их! Ты сегодня же пошлешь письмо в компанию Кука. Хорошо, Анна?

– А как насчет денег, папа? – деликатно намекнула я.

Отец посмотрел на меня с укоризной.

– Одно расстройство мне с тобой, дитя мое! Ну, что у тебя за взгляды? Мы обязаны быть бессребрениками. Да-да, если занимаешься наукой, надо быть бессребреником!