Люся и Василёк - Сусанна Георгиевская

Ребята ели долго, искоса поглядывая на маму с Люсей. А Люся и мама стояли всё время у входа в комнату. Мама держала в руке портфель, а Люся — корзинку с цветными лоскутками.

Наконец-то ребята доели кисель. Тут бы и обеду конец, но какой-то мальчик в синем передничке поднял руку с растопыренными пальчиками.

— Чего тебе, Василёк? — спросила няня. — Прибавки хочешь?

Василёк ничего не ответил, и ему дали прибавку. Он съел всё, до последней ложечки, и опять поднял руку.

Люся потянула маму за рукав:

— Мама, а мама, смотри, какой жадный, опять прибавки просит…

Мама засмеялась.

Василёк оглянулся, посмотрел на маму и Люсю и тоже засмеялся.

Потом он бросил ложечку на пол, с трудом отодвинул стульчик и пошёл, ковыляя и перекатываясь на толстых, коротких ножках, прямо к двери, где стояли мама с Люсей.

Он шёл, задрав свою круглую голову, не спуская с мамы больших синих глаз; по дороге он спотыкался, едва не падал. Должно быть, ещё не научился как следует ходить.

Мама наклонилась и протянула к нему руки, а он подошёл к ней, обхватил её колени и сказал, переводя дух:

— Мумуля муя!

— Ах ты, милый мой! — сказала мама и взяла Василька на руки.

— Мумуля муя! — повторил Василёк ещё ясней. У мамы на глазах показались слёзы. Она поцеловала Василька в круглый лобик и спросила ласково-ласково:

— Ну, что тебе, сыночек? Что тебе, маленький мой?

Люся дёрнула маму за платье.

— Сейчас же поставь его на место, — сказала Люся. — А то увидишь, что будет!

Мама сразу же поставила Василька на пол, взяла Люсю за руку и повела её в коридор, в самый дальний угол.

— Что с тобой, Людмила? — спросила она строго.

— Домой хочу, — сказала Люся сквозь зубы.

— У тебя заболело что-нибудь?

— Ничего не заболело… А зачем ты этого чужого, жадного мальчишку на руки берёшь да ещё сыночком называешь? Он что тебе — сын?

— Ах, вот что! — сказала мама и покачала головой. — А, по-моему, это не он жадный, а ты сама жадная… Ну, стой тут в углу, чёрствый ребёнок! Мне очень стыдно за тебя.

Мама вернулась к ребятам, а Люся стояла в углу коридора и плакала.

Ей так хотелось, чтобы мама подошла к ней, погладила её по голове, сказала что-нибудь ласковое и пожалела, что поставила дочку в угол, да ещё в чужом доме…

И вот, наконец, Люсино желание исполнилось. Мама вернулась к ней, провела рукой по её волосам и сказала:

— Ну, ты всё ещё плачешь, глупая моя девочка?.. Давай-ка пойдём вместе, покажем ребятам наши квадратики!

Люсе сразу стало легче.

Мама села на игрушечный стульчик у низенького стола, раскрыла портфель и стала вынимать квадратики один за другим.

Достанет квадратик и передаст его Люсе, а уже Люся отдаст ребятам.

— Что это такое? — спрашивала мама.

Ребята узнали всё, что было нарисовано, — ягоду, стол, гриб, ёлочку. Только колодец никто не мог узнать.

— Это колодец, — сказала мама.

— Лодец, — повторил Василёк и засмеялся.

Он стоял рядом и всё время держал маму за юбку.

— Он тебе мешает, мамочка? — спросила Люся.

— Нет, ничего, — ответила мама.

И вот они отдали ребятам все квадратики и пошли в раздевалку.

Ребята остались в большой комнате, и только этот толстый Василёк пошёл за мамой следом.

Оделись, собрались уходить. И тут мама заметила у Люси в руке корзинку с цветными тряпочками для кукол.

— Отчего же ты не отдала лоскутки ребятам? — спросила мама. — Сама же принесла!

— Сама принесла, сама и унесу, — ответила Люся шопотом.

— Как хочешь, — сказала мама и опять нахмурилась.

Она попрощалась с женщиной, похожей на доктора, попрощалась с няней. Потом поцеловала мальчика и сказала: «До свиданья, Василёк».

Но Василёк только ухватился обеими руками за её шарф и смотрел на неё, сдвинув белые пушистые бровки.

— Попрощайся с тётей, скажи ей «до свиданья», — говорила няня, разжимая его пальчики. Но он сопел и перехватывал шарф повыше.

— Пусти! — сказала Люся. — Прицепился, как репейник!

Мальчик удивлённо посмотрел на неё и выпустил из рук шарф.

Мама и Люся вышли на жёлтую крутую лестницу и стали спускаться вниз по намытым деревянным ступенькам. И вдруг за дверью раздался отчаянный, горький-прегорький плач:

— Мумуля муя! Мумуля муя!

Мама на минутку остановилась и посмотрела наверх.

— Идем скорей, мамочка! Я так проголодалась, — сказала Люся.

Мама ничего не ответила, взяла её за руку, и они ушли.

Всю обратную дорогу мама молчала: не то сердилась на Люсю, не то думала про что-то своё.

Только и было интересного за всю дорогу, что зашли в магазин да купили вишнёвого варенья. Зато когда вернулись домой, всё стало совсем хорошо. Накрыли стол, зажгли свет и сели вдвоём пить чай с вареньем, будто этого Василька и на свете не было.

После чая Люся построила домик из разрисованных мамой кубиков, а мама взялась за свою работу. Всё было, как всегда.

И завтра, и послезавтра, и после-послезавтра. Всё было, как всегда. Работали, ходили вместе в кино. Один раз даже поехали на автобусе в Парк культуры и отдыха и посмотрелись там в «кривое зеркало». А про детский дом разговоров у них больше не было.

Но через неделю случилось вот что.

Мама вернулась домой с большим-большим пакетом.

— Что там такое? — спросила Люся.

— Не трогай, — сказала мама. — Потом увидишь.

Но Люся не могла дождаться, когда будет «потом». Она потихоньку подошла к пакету и провертела сбоку дырочку. Внутри было что-то голубое, стёганое, — наверное, одеяло.

— Это тебе или мне? — спросила Люся.

— Кому понадобится, — сказала мама.

Пока Люся смотрела сквозь дырочку на одеяло, мама открыла шкаф и стала разбирать Люсины вещи.

Переднички мама положила отдельно, а башмаки и курточку завернула в глянцевую бумагу и спрятала в портфель.

— Ты куда это хочешь нести мои полусапожки?

— Да ведь тебе они уже давно малы…

— А кому же они не малы?

Мама отложила портфель в сторону, села в кресло перед столом и взяла Люсю за обе руки.

— Люся, я должна тебе что-то сказать.

— Лучше не говори… Ну, да ладно, скажи.

Мама покашляла и стала зачем-то медленно переплетать Люсины косички.

— Нехорошо, когда девочка растёт, как ты, совсем-совсем одна…

— Ладно, тогда я буду ходить к нашей соседке. Там есть ещё две девочки. Только ихний Саша дерётся.

— Нет, — сказала мама. — Я, Люся, не про то. Давай-ка мы возьмём к себе ещё одного ребёнка. У тебя теперь нет папы, и это большое горе. А есть такие дети, у которых после войны не осталось ни папы, ни мамы. Ты понимаешь, Люсенька, — никого-никого? Вот я и хочу взять такого ребёнка. Я ему буду мамой, а ты — старшей сестрой.

— Ой, — сказала Люся, — ты, кажется, опять про своего Василька?

— Да, про него, — ответила мама. — Про нашего Василька. Я уже получила разрешение его усыновить, и скоро мы его возьмём к себе.

— К себе? Значит, он всегда будет жить, у нас? И ты будешь его кормить, спать укладывать, игрушки ему делать?

— Да, — сказала мама.

— Значит, это для него ты одеяло покупала? Новое, голубое?

— Нет, для тебя, дочка. А ему мы отдадим твоё, маленькое. Ведь ты уже выросла.

— И сапожки мои ему отдашь, и фартучки?

— Разве тебе их жалко?

— Нет, мне не жалко, а только я этого мальчика почему-то не люблю. Найдём другого.

— Когда же это ты успела его не полюбить?

— А вот когда ты меня в угол из-за него поставила. Раньше этого никогда не бывало!

— Не из-за него, а из-за тебя самой, — ответила мама. — Раньше ты так себя никогда не вела.

А через несколько дней мама с Люсей опять пошли в детский дом.

В детском доме их сразу же повели в комнату директора.

Комната была маленькая, белая, и в ней за столом сидела женщина в белом халате, которую Люся в прошлый раз приняла за доктора.

— Ну, вот и хорошо, — сказала женщина. — Сердечно поздравляю, товарищ Морозова. Признаться, жалковато всё-таки отдавать. Дивный парень!.. Только начнёшь привязываться к ребёнку, и вдруг какая-нибудь мамаша возьмёт его и усыновит.

— Право, мне не хотелось вас огорчать, Антонина Петровна, — сказала мама.

— Да что вы, что вы, голубушка! Я же шучу. Желаю вам вырастить хорошего сына!

В это время в комнату внесли аккуратно завёрнутый пакет.

— Это его приданое, — сказала директорша. — А вот и он сам.

Через порог осторожно, высоко подняв толстую ножку, переступил Василёк. На этот раз он был в новой голубой блузке и причёсан на косой пробор.

— Здравствуй, мой Василёк! — сказала мама.

Василёк протянул ей обе руки, как будто только её и ждал.