Лекарство (ЛП) - Сьюзен Янг

Она говорит это страшным голосом, как будто Программа — всего лишь чудовище, которое живет у нас под кроватью. Мне становится интересно, все ли у нее в порядке с головой.

— В любом случае… — вздыхает она и сует руки в задние карманы джинсов, — теперь она уже на пути на секретную базу. И если вы, конечно, не хотите, чтобы вас поймали, я вам советую вылезать из машины и поехать с нами.

— В этом фургоне? — фыркает Джеймс. — Ты думаешь, мы будем менее заметны в большом белом фургоне?

Она кивает.

— Ну да. Это — то, в чем обычно ездят обработчики. А не кучка беглецов. Слушай — Джеймс, так? Ты суперкрутой и все такое, но твои мыслительные способности меня не впечатляют. Так что, может, просто будешь делать то, что тебе говорят и вместе с твоей девчушкой зайдешь в фургон, чтобы мы убрались отсюда?

— Пошла ты, — говорю я, оскорбленная на стольких уровнях, что сложно выбрать хотя бы один. Джеймс, нахмурившись, поворачивается ко мне.

— Что думаешь? — тихо спрашивает он. Я вижу его неуверенность, но прямо сейчас у нас нет другого выхода. Мы ехали, чтобы найти мятежников, но они нашли нас первыми. Лейси с ними.

— Нам нужно добраться до Лейси, — говорю я. Мне бы хотелось, чтобы мы могли скрываться сами по себе. Но у нас нет ресурсов. Нам нужно перегруппироваться.

Джеймс издает стон, ему не хочется соглашаться с Даллас. Его антипатия к авторитетам — то, что мне в нем нравится.

— Ладно, — говорит он и смотрит на Даллас. — Но что мы будем делать с кадиллаком? Это классная машина.

— Кас пригонит ее обратно.

— Что? — спрашивает Джемс. — А почему он…

— Кас не в бегах, — перебивает она. — Он никогда не был в Программе. Он может проехать через любой пропускной пункт, какой хочет. Он поедет вперед, на разведку, чтобы мы добрались до секретной базы невредимыми.

— Куда мы едем? — спрашиваю я.

Даллас бросает в мою сторону скучающий взгляд, как будто ей не нравится, что я с енй заговорила.

— Все в свое время, дорогая. Теперь, вам двоим лучше вылезти из машины, а то у нас тут есть небольшое дельце.

Мы с Джеймсом обмениваемся взглядами, но в конце-концов выходим из машины. Кас идет к нам, и в какой-то момент я боюсь, что нас похитят. Особенно когда Кас достает пригоршню кабельных стяжек.

— А это-то на хрен надо? — восклицает Джеймс и хватает меня за руку, чтобы отойти назад.

Даллас кладет руку на бедро.

— Сегодня Касу сломали нос и, если честно, у вас, кажется, довольно переменчивое настроение. Мы вам не доверяем. Вы — возвращенцы.

То, как она говорит «возвращенцы» как будто делает нас чем-то мерзким, как будто мы внушаем ей отвращение. Но, видимо, как раз это и нужно было сказать, чтобы сбить нас с толку, запутать нас, чтобы Кас зашел нам за спину и связал нам стяжками руки за спиной, крепко закрепив их. И в этот момент я чувствую, как мне на щеку падает первая капля дождя. Я гляжу на Джеймса, тот сердито смотрит, как Даллас и Кас залезают в кадиллак, достают наши деньги и выбрасывают вещмешок на асфальт. Начинает моросить дождь, и Даллас угрюмо смотрит в небо. Она обходит машину, чтобы поднять с земли нашу сумку, и лениво перебрасывает ее через плечо.

Я чувствую себя уязвимой и не могу вспомнить, как мы попали сюда. Нам надо было продолжать бежать. Но теперь у нас вряд ли есть выбор, так что мы вслед за Даллас идем к фургону, и она помогает нам забраться назад, захлопнув за нами дверцу.

* * *

Мы сидим на заднем сиденье белого фургона, плечо Джеймса прижато к моему. Я осознаю все чрезвычайно остро: слабый запах бензина и резиновых покрышек, который липнет к моим волосам, бормотание, доносящееся из полицейской рации, слишком тихое, чтобы разобрать слова. Пальцы Джеймса касаются моих, и я инстинктивно поворачиваюсь. Он смотрит вперед, крепко сжав зубы и размышляя о наших связанных руках. Мы едем уже много часов, и острый пластикоый край стяжки натер мне кожу. Я думаю, то же самое и у него.

Даллас смотрит в зеркало заднего вида как раз, чтобы заметить угрюмое лицо Джеймса.

— Не волнуйся, красавчик. Почти приехали. Наши планы поменялись. Наш склад в Филадельфии обыскали прошлой ночью, так что мы едем на нашу секретную базу в Солт-Лейк-Сити.

Я встревоженно выпрямляюсь.

— Но Риэлм сказал, чтобы мы ехали на восток. Он сказал…

— Я знаю, что Майкл Риэлм сказал тебе, — огрызается она. — Но ситуация изменилась. Не будь ребенком. Программа охотится за нами; мы — инфекция, которую они настроены излечить. Ты должна быть рада, что мы вообще вам помогаем.

— Честно скажу, Даллас, — говорит Джеймс, и его голос дрожит от едва сдерживаемого гнева, — если ты не развяжешь мою девушку, я поведу себя как настоящий засранец. Не хочу делать тебе больно.

Даллас снова смотрит в зеркало заднего вида, без единого намека на удивление.

— А что заставляет тебя думать, что ты можешь это сделать? — она серьезно спрашивает. — Ты даже не представляешь, на что я способна, Джеймс.

От ее голоса у меня бегут мурашки, и, судя по виду Джеймса, он понимает, что его угроза не возымела должного эффекта. Даллас непробиваема; я не знаю, боится ли она чего-нибудь.

Мы продолжаем ехать, и пейзаж меняется. Позади, в Орегоне, мы оставили деревья, которые пологом нависали над дорогой, а здесь мы под открытым небом. Но и здесь растут цветы, и зеленые холмы уходят вдаль. А дальше надо всем возвышаются исполинские горы. От этого дух захватывает.

Стяжка у меня за спиной впивается в кожу у меня на запястьях. Я морщусь, но пытаюсь обратить все в шутку, когда вижу, как злится из-за этого Джеймс. Он садится так, чтобы я могла опереться о него и расслабиться, и вместе мы смотрим, как сельский пейзаж сменяется заборами из проволочной сетки и старыми мастерскими.

— Добро пожаловать в Солт-Лейк-Сити, — говорит Даллас, заворачивая на парковку одноэтажного склада с осыпающейся кирпичной обшивкой. Я ожидала увидеть огороженный лагерь, и меня снова начинает охватывать паника при мысли о том, что мы так беззащитны перед Программой.

— Технически, — добавляет Даллас, поджав губы и оглядывая окрестности, — мы находимся в пригороде. Город намного симпатичнее. Но здесь мы в большем уединении. Тут достаточно плотная застройка, чтобы мы могли прятаться в течение дня. Кас проделал большую работу.

Даллас паркуется за кадиллаком и глушит мотор. Поворачивается и оглядывает нас.

— Обещаете, что будете хорошими мальчиками и девочками, если я разрежу стяжки? — спрашивает она. — Раз уж мы добрались так далеко, мне хотелось бы верить, что вы не причините неприятностей.

— Пожалуйста, не говори глупостей, Джеймс.

— Все, что я делаю — причиняю неприятности, — говорит Джеймс монотонным голосом. Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него, но Даллас только смеется и выходит из машины. Джеймс смотрит на меня и пожимает плечами, совсем не раскаиваясь за то, что стал перечить мятежникам, которые вообще-то держат нас в заложниках.

С громким металлическим скрежетом дверца фургона скользит и открывается, и нас ослепляет полуденный солнечный свет. Мы моргаем, и потом Даллас берет меня за руку и выводит из фургона. Передо мной появляется Кас с перочинным ножом. Я резко, испуганно ахаю, но он быстро поднимает вверх другую руку.

— Нет, нет, — говорит он, качая головой. Похоже, он обижен тем, что я подумала, что он может ранить меня. — Это чтобы снять стяжки.

Он бросает взгляд на Джеймса, который как раз подошел к двери, готовый наброситься на него.

— Эй, серьезно, — Кас показывает ему, чтобы тот выходил. — Вы не заключенные.

Джеймс ждет пару секунд, и потом прыгает на тротуар. Он поворачивается спиной к Касу, но внимательно смотрит за мной, пока Кас разрезает пластиковые стяжки. Даллас смотрит на нас, удивленно подняв свои высокие темные брови. Это длится недолго. Как только Джеймс освобождается, он разворачивается и хватает Даллас за футболку, прижав ту к корпусу фургона.

— Если ты снова обидишь Слоан, — рычит он, — я клянусь, что…

— Что? — спокойно спрашивает Даллас. — И что ты сделаешь?

Даллас почти такая же высокая, как и Джеймс, но она кажется слабее, когда ее тоненькая рука тянется к запястью Джеймса. Она ловит его на лжи. Я смотрю, как лицо Джеймса мрачнеет, и он отпускает ее. Не успевает он отойти, как Даллас выкидывает локоть вперед, внезапно бьет Джеймса по подбородку, а потом ее длинная нога цепляет его ногу, и она отправляет его на землю. Я выкрикиваю его имя, но Джеймс лежит неподвижно и смотрит в небо. Даллас наклоняется рядом с ним, улыбается и поправляет смятую футболку, при этом растянутая ткань спадает с ее плеча.

— Какой темперамент, — говорит она, — каак жаль, что ты не дрался сильнее, когда они волокли тебя в Программу.

Ее слова шокируют меня, ранят, потому что говорить это так жестоко — как будто это мы виноваты, что нас взяли. Он не возражает. Как он может возразить против того, чего он не помнит?