Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник) - Рэмси Кэмпбелл

По утрам малыш всегда сонно бормотал какую-то невнятицу, будто его языку требовалось время, чтобы проснуться. «Пелена ветров, жир, цепь», ей почти верилось, что она может различить в его лепете нечто подобное, а то и такое: «Вепрь жарен во теплице» – и где он только берет эти слова? Лет тридцать назад она приходила в восторг, вслушиваясь в младенческие монологи Анны, но теперь старалась этого не вспоминать. Тем временем Бенджамин заговорил с Носиком и Ворчуном, плюшевыми мишками, которые спали с ним в кроватке. Когда он принялся колотить по деревянным рейкам, не то изображая барабанщика, не то требуя свободы, Дорин вошла в детскую.

Бенджамин стоял, держась за спинку кроватки, лицом к двери, и ей опять невольно вспомнилась Анна. Его крошечное личико было почти копией материнского – светлые волосы, высокий лоб, маленький вздернутый нос, пухлые губы, упрямый подбородок. Только брови у Анны в последнее время были постоянно нахмурены, а волосы она красила в самые разные цвета, но ни один из них не помогал привести ее супруга в мирное расположение – впрочем, его вообще мало что могло утихомирить. В прошлом году глаза у Анны потухли и стали безжизненными, как камни, а улыбка – Дорин видела ее совсем редко – больше походила на мольбу о помощи, даже после того, как она решилась порвать с Денни. По крайней мере, Анна практически довела дело до суда, но, возможно, из-за этого она боялась еще сильнее? Дорин предполагала, что так все и было.

– Готов к приключениям? – обратилась она к Бенджамину.

– Мщениям[2].

– Ах ты, маленький попугайчик! – улыбнулась Дорин и вдруг вздрогнула. Микрофон «радионяни», который она всегда ставила сверху на синий комод, валялся на полу. Было совершенно ясно, что Бенджамин не сумел бы дотянуться до провода, и она похолодела, осознав, что не слышала шума падения. Мелькнула мысль, что это ее ошибка: она сама что-то упустила – видно, стареет.

– Больше так не делай, Бенджамин, – сказала она, ставя микрофон на место.

Мальчик упрямо выпятил нижнюю губу.

– Я не делал, ба.

– Ну-ка, не шали. Если не ты, то кто же?

– Дядя.

– Какой еще дядя?

– Ходит ко мне.

– Кто к тебе приходит, Бенджамин? Это не твой… – выпалила она от волнения и нехотя договорила, – не твой отец? Это не папа?

– Не папа, – сказал малыш и засмеялся.

Дорин заподозрила, что он, возможно, просто повторяет за ней слова.

– А кто же тогда, Бенджамин?

Ребенок с озадаченным видом помолчал, потом произнес:

– Темно.

– То есть ты его не видел. А знаешь почему? Он не настоящий. Это просто сон.

– Потрясен.

– Порой мне кажется, что ты меня дразнишь… – сказала Дорин, хотя сама в это не верила.

Конечно, Бенджамин наверняка задел микрофон, просыпаясь. Дорин взяла малыша на руки, и он, теплый со сна, обнял ее за шею. Ему не терпелось поскорее оказаться на полу и пробежаться по комнатам. Дорин догнала его на кухне и помогла снять ночной комбинезончик. Сняв с горшка и похвалив за то, что все сделал, одела его, стараясь делать все так, чтобы малышу казалось, что он оделся практически сам. Потом усадила внука в высокий стульчик, приготовила завтрак, а потом смотрела, как он управляется с хлопьями, почти не пролив молоко и не перепачкавшись. Тем не менее щеки ему она тщательно вытерла – Бенджамин изо всех сил старался увернуться – и спросила:

– Чем же нам с тобой заняться сегодня утром?

– Смотреть поезда.

Бенджамин болтал без умолку, пока они шли полмили по широкой пригородной дороге. «Там прыгают за мячиком», – сказал он у теннисных кортов, и «Какая маленькая машинка», – возле площадки для гольфа. «Пошли читать», – сообщил он, проходя мимо безлюдного школьного двора. Дорин знала: внук вспомнил, как она объясняла, что и он будет ходить в школу. «Кувшины разбойников», – объявил Бенджамин у витрины антикварного салона, и она поняла: сейчас он думает о сказке про Али-Бабу, которую она ему читала. Посетительниц парикмахерской он назвал «тети-космонавты» из-за формы фенов, под которыми они сидели, а у витрины цветочной лавки произнес: «Куда идут цветы», и Дорин, услышав это, постаралась отогнать мысли о похоронах. Когда добрались до железной дороги, она покрепче сжала его доверчивую теплую ручонку. «Красный звон», – сказал Бенджамин. В самом деле, когда зажигались красные сигнальные огни, раздавался резкий звонок. Когда по обе стороны переезда опустились шлагбаумы, им пришлось остановиться, и Бенджамин нетерпеливо зашевелил пальчиками, зажатыми в кулаке Дорин. Когда поезд отошел от станции, Дорин стало любопытно, и она спросила: «На что он похож?»

– На много марок.

Бенджамин до сих пор не забыл, как они клеили марки на конверты к прошлому Рождеству – полоса вагонных окон их ему напомнила. Анна в его возрасте обожала облизывать рождественские марки перед тем, как приклеить. Сейчас их просто отделяли от липкой основы, а следующее поколение, подумалось Дорин, и этого, пожалуй, не узнает, если поздравления будет рассылать компьютер. Мимо них проехало шесть поездов и трижды опускался шлагбаум, прежде чем Бенджамин согласился пойти домой.

Уложив его спать, Дорин приготовила обед и позаботилась об ужине. После обеда они пешком, мимо Клуба консерваторов и Масонского зала, добрались до детской группы «Малыши-крепыши».

– О, прибыл наш говорун! – издали воскликнул Ди Мейтланд, когда Бенджамин устремился навстречу к своей подружке Дейзи, такой же болтушке, как и он сам. Обычно Дорин не доверяла внука посторонним людям – она ведь даже вышла на пенсию прежде времени, чтобы заботиться о внуке, – но на сей раз спросила Джонквиль, маму Дейзи, не согласится ли та завтра забрать Бенджамина после группы, пока она будет печь внуку именинный торт.

– С радостью – охотнее, чем любого другого ребенка, – ответила Джонквиль, и Дорин отчего-то припомнился ее полуночный сон.

Дома она удивилась, увидев, какой кавардак устроил Бенджамин – игрушки были раскиданы по всему этажу. А ведь утром он даже помогал ей убираться – и когда только успел разбросать все снова? Дорин напомнила себе, что не успеет она оглянуться, как мальчик станет старше, и заранее загрустила, что лишится всей этой кутерьмы, а после еды помедлила, не торопясь вытирать его запачканные щеки. Окончательно она успокоилась, когда позвонил Губерт.

– Где глава семьи? – поинтересовался он.

– В настоящий момент – под присмотром женщины.

– Вот оно как… – Кажется, ее тон озадачил Губерта. – Дома все в порядке?

– Просто непривычно, что тебя нет рядом.

– К главному дню я вернусь, ты же знаешь. А в остальном-то у вас все нормально?

– Да, в общем и целом все, как обычно. – Дорин чувствовала: именно это муж надеется услышать, именно этих слов ждет от нее. – А ты как? – спросила она.

– Не особенно. Представь, мне предстоит еще три дня слушать, как нам улучшить имидж банков в глазах общественности. Я бы предпочел по возможности улучшать их работу, уж если на то пошло. – Губерт говорил слишком громко, рискуя быть услышанным коллегами, чьи голоса раздавались неподалеку. – Но… хватит брюзжать. Позволишь мне поговорить с молодым человеком на сон грядущий?

– Он еще и не ложился, – ответила Дорин, переключаясь на громкую связь, – Слышишь, кто это, Бенджамин?

– Дядя. – Но когда Губерт поздоровался с Бенджамином, голосок мальчика зазвучал куда радостнее: – Дедуля!

– Как дела у молодой смены? Еще всего три ночи, и мы с тобой увидимся.

– Смотри, ночи!

– Ну да, три ночи. Ты слушаешься бабулю? Присматривай за ней и следи, чтобы с ней не случилось ничего плохого, пока я на совещании.

На миг Дорин показалось, что малыш встревожен.

– Ничего плохого.

– Ничего не случится, – уверила его Дорин. – А теперь пожелай дедушке спокойной ночи. Он устал и хочет отдохнуть.

– Спокойной ночи, дедушка, – произнес Бенджамин с таким воодушевлением, что бабушка и дед дружно рассмеялись.

Перед купанием внук помогал Дорин убирать игрушки.

– Горячо, – серьезно сказал он, когда Дорин проверяла воду, а потом: – Теперь нет.

Дорин едва ли могла назвать себя религиозной – она уделяла этому аспекту даже меньше внимания, чем ее родители, оттого-то, видно, ее молитвы за Анну, казалось бы, такие истовые, не достигали цели – и все же каждый раз при виде Бенджамина, сидящего в ванночке, ей невольно приходили на ум купель и крещение. Дорин вытерла внука, расцеловала и поклялась себе оберегать его, пока жива – пусть это и звучало как-то напыщенно.

Дорин помогла малышу надеть ночной комбинезон, затем уложила его в кроватку. Сидя рядом, она перелистывала страницы старой книги Анны, и взгляд ее упал на заглавие одной из сказок. Той, которую Анна любила больше всего. Неудивительно, что Дорин привиделось во сне нечто подобное, но сейчас ей не захотелось читать Бенджамину именно эту историю.

– Много лет тому назад, – начала она вместо этого, – жил-был бедный дровосек со своей женой и двумя детьми; мальчика звали Гензель, а девочку – Гретель…