Нет любви. Рассказы - Онисе Баркалая

Был ли для нее каждый школьный вечер в старших классах экзекуцией? Ее, почти всегда сидевшую в одиночестве во время медленных танцев, пару раз приглашал наш завуч, видный мужчина, единственный по своему росту и комплекции подходивший ей в партнеры. Иногда на вечере у нее в руках был воздушный шар. Может, она хотела таким образом отвлечь внимание от своей пышной фигуры или он ей заменял недостаток юношеского внимания? Как-то раз на вечере мы решили избрать ее объектом известной шутки. Ребята бросают жребий и тот, кому он выпадет, должен пригласить на танец по мальчишеским понятиям самую невзрачную девушку на глазах у всего зала. Но она быстро это поняла. Не забуду ее отказ «избраннику судьбы» – вежливый и грустный.

Когда наши девчонки прогуливались в парке с курсантами училища, выдавая себя за первокурсниц институтов, она чувствовала себя не в своей тарелке, тогда как ее подруги из кожи вон лезли, чтобы понравиться молодым людям. Отлично помню эти процессии. Она идет чуть в стороне от всех. Иногда мы, мальчишки, встречая их, корчили им рожи… «А кто эти идиоты?» – спрашивали курсанты у наших одноклассниц. Этот вопрос всегда озвучивался на следующий день в нашем классе.

Бесцеремонная школьная среда неоднократно давала девушке понять, что на свои внешние данные ей не следует рассчитывать. Она превосходила многих одноклассниц по уму и сообразительности, но в школьном конкурсе красоты ей доставалась лишь роль моральной поддержки той или иной кандидатуры класса. Представить ее в элегантном платье на сцене, среди худеньких сияющих конкурсанток, было невозможно.

Бесспорно, все это не вселяло в нее уверенность. Она предполагала, что неминуемые любовные неудачи придется компенсировать на работе или увлечениями литературой, музыкой, театром. Она неплохо училась и… старалась не унывать. Много читала, училась в музыкальной школе, посещала художественные кружки.

Почему бог вложил утонченную, романтическую душу в мощное тело метательницы диска? Будущая студентка филфака прекрасно разбиралась в литературе, знала наизусть множество стихов… Конечно, ее внешность не позволяла рассчитывать на роли литературных русских красавиц в школьных спектаклях. Максимум на что она могла претендовать, так это на роль Кабанихи. В этой роли она имела грозный, внушительный вид, но ее мягкий, доброжелательный характер совсем не соответствовал персонажу Островского.

На университетской олимпиаде для школьников ее удостоили дипломом. Преподаватель, назвав ее фамилию в числе призеров, отметил, что сочинение словно написано девушкой из XIX века. Он, однако, пришел в некоторое замешательство, увидев ее воочию, когда она встала во весь свой рост и двинулась к трибуне жюри. Слишком очевидным был контраст между романтическим содержанием и автором сочинения – крепко сбитой «девушкой с веслом».

Ее внешность вводила в заблуждение, и стоило ей немного подкраситься, как тут же улетучивалась школьница и появлялась молодая аппетитная женщина. Однажды, возвращаясь с тренировки, мы с приятелем увидели нашу одноклассницу, которая, казалось, от кого-то убегала. Вдали маячил мужской силуэт. «Мальчики, как хорошо, что я вас встретила… псих какой-то!» – сказала она, беря нас под руки. Несколько секунд мы не могли ее разговорить, она ошеломленно смотрела вниз и бормотала: «Ужас». Что сказал ей тогда мужлан? Какие мерзкие подробности наговорил он нецелованной девчонке?

Предубеждения по поводу ее роста и комплекции были настолько значительны, что даже ее несомненные способности в волейболе вызывали у многих лишь улыбку. Равно как и синяки на ее голове, «поставленные» в коридоре цокольного этажа школы, где проходили уроки домоводства. Но однажды все изменилось. Волейбольный школьный турнир попросили судить наших шефов – курсантов военно-морского училища. Матч девушек судил второкурсник училища – симпатичный курсант с тонкими усиками, который не сводил с нее глаз. И наша героиня, не привыкшая к откровенному мужскому вниманию, поняла – пробил ее звездный час. Несмотря на обструкцию, которую на следующий день устроили ей «первые красавицы» класса, с того момента она перестала сутулиться и чувствовала себя уверенно.

Как я слышал, в университете ее приметил один профессор. Ходили разные слухи, но я тогда подумал: почему бы и нет. Она, не найдя достойного сверстника, которого всегда опережала в развитии, сдалась на милость какому-то эстету, а тот, видимо, пришел в полный восторг от ее нетронутой, заповедной женской природы и разницы в возрасте.

Мы встретились спустя двадцать лет после окончания школы. На парковке торгового центра я увидел громадный джип и рядом с ним семью, где выделялась знакомая высокая фигура. Она преподает в вузе; муж, похоже, бизнесмен, среднего роста, нормального телосложения; мальчишка, вне всякого сомнения, пошел в отца. От прежней девушки, угловатой и стеснительной, не осталось и следа. Время придало моей однокласснице изящество и благородство, как будто черты ее характера с возрастом отразились в ее внешности. Я видел перед собой современную, уверенную в себе женщину, которая мне доброжелательно улыбалась. Дочка (лет четырнадцати) пошла целиком в маму, такая же высокая и крупная.

Еще один сет

Он посмотрел на оставшийся перегной и обвел взглядом участок, где они сажали картошку.

– Боюсь, нам его не хватит, – он жестом показал жене на удобрение.

– Я на неделе купила аммиачную селитру, она в багажнике.

Он взглянул на жену и перевел взгляд на сосновый лес, который поднимался вверх по склону небольшой горы, расположенной почти в двух шагах от их дачного участка.

– Конечно, у нас красиво… но хочется иного… новых впечатлений, путешествий… А то все одно и то же: дача, огород, лопата…

Жена встряхнула головой, чтобы волосы не мешали ей смотреть, и взглянула на мужа: она поняла его настроение. Он схватил черенок лопаты так, будто это была теннисная ракетка, и повернулся к ней.

– Теннисный корт в Ницце! Нам по двадцать пять! Ты ждешь мою подачу в той умопомрачительной позе теннисистки: чуть пригнувшись, отставляя зад и немного расставив ноги.

Она засмеялась, но решила подыграть ему. Двумя руками она взялась за лопату, словно держала теннисную ракетку, готовясь отразить подачу противника.

– Я сумею отбить мяч, даже если он будет крученый!

Он улыбнулся. Она воткнула лопату в землю и посмотрела на него.

– А потом, моя дорогая, мы отправимся на Женевское озеро, – он изобразил жест фокусника.

– Отель Монтрё! – воскликнула она и захлопала в ладоши.

Он, без всякого стеснения, медленно оглядел ее фигуру, еще хорошо сохранившуюся.

– Почти весь гостиничный номер занимает королевская кровать, можно кувыркаться… вдоль и поперек!

Увидев мечтательный блеск в глазах жены, он умолк и перевел взгляд на кучу перегноя… Он понял, что жена устала от работы, но не подает виду.

– Отдыхай, милая, мне осталось здесь работы максимум на два часа. С тебя ужин.

Она направилась к дому и, обернувшись, увидела, что он по-прежнему задумчиво смотрит в сторону леса. Привычная, неменяющаяся десятилетиями картина: вдоль леса, оттеняя зелень сосен, серела полоса кустарника…

Закрывая дверь сарая, где хранились лопаты, грабли, садовая тачка и прочий инвентарь, он почувствовал вибрацию телефона. «Сэр Эндрю, пожалуйте на ужин!» – гласило сообщение супруги. Он усмехнулся…

Дома он увидел накрытый в гостиной праздничный стол. Сервировка, посуда, фужеры напомнили ему столик в уютном ресторане. Он не мог вспомнить, когда они были там в последний раз. Она вышла из спальни в длинном платье на бретельках, с уложенной прической, подкрашенная, а губы ее вообще «кричали» – так ярко были они накрашены. «Я не надевала его сто лет», – подумала она, оставшись довольной произведенным впечатлением на мужа.

– Джентльмен должен привести себя в порядок, – сказала она, подавая ему белье, рубашку и брюки.

Пришел его черед подыгрывать. Артистично взяв бумажную салфетку и рассматривая ее, словно читая, он произнес: – Ясно вижу на пригласительном билете значок формы одежды: темный костюм, смокинг или фрак…

Прежде чем сесть за стол, он поймал волну радиостанции «Ретро» – послышалась мелодия фокстрота… Она с загадочным видом ждала его за столом.

Он наполнил фужеры шампанским.

– Выпьем за путешествие!

– За чудесное путешествие!

Он снова наполнил фужеры.

– Мы поплывем на яхте по Женевскому озеру! – воодушевленно произнес он, но ему почему-то вспомнился их старый катер, пришвартованный к деревянному пирсу на берегу Финского залива.

– Я куплю новое вечернее платье, и по вечерам мы будем танцевать в ресторане отеля, – сказала она, держа в уме совсем другое: «Надо привезти на дачу джинсы поновей, старые совсем изношены».