Время красивых людей - Елизавета Мусатова

колышется и плывет на них другая толпа. Уже не разношерстные протестующие, а люди в одинаковых банданах поверх ртов, в черных куртках и камуфляжных штанах. В другую сторону было не пройти, оттуда уже неслись звуки ударов дубинками.

Алиса рванула Мику за руку. Они прижались к стене на опустевшей стороне улицы и быстро пошли вдоль нее: Алиса впереди, Мика за ней, все еще ведомый за руку. Главное, не смотреть в глаза. Успеть бы до первого поворота, который сразу за ограждениями.

Успели. Но за поворотом на них шли еще одни, на этот раз, в униформе, и было не понять: это подкрепление жандармам или поддержка протестующим. А еще за ограждениями суетились люди. Обычные, гражданские. Кто-то пытался забежать в супермаркет, кто-то по-детски забрался с ногами на лавочку у маленького фонтана, чтобы не затоптали, кто-то жался к стене.

Алиса пошла вперед, навстречу людям в униформе, обтекая людей у стен. Следующий поворот.

Снова рванул снаряд, на этот раз совсем близко. Потянулся дым, за ним запах. Задребезжали стекла в окнах.

Алиса почувствовала, что Мика вывинчивает руку из ее пальцев, словно пробку штопором из горлышка бутылки. Пришлось остановиться. Обернулась.

– Ты чего?

– Я домой.

Взгляд у Мики был стеклянный.

– Какое «домой», не дури.

– Домой, – упрямо повторил он.

«Да у него шок».

Людей становилось больше. Слева на улицу въехал первый танк.

Алиса одной рукой перехватила Мику за запястье, а когда он дернулся и снова попытался вывернуть кисть, с размаху залепила пощечину. Мика часто заморгал, затряс головой. Алиса притянула его поближе за руку, а вторую ладонь положила ему на плечо. Посмотрела в глаза, которые перестали быть стеклянными, а стали живыми и очень испуганными.

– Мы обязательно пойдем домой, – сказала Алиса. – Но сначала выберемся отсюда.

Громили Парламент. Если у толпы получится, дальше двинут к зданию генштаба, к МИДу, к филиалам МВД. Нужно в боковые улицы, и по ним подальше от центра, а там уже можно отдышаться и решить, как дальше.

Мика снова дернул рукой. Испуг в глазах превратился в обиду, но времени разбираться не было. Алиса открыла рот. Сказать ничего не успела. Жахнуло из дула танка. Раздался громкий визг. Люди бросились врассыпную. Побежали Алиса с Микой.

За их спинами начиналась гражданская война.

Глава 2

На занятиях Алиса была похожа на неловкого кузнечика: ноги согнуты в коленях, локти торчат, шаг неровно подпрыгивает. Не было в ней ничего от ленивой грации инструкторов школы танго, с которой те элегантно вытягивали ноги, подавались грудью к партнеру и скользили по полу, не отрывая ступни от паркета. «Расправь колено, – говорили ей. – Отпусти локти. Расслабься. Будь свободной. Покажи себя». Переспрашивали: «Ты понимаешь? Повторить по-английски?» Алиса качала головой – на сербском она заговорила в первые же полгода после того, как сошла по трапу со спецборта, и дело было не в языке. Если занятие вел Мика, он подходил к ней и раз за разом повторял: «Смотри на мои ноги. Повторяй за мной». Алиса горбилась и приседала.

После урока по вторникам и воскресеньям в школе шли милонги – танцевальные вечера, на которых многорукая и многоногая толпа двигалась и дышала в едином ритме, укутанная полумраком и подкрашенная алым от кокетливых светильников в виде корсетов. Алиса никогда не оставалась, но иногда задерживалась у окна студии и смотрела, как послушные упругие тела делают красиво. Ей хотелось запустить в окно камнем.

Она возвращалась на следующий урок, огрызалась на партнеров на непонятном им русском и хмурилась на инструкторов, которые бессовестно врали, что танго открыто для всех, как открыты для всех свобода и любовь, что все тела умеют танцевать, как умеют дышать в этом мире аутентичных и искренних человеческих связей. Из этой бочки с ложью Алиса регулярно черпала только две вещи: смирение и унижение.

Сейчас полусогнутые колени, на которые жаловались инструктора, давали скорость и маневренность. Ее тело впервые за долгое время знало, что делать. Оно могло лавировать в толпе, бросаться в сторону от опасности и очень быстро бежать. Именно сейчас, а не в танцевальном зале, оно впервые за долгое время двигалось как дышало.

Едва ли два часа назад, утром, Алиса собиралась. Упаковала в рюкзак бутылку воды, шоколадный батончик и новые танцевальные кроссовки. Блокнот, который так и не отвыкла носить с собой. Надела свое единственное украшение: золотую цепочку с подвеской – пара колец, кулон. Сняла. Потрогала подушечками пальцев и надела обратно. Вышла заранее, чтобы пойти пешком, нарочно медленно. Вслух бы она не призналась, но домашние задания от инструкторов делала исправно: следила за шагом при ходьбе, представляла, что вес тела уходит в бедра, включала в наушниках музыку и старалась, чтобы каждый шаг приходился на бит. Злилась, спотыкалась, начинала заново.

Музыка в наушниках прервалась, когда она спускалась по лестнице.

Мика (танго): «Ты где? Я в школе».

Алиса остановилась, набрала: «Скоро буду». Рядом с сообщением замигали три точки: отправляется. Пока отправлялось, почему-то долго, телефон снова тренькнул:

Мика (танго): «Не приходи. Что-то происходит. Напишу позже».

Алиса выдернула наушники из гнезда и затолкала в карман. Торопливо набила еще раз: «Я скоро», нажала на кнопку с изображением бумажного самолетика. «Отправляется», – опять сообщил телефон. Палочки сотовой связи мигнули и перечеркнулись крестиком. «Сообщение не может быть доставлено. Попробовать еще раз?»

Заныли колени. Врач говорил, что будут ныть на погоду, но у ее суставов по этому поводу было свое мнение: они ныли, когда в воздухе разливалась опасность. Не подводили ни в Цхинвале, ни в Египте, ни в Сирии. Алиса перехватила рюкзак поудобнее и побежала.

С Микой они столкнулись у широкой наружной лестницы, которая вела на второй этаж. Идти до студии было минут тридцать медленным шагом, а если бежать, то и вовсе десять. Этого времени хватило, чтобы понять: Мика прав. Что-то происходило. Уже подтягивалась с разных сторон основная толпа, и то тут, то там мелькали стайки крепких молодых людей с бритыми затылками. Проезжали жандармские машины с включенными мигалками. По соседней улице тянулась вереница машин с коронками таксопарков, и водители сердито гудели. Как будто все протестные движения последних трех лет – забастовка таксистов, протесты против результатов президентских выборов, митинги против чрезвычайного положения и комендантского часа во время эпидемии коронавируса, – сейчас повторно проигрывались, только одновременно.

Колени не врали.

Алиса залетела в арку, которая вела в крошечный заасфальтированный дворик с лестницей, и впечаталась с размаху в чье-то тело грудь в грудь. У обоих воздух выбился из легких с