Москва, 2000-й... - Юрий Никитин

— А ты из тех, — разозлился Павел, — кто еще на три века раньше за курение табака в Турции рубил головы и с трубкой в зубах насаживал на кол, желательно на людной площади, а в России рвал несчастным курильщикам ноздри и ссылал на каторгу!.. Ты даже не знаешь, что и сам поглощаешь эту наркоту в диких дозах!

— Я?

— Ты!

— Каким образом?

— А что у тебя в книжном шкафу? Полно наркоты! Фантастика, детективы, слюнявые романы про любовь… Разве не становишься красавцем супергероем с первых же строк?

— Книги не наркота!

— Смотря какие. Вон энциклопедии — не наркота. И справочники. И классика. Не вся, правда. Раньше над книгой надо было думать, понимаешь? А сейчас?.. Идиоты. Не знают, даже если они академики и все в медалях, как породистые собаки, что книжная наркота потому и пришла с Запада…

— Ага, сел на свой конек о гнилом Западе!

— Дурень, послушай сперва. Ты хоть знаешь, что развитие литературы на Западе и на Руси шло противоположными путями?.. Нет?.. А я тебе докажу. Это так очевидно, что надо быть круглейшим идиотом, чтобы не замечать… Но не замечают!.. Идиоты… Страна непуганых идиотов. Да и на Западе их не меньше. Даже больше, пожалуй.

— Ну-ну, не отвлекайся!

— У них литература пошла от странствующих менестрелей, бардов, что бродили от замка к замку, пели и рассказывали баллады. Сумеет развеселить или разжалобить — ему пряник и кошель с монетами, а нет — в шею. Так искусство и совершенствовалось. Искусство развлекать!.. А у нас вся литература пошла от церковной, первые ее образцы — это «Откровения такого-то святого…», «Поучения такого-то…». Она так и называлась духовной, ибо писало эти книги духовенство. А потом когда робко отделилась веточка светской, она осталась духовной, такова сила традиции! Точно так, как на Западе осталась традиция развлекать богатых феодалов. Сейчас там феодал всякий, кто может купить книгу. Его и развлекают, из него выжимают слезы, а заодно и монеты.

Константин недоверчиво поморщился:

— Ты глубоко забрался…

— Ничего подобного! Духовная литература была при князьях, потом при многочисленных царях, при советской власти… Потому у нас немыслимы авторы вроде Вальтер Скотта, Дюма, Жюль Верна, Уэллса, Эдгара По, массы всех этих вестернов, детективов, ужасников, фантастики, триллеров… У нас читать книгу — работа. Так и говорили «работает над книгой». А у них шло усиление спецприемов как воздействовать сильнее на читателя, на его чувства, на его инстинкты… То есть, сперва узаконили чай и кофе, вот-вот узаконят марихуану, а сейчас книги по мощи воздействия приближаются к двойной дозе героина, а некоторые и превосходят… Так что иные книги уже помощнее тех оранжевых пилюль, которые слабаки глотают, как лошади.

Константин пожал плечами:

— Я не читаю на языках. А такие книги у нас не переводят. Пилюли же дают человеку возможность жить в роскошной квартире, общаться с интересными людьми, как вот ты, к примеру… могу бывать везде, где захочу…

Павел усмехнулся, глаза остро блеснули:

— Но зато не знаешь… только веришь!.. есть я на самом деле, или же игра твоего воображения? С которым ты споришь умно, умело, а я остаюсь в дураках?

Константин сказал кисло:

— Ну, я не сказал бы, что побеждаю в споре…

— Значит, я не воображение? Или твое воображение начало давать сбои? Все ли у тебя в порядке, дружище?

— Не сомневаюсь!

Похоже, ответ прозвучал излишне резко. Павел всмотрелся внимательнее, покачал головой:

— А не переел ли ты их… Неустрашимый рыцарь, герой Галактики, чей гордый девиз — защищать слабых, беречь женщин?

Константин скользнул по коробочке с оранжевыми пилюлями жадным взглядом. Через мгновение окажется в своем уютном мире, а она, эта женщина, останется в этом неприспособленном, отравленном выхлопными газами, где работы выше головы… Он, мужчина, уйдет в тыл, оставив эту слабую, ведь слабую же, на передовой?

Он еще не знал, что принял то решение, к которому давно шел. Пилюльки часто-часто застучали о раковину. Он автоматически открыл кран, но вместо воды закапала ржавая жижа.

Она жадно смотрела ему в лицо. Он шагнул к ней, взял за плечи. Глаза ее были трагически расширены, лицо бледное, как мел.

— Да куда ты без меня? — спросил он, уже не замечая в своем голосе слабой нотки. — Пропадешь, мой жалобный зайчик.

Он расправил плечи, чувствуя плотно облегающую кольчугу. Пальцы правой руки обхватили рукоять двуручного меча, а на левой чувствовал привычную тяжесть щита с его красивым и гордым девизом. Он, рыцарь этого мира, остается в нем охранять и защищать свою женщину!