БАЛЬЗАМ АВИЦЕННЫ - Веденеев Василий

Старик вцепился в пальцы султана, стальным ошейником сомкнувшиеся на шее, и судорожно пытался разжать их. Чувствуя, как мутится рассудок. Гассан прохрипел:

- Я тоже пил из чаши...

Махмуд немного ослабил хватку, потом отпустил визиря и снова улегся на подушки: какая разница, когда умереть - часом позже или раньше. А боль, похоже, действительно ушла. Но даром такие вещи Гассану не пройдут. Лукавый раб!

- Говорят, ты купил этого Фаруха? - как ни в чем не бывало лениво поинтересовался султан. - Разве он грек?

Визирь растирал морщинистую шею. Вот какова благодарность владыки: ты печешься о его благе, а он походя готов придушить тебя! Однако сколько еще силы таится в измученном болезнью теле Махмуда! Силы нечеловеческой, яростной, злой!

- Он сам не знает, кто он, - хрипло ответил Гассан. - Мальчишкой его взяли в плен на греческом корабле. Приняв ислам, Фарух стал воином. Однажды его поймали в гареме одного из твоих недостойных слуг, и тот распорядился сначала оскопить его, затем выколоть глаза...

- Ясно. Ты дождался оскопления и купил его жизнь, - прервал визиря султан. - Не в твоем ли гареме его поймали?

- Не помню, государь. - Темное, как сушеная айва, личико Гассана сморщилось а подобострастной улыбке. - Кисмет, судьба!

- Ладно, - усмехнулся Махмуд. - Мы хотим взглянуть на него.

Старик снова хлопнул в ладоши.

Вскоре стражники ввели в покои высокого худого человека в темных одеждах. Властелин долго разглядывал его и, наконец, спросил, тяжело роняя слова:

- Тебе известно, чего мы хотим?

Скопец молча поклонился, скрестил руки на груди и застыл, как изваяние.

- Если ты все исполнишь, мы приблизим тебя к трону. - Легкая улыбка скользнула по губам султана. - После смерти Гассана - да продлит Аллах его годы! - ты займешь место рядом со мной. Пока же будешь готовить питье для снятия болей.

Махмуд снял с пальца перстень и бросил Фаруху. Тот ловко поймал его и почтительно поцеловал вырезанную на камне личную печать государя.

- Покажешь страже и тебя пропустят ко мне. А сейчас я хочу отдохнуть...

***

Гассан медленно шел сумрачными дворцовыми переходами, опираясь на плечо Фаруха. Когда они оказались одни в длинном коридоре, визирь тихо спросил:

- Теперь ты понимаешь все величие этого человека?

- Да, - глухо ответил скопец. - Он повелевает - и все приходит в движение.

Старик выпустил его плечо и затрясся от беззвучного смеха, держась руками за живот. Наконец, он успокоился и вытер выступившие на глазах слезы.

- Ты глупец, Фарух! Султан, да простит меня Аллах, ничто! Истинно велик Ибн-Сина! Султан обратится в пыль, а Ибн-Сина будет жить вечно!

- Он действительно владеет тайной бессмертия? - Глаза скопца заблестели.

- Это не важно. - Гассан пренебрежительно отмахнулся. - В памяти людей останется Ибн-Сина, а не Махмуд Газневи. Потомки благословят имя врачевателя, а не имя властелина!

- Но ведает ли Ибн-Сина тайну телесного бессмертия?

- Не знаю, - буркнул визирь.

Перед сном Фарух, как всегда, принес ему лекарство: при перемене погоды старика мучили боли в суставах. По обычаю, он отпил глоток и протянул чашу Гассану. В слабом свете коптящих светильников подслеповатые глаза визиря не заметили, как из-под ногтя Фаруха упала в чашу маленькая темная крупинка, похожая на маковое зернышко...

Прошел месяц. Визирь медленно шел длинным переходом султанского дворца в Газни. Стража почтительно приветствовала его и пропустила в покои повелителя. Тот едва сдерживал нетерпение:

- Ожидание затянулось, но, наконец, пришла пора действовать! Ибн-Сина в Хамадане! Не медли!

В тот же день во главе отряда вооруженных всадников визирь султана Фарух аль-Рамини поскакал в Хамадан...

***

Ибн-Сина разделся, лег на жесткий топчан и устало прикрыл глаза, чтобы не мешал свет масляного светильника в руке ученика. Кажется, после долгих мытарств удалось отыскать тихое уединенное пристанище, и здесь никто не помешает им совершить таинство знания. Наверное, пора начинать. Стоит ли оттягивать решающую минуту? Сегодня ночью Ибн-Сина надеялся победить смерть, но чтобы обмануть ее и вырваться из небытия, все равно придется сначала умереть. Он знал, что уже не годы и дни, а даже часы его сочтены: разве может ошибаться в этом тот, кто отдал борьбе с недугами всю жизнь? Вскоре у его изголовья появится бледная тень той, кому он старался не уступить ни одного из больных: пришел и его черед. Не открывая глаз, врач тихо спросил:

- Все ли ты понял? Сможешь ли ты сделать это как нужно?

- Да, Учитель, - шепотом ответил ученик.

- Не забудь: три кувшинчика, и обязательно из глины. Настоям нельзя соприкасаться с металлом. Ну а если не удастся...

- Не говори таких слов, Учитель!..

- Не перебивай. Ты заставляешь меня напрасно тратить силы. Нужно быть готовым ко всему... Если не удастся, знание не должно умереть. Ищи дальше, но бережно храни тайну и не отдавай ее в злые руки. А теперь иди, время не ждет.

Ученик поклонился и отошел к столу. Ибн-Сина глубоко вздохнул. Мысли его текли ровно и спокойно. Чего страшиться? Все живое проходит через смерть, и избежать ее еще никому не удавалось. А он хочет дерзнуть. Да, дерзнуть, ибо вся его жизнь была дерзким вызовом!

Разве не дерзость, презрев запреты, изучать труды Гиппократа и Галена? Разве не дерзость во всеуслышание заявить: никакие демоны не влияют на течение болезней? Он осмелился утверждать, что дело вовсе не в воле Аллаха, а в изменениях, происходящих внутри человека, что любая болезнь имеет свои признаки и их можно заранее распознать. А затем он посягнул на большее и начал лечить основу жизни - сердце! Как бесновались тогда святоши в мечетях!..

Давно это было, очень давно. Кажется, как раз после того, как он предложил создать специальные дома лечения, где больные могли бы получать необходимые лекарства и уход. Тогда он уже написал пять томов «Канона врачебной науки», где дал рецепты более тысячи лекарств, которые можно приготовить из трав. Во время работы рядом с ним все время был его любимец Абу Убейд аль-Джузани...

Вспомнился вечер в Хорезме, бездонный темный купол неба с яркими, низко нависшими звездами. Пламя светильников отражалось в воде маленького бассейна, мешая луне купаться. Вокруг сидели ученики. Ибн-Сина поднял чашу с вином:

- Выпьем, друзья!

- Учитель, Коран запрещает пить вино! Ты не боишься стражей шариата? - спросил один из учеников.

- Коран запрещает пьянствовать, - улыбнулся Ибн-Сина. - Но мы же не собираемся отдавать свой разум вину? Помните, как сказал поэт:

Немного пьем - лекарство в нем, а много пьем - отрава!

Все засмеялись, захлопали в ладоши, радуясь хорошему настроению Учителя.

- Мне кажется, не грех немного выпить. - Ибн-Сина обвел взглядом лица собравшихся. - Для науки и во славу ее!

- Учитель! Тебя давно уже называют Аш Шейх Урранс - старец, глава ученых, - сказал Абу Убейд. - Твое имя с благоговением произносят исцеленные, ученые внимают твоим словам, а твоего благорасположения ищут сильные мира сего. Ты начал заниматься лечением основы жизни - сердца человека. Когда же ты будешь писать об этом?

- Когда? - Ибн-Сина отставил чашу с вином. - Действительно, Абу, твои слова справедливы. Жизнь человека быстротечна, и не пристало ученому бездумно предаваться забавам. Несите бумагу! Я сейчас же начну писать новую книгу.

- Зачем же ты собрал нас? - зашумели ученики. - Для веселого пира или для работы?

- Веселитесь, - улыбнулся врачеватель. - Не обращайте на меня внимания. Я хочу работать здесь, в саду, среди вашего беззаботного веселья.

И тогда принесли ему стопу китайской бумаги, и он начал писать, увлекся и писал долго, а когда закончил, удивленные ученики увидели, что их Учитель исписал двадцать листов бумаги, не пользуясь никакими книгами, а только по памяти.

- Ты написал новую книгу, Аш Шейх?

- Нет, я только обозначил проблемы, о которых собираюсь писать, - ответил Ибн-Сина.

Ежедневно исписывая по полсотни листов объяснениями к каждой проблеме, он по вечерам собирал в своем саду учеников и друзей. Счастливое время! Тогда рождалась знаменитая «Книга исцелений».

Ибн-Сина улыбнулся: даже если нынешний опыт будет неудачным, останутся жить его книги и ученики. А если удачным? На миг стало страшно - бросить вызов законам природы? Но он не собирается опровергать основы мироздания, он лишь жаждет справедливости: природа наверняка отпустила человеку больше лет, чем он живет теперь! Неужели же не попытаться помочь природе?

Много лет назад он начал по крупицам собирать знание , буквально на ощупь, как слепец, шаря вытянутыми руками и стараясь найти единственно верную дорогу. Сколько пришлось пережить горьких неудач, сколько поражений, пока, наконец, он не нащупал...