Бэтмен возвращается - Глеб Киреев

— С Рождеством, доктор.

— Да, с Рождеством, — кивнул Уиллис.

Немного помолчав, он повернулся к красивой брюнетке, сидевшей в кресле у камина, и спросил:

— Как вы сегодня себя чувствуете, детка?

— Спасибо, доктор, хорошо.

Таккер встал и медленно прошелся до рождественской елки и обратно. Помедлив мгновение, он произнес:

— Дорогой Уиллис, мы просто в отчаянии. Не могли бы вы, как человек достаточно хорошо знающий нашу семью, как наш старый друг, помочь нам в одном очень щекотливом деле?

Врач отхлебнул из бокала, промокнул пухлые губы салфеткой, кивнул и проговорил скороговоркой:

— Конечно, дорогой Таккер, вы можете рассчитывать на мою помощь.

— Понимаете, в чем дело, — мы хотели бы посоветоваться с вами относительно этого несчастного младенца. Вы понимаете?

— О, конечно! Но вы совершенно зря волнуетесь. Он в полной безопасности и чувствует себя превосходно! Конечно, это очень редкий случай, сэр! Очень. Пожалуй, такого еще не знала мировая наука. Но все идет как нельзя лучше. Ваш крошка развивается быстро. Просто нечеловечески быстро, но, наверное, так и должно быть.

— Мне это известно. Проблема тут совсем в другом…

— Не волнуйтесь. Как врач, я могу с полной ответственностью заявить, что ребенок вполне нормален психически, и вы совершенно зря держите его в клетке. Это не идет ему на пользу. Конечно, выглядит он странно, но ведь это только внешне. Скоро вы к нему привыкнете…

— Нет, — вздрогнув, сказала миссис Эстер, — мы не сможем привыкнуть к такому никогда. Уже несколько дней мне снятся кошмары с этим маленьким чудовищем. Боже… Доктор, что вы нам посоветуете? Может, отдать его в приют?

— Нет, дорогая, что ты, — повернулся к ней мистер Таккер, — мы не можем это так просто сделать. Это исключено. Ты забываешь, что если это произойдет, моя репутация не просто пострадает, — она погибнет! Трудно даже представить, что будет если об этом узнает пресса. Нас просто заклюют, как белых ворон.

— Но, мистер Таккер, ваш сын — милое смышленое создание. Конечно, это не обыкновенный ребенок, но я считаю, что вы зря переживаете. Пройдет совсем немного времени — и все привыкнут.

— Нет, доктор, — Таккер метнулся к столу и наклонился над мистером Уиллисом. — Это исчадие ада! Это — демон, который появился на свет только для того, чтобы уничтожить нашу семью! Он разрушит этот дом. И лучшее, что мы можем сделать, это избавиться от него, и как можно скорее, пока об этом не узнал весь Готэм.

— Что? — глаза доктора полезли из орбит. — Вы отдаете себе отчет в своих словах, сэр?

— Да. И прошу вас мне помочь.

— Нет. Боюсь, что в этом случае я ничем не смогу быть вам полезен.

— И тем не менее, я вынужден настаивать. Вы ведь знакомы с историей болезни Эстер и материалами обследования в клинике.

— Да, разумеется. Но причин умерщвлять малыша я не вижу! И прошу вас прекратить этот разговор.

— И тем не менее, — настаивал Таккер, — в документах ясно сказано, что ребенок нежизнеспособен. Это значит, что он все равно умрет. Это же ваше заключение!

— Я не Господь Бог и могу ошибаться. Сейчас я знаю только одно: ребенок жив, и здоровье у него в полном порядке.

— Он умрет, доктор, — Таккер еле сдерживался. — Этот урод делает невыносимым наше существование!

— Да, доктор! — поддерживала мужа Эстер. — Я просто боюсь подходить к нему, не то что брать в руки.

— Но это не причина убивать ребенка! — настаивал Уиллис.

— Нет, причина! Я не хочу, чтобы нашу семью считали проклятой. Сохранить его, упустить драгоценное время и дать умереть своей смертью сейчас непозволительная роскошь. Это значит обречь себя на заточение в этих стенах на бесконечно долгий срок. Не дай Бог, он проживет достаточно долго! Когда он станет старше, все будут тыкать пальцами и говорить: «Вон пошли те, у которых сын — урод. Наверное, они очень плохие люди, если их так наказал Бог». Мы станем презренными изгоями. Помогите нам, доктор!

— Вы просто чудовище, мистер Кобблпот! — с чувством сказал доктор.

— Вы оба сошли с ума! — Эстер вскочила с кресла и подошла к столу. Мистер Уиллис, как вы могли такое подумать! Мистер Таккер совсем не то имел в виду! Он страшно, безумно устал и, поэтому, наверное, не смог достаточно точно сформулировать нашу просьбу. Но как вы могли?! Вы же лечили еще наших родителей, как же вы…

— Извините, дорогая Эстер, — растерянно проговорил Уиллис. — Но мне показалось, что мистер Таккер предложил мне нечто, не соответствующее моим представлениям о порядочном человеке. Или это не так? Я, понимаете ли, врач, а не детоубийца!

— Я повторяю, доктор: вы неверно поняли моего мужа!

— А как же вы прикажете истолковать то, что сейчас было услышано мной?

— Нам нужно свидетельство о смерти ребенка. Только бумага! Нам надо, чтобы официально, для всех, наш сын умер. А вообще мальчика никто убивать не собирается; как такое вообще могло прийти в голову, а тем более вам?! Право, я удивлена! Малыш просто будет жить в одной семье. Мы уже обо всем договорились. Это достаточно далеко отсюда, чтобы ни у кого не возникли подозрения. Мне будет нелегко это сделать, я — мать, но поверьте, нам это крайне необходимо. Вы нам поможете? Правда?

— Я, право, не знаю, мадам, — замялся Уиллис. — Поймите меня тоже! Я — врач… Боже… Извините! Ради всего святого, извините меня! Действительно, как могло такое прийти в голову! Наверное, я переутомился. Это все же был сложный ребенок!

— Но этот разговор останется между нами? Да, доктор? — Эстер посмотрела Уиллису в глаза и взяла его за руку.

— Мне надо подумать, — нерешительно пробормотал доктор, — я не знаю…

— Не переживайте, милый Уиллис, — снова вступил в разговор Таккер, я рад, что мы наконец поняли друг друга. Думайте. Когда решите — дайте знать. Мы очень на вас надеемся.

— Да, мне надо все обдумать.

— Ну, разумеется, — успокаивала его Эстер, подмигивая супругу; тот кивнул.

— Мы обещаем, мистер Ротш, что ребенок будет жив и здоров. Нам нужно только свидетельство. Мы не можем дать ему то, что должны дать родители, но, тем не менее, он Кобблпот, и мы попробуем купить ему любовь чужих людей. Может быть, это хоть как-то облегчит его участь. Мы не можем оставить его в доме, это превратит нашу жизнь в ад, но мы купим ему рай.

Странный подтекст на промелькнул в последних словах Эстер.

— Я подумаю, — ответил Уиллис.

Стенные часы в дальнем углу пробили два раза. Доктор тяжело поднялся, поклонился и произнес со вздохом:

— Мне пора идти. Позвольте откланяться. Завтра слишком трудный день.