Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

— Судя по всему, оба, князь. Уверен, вам захочется получить разъяснения по поводу того и другого.

— Как же вы неподражаемо предусмотрительны, Симон!

— Существует не только талант воина, но и талант слуги, — не воспринял тот иронии молодого аристократа. — Причем не только талант, но и высокое, множеством поколений оттачиваемое искусство.

В облике этого невысокого худощавого шестидесятилетнего француза действительно было что-то такое, что заставляло сразу же угадывать в нем слугу, но при этом не позволяло относиться к нему без должного уважения.

— Наблюдая за вами, я все больше убеждаюсь в этом, — честно признал Гяур. — А к словам вашим добавил бы: «Не только искусство служения, но и его изысканный аристократизм».

2

Флигель был похож на старинный рыцарский замок в миниатюре. Все в нем было скромно и сурово, что позволяло судить о рыцарских традициях былых владельцев и происхождении нынешнего хозяина. Одна, наиболее мощная стена его, с двумя башнями, даже была встроена в крепостную ограду, защищавшую дворец графа де Ворнасьена, что придавало этому жилью особую романтическую окраску. И не беда, что она так и не способна была обнаружить у себя какого-либо следа штурмов или осад, поскольку оказывалась в руках врага вместе со всем Дюнкерком…

— Этот флигель больше устроит меня, чем второй этаж дворца, — сразу же признался Гяур, осматривая старинные гобелены и наборы оружия на стенах. — Все в отличном состоянии, притом что не ощущается никакой тени, никаких отголосков этой несуразной войны.

Одар уже знал, что испанцы не грабили дворец Ворнасьена, поскольку у графа имелась невесть когда и каким образом полученная им старинная охранная грамота, заверенная еще печатью короля Испании Филиппа IV Красивого, в которой говорилось об испанской крови рода Ворнасьенов и заслугах перед Испанией, а также о личном королевском попечительстве над ним. Как ни странно, в Испании все еще считались с мнением королей, нынешних и бывших, и чтили их печати, чего нельзя было сказать об отношении французских дворян к словам и печатям их национальных «величеств».

— Кстати, графине де Ляфер этот «Замок Гномика», как называл его молодой граф Антуан, — да простит ему Господь даже то, в чем он не успел согрешить, — тоже понравился.

— И графине де Ляфер — тоже? — улыбнулся Гяур, как улыбаются самым сладостным воспоминаниям. — Прелестная графиня Диана!.. Как же немыслимо давно все это происходило!..

— Не знаю, что вы имеете в виду, но то, что имею в виду я, произошло не далее, как вчера.

— О чем вы, Пьер, Шарль или как вас там?

— Симон, — вежливо напомнил слуга. В конце концов, он давно смирился с тем, что господа не обязаны помнить его имени. — …О том, что графиня осматривала этот «Замок Гномика» не далее, как вчера.

— Я давно подозревал, что вы — закоренелый безбожник, Симон, и, тем не менее, побойтесь бога.

— Мне почему-то казалось, что, услышав о появлении в нашем городе графини де Ляфер, вы безбожно возрадуетесь, как обычно радуются всякому плотскому греху.

Князь вновь хотел благодушно ухмыльнуться, но с трудом дошедший до него смысл сказанного слугой заставил погасить ухмылку в самом ее зародыше.

— Так она что… действительно здесь, в городе?!

— Причем объяснила свое появление тем, что ее пригнала сюда грусть. Она-то ведь считала вас погибшим. До нее дошел слух, что, захватив корабль, на котором вас содержали как пленника, командор дон Морано казнил всех, кто попался ему в руки.

— Да к черту все эти подробности, Симон! Графиня не может считать меня погибшим. Ей просто в голову такое не придет. Где она сейчас?

— Остановилась у доктора де Жерона. У того самого, у которого в свое время останавливался ваш казачий генерал де Сирко.

— Как, он уже произведен в генералы?!

— Во всяком случае, так его называют наши военные. Как, впрочем, и вас.

— Да к черту ваших военных и наших генералов, высокочтимый вы наш Симон! Графиня что, действительно остановилась у доктора де Жерона?

— Нужны мои клятвы на Библии?

— Да к черту ваши клятвы, Пьер, Шарль или как вас там! Графиня прибыла в город одна или с кем-то, кто решается считать ее своей супругой?

— В зависимости от того, кого теперь в действительности следует считать ее супругом, — с мстительной вежливостью склонил голову Симон. — Поскольку она путешествует с еще довольно молодым польским принцем Яном-Казимиром [1], братом польского короля Владислава IV.

— А вот о том, чьим братом является этот несостоявшийся принц, мне известно не хуже, чем вам, Пьер, Шарль, Симон или как вас там… — резко отреагировал князь. — Разве что вы хотите расщедриться еще на какие-то подробности?

Слуга отошел к двери, повернулся лицом к Гяуру и выдержал небольшую паузу, дабы дать ему возможность поостыть.

— Хотя я и дворянин, поскольку ношу титул шевалье, однако никогда не раскрывал этой тайны заезжим дворянам, чтобы не давать повода для дуэлей. Кстати, вам я тоже не доставлю такого удовольствия, князь.

Произнеся это, Симон чопорно поклонился и вышел.

— Но если вам все же нужны хоть какие-то подробности, граф, — проговорил он, попридержав дверь, — могу уведомить, что дом доктора де Жерона находится в трех кварталах отсюда, неподалеку от монастыря иезуитов.

— Наконец-то вы снизошли хоть до какого-то более или менее полезного известия, Симон.

— Прикажете седлать?

— Седлать, конечно же, седлать! Вы говорили о принце Яне-Казимире. Я должен понимать это так, что графиня остановилась в доме де Жерона вместе с ним?

— Помиловав слугу графа де Ворнасьена, вы собираетесь вызвать на дуэль наследника польского престола? — почти открыто рассмеялся Симон, лукаво разжевывая свою улыбку беззубым, с запавшими бескровными губами, ртом.

— А что, это кажется вам совершенно невероятным? Невозможным? У меня задрожат колени, как только увижу оголенную шпагу его королевского высочества?

— Бог с вами, господин князь. Во-первых, вы тоже в своем роде принц, претендующий на трон своих предков. Во всяком случае, так следует из всего того, что мне пришлось слышать о вас. А во-вторых, я думаю совсем о другом.

— О чем же, например? — поинтересовался Гяур, приближаясь к двери.

— О том, что наследники престола существуют не для того, чтобы упражняться на них в умении фехтовать, а чтобы, знакомясь с ними, делать придворную или государственную карьеру. Насколько мне известно, все благоразумные люди до сих пор поступали именно так. И, судя по всему, графиня де Ляфер — не исключение. Возможно, вам и не понравится то, что вы только что услышали, но все же подумайте над моими словами, в них — частица житейской мудрости.