Избранные и прекрасные - Нги Во

Том. За ним с легким оттенком нежелания следовал поджарый молодой человек в рубашке, с пиджаком, переброшенным через руку, и быстрыми темными глазами, которыми он обводил с интересом все, что видел вокруг.

Он вошел с непринужденной улыбкой и явной неприязнью к Тому, чем сразу мне понравился. На меня он посмотрел внимательно, но долго глазеть не стал, а опустился на колени возле того конца тахты, который занимала Дэйзи, выказывая ей почтение, как она особенно любила. Разговорившись о времени, проведенном ими в Чикаго, они предоставили мне возможность заняться тем, что особенно любила я, то есть невозмутимо наблюдать издалека, прежде чем воспользоваться случаем вступить в разговор. Том, который мялся неподалеку, наконец встрял в их беседу с вопросом о том, чем занимается кузен Дэйзи, и я услышала его имя – Ник. Ник Каррауэй, единственный сын Каррауэев из Сент-Пола, герой войны, видимо, слегка неприкаянный после возвращения из-за океана.

Мне смутно припомнилось, что я слышала о каких-то неладах между ним и девушкой из Сент-Пола (какой-то Морган или Талли), что-то непристойное, а посмотришь на него, и кажется, он воды не замутит. Выглядел он благовоспитанным человеком, хотя, конечно, наверняка никогда не угадаешь.

Странно, что Том, похоже, не замечал шпилек в словах Ника, обращенных к нему, – шпилек, от которых поблескивали глаза Дэйзи. Ехидство под прикрытием хороших манер, и это мне даже понравилось. Человек, у которого есть хватка, гораздо интереснее героя войны, и мне подумалось, что многие, скорее всего, не подозревают, каков Ник на самом деле.

Когда он в очередной раз уколол мужа Дэйзи, вынудив его фыркнуть и резко возразить, я со смехом села.

– Факт! – согласно произнесла я, предоставляя Нику возможность рассмотреть меня как следует. Улыбнувшись, я оторвалась от дивана и предстала перед Ником. На мне были низкие лодочки из серой замши, на шпильках которых я приобретала щегольскую военную выправку; расправив плечи так, что их чуть не свело судорогой, я заметила, как он на мгновение с легкой улыбкой отвел глаза.

Вошел дворецкий с четырьмя высокими бокалами, полными чего-то вкусного на вид, и, когда Дэйзи что-то шепнула ему, добавил в каждый стакан из флакона, вырезанного из горного хрусталя, по две гранатово-красных капли.

– У меня тренировка, – со вздохом сожаления заметила я, но все же взяла свой бокал и с признательностью пригубила его. Коктейль оказался хорош – Бьюкенены не из тех, кто экономит на самом важном, и они не изменяли этому правилу, когда речь заходила о демонике. Запрет на кровь демонов ввели всего за четыре месяца до запрета на спиртное, и теперь, спустя два года, ценные винтажи исчезли даже из лучших клубов Манхэттена.

Дэйзи облизывалась, как довольная кошка, и даже Том потягивал свой напиток с оттенком хмурого почтения к его качеству. Ник пил опасливо, и я вспомнила, что Средний Запад нарвался на сухой закон быстрее и охотнее, чем мы, все остальные. Демоник был более старинным и роскошным, чем даже тот, который тетушка Джастина хранила тщательно запертым в нашей квартире на Парк-авеню. Он обжигал губы и согревал горло, и я представляла, как выдыхаю пламя, похожее на мерцающие язычки свечей. Легенда гласит, что демоник способен превратить благопристойных людей в тиранов, но мне он лишь слегка прибавлял злости.

– Допейте, – посоветовала я Нику. – Здесь не Сент-Пол. Вы теперь в Нью-Йорке, даже если живете в Уэст-Эгге.

Он медленно поморгал, глядя на меня со все той же легкой улыбкой, застывшей на лице.

– Живу, хотя я там никого не знаю.

– Я же знаю, – отозвалась я. – И вы наверняка. Не может быть, чтоб вы не знали Гэтсби.

– Гэтсби? Какой это Гэтсби? – Дэйзи заморгала, глядя на меня.

Ее глаза с расширенными зрачками казались почти черными, с нижней губы она слизала часть помады. Я уже собиралась поддразнить ее, заметив, что кровь демона действует на нее еще сильнее, чем на Ника, когда объявили, что ужин подан.

Дэйзи поспешила взять меня под руку, оттеснив от Ника и Тома так ловко, как сделала бы пастушья собака, и, когда она наклонилась ко мне, я уловила в ее дыхании демоник – запах горького миндаля и лимонной глазури.

– Мне надо поговорить с Ником. Наедине, понимаешь? – у нее заплетался язык, я удивленно взглянула на нее. Она говорила, словно во хмелю, и даже слегка пошатывалась. Насколько мне было известно, допьяна она напилась всего один раз в жизни. Мрак в ее глазах и легкую неуверенность в походке вызвало что-то другое, и я поспешила с ней согласиться.

За ужином Дэйзи была сама нервозность и трепет, рассеянно задувала свечи, только чтобы слуги зажигали их вновь, когда она отворачивалась. Том не обращал на нее внимания, но я видела, что Ник беспокоится все сильнее, переводя взгляд с Дэйзи на меня и обратно, словно убеждаясь, что в этом и кроется объяснение. Но там его не крылось, как и в чем-либо другом, и почти облегчением стало невинное замечание, отпущенное Ником о цивилизации, после чего Том с азартом ринулся вдогонку за своим любимым коньком. Он с силой тряс головой и раздувал ноздри, как какая-нибудь из его призовых лошадей для игры в поло.

– Цивилизация летит в тартарары, – сердито объявил он всем нам. – Вы читали «Цветные империи на подъеме» этого… как его… Годдарда? Великолепная книга, ее каждый должен прочесть. Суть вот в чем: если мы не будем настороже, белая раса… ну, словом, ее поглотят. И все объясняется по науке, все доказано.

– Том у нас становится мыслителем, – важно сказала Дэйзи. – Он читает разные умные книги с такими длиннющими словами.

Ник переводил взгляд с одного на другого, словно не знал, как отнестись к услышанному, но успокоился, когда я незаметно для Тома подмигнула ему через стол.

– Этот малый развивает свою мысль до конца, – продолжал Том, тыкая пальцем в белую скатерть. – От нас, господствующей расы, зависит не допустить, чтобы другие расы взяли верх.

– Вам, конечно, надлежит нас окоротить, – сухо заметила я, и Ник усмехнулся, прикрыв рот салфеткой.

Том круто выгнул шею и подозрительно воззрился на меня, словно не был уверен, что я имею в виду, а Дэйзи рядом со мной хихикнула несколько истерически, хотя во всем этом разговоре для нас не было ничего нового.

– Дело в том, Джордан, что мы представители нордической расы и мы создали все, что составляет цивилизацию, – ну, науку, искусство и все в этом роде. Вот что призван защитить Манчестерский закон, понятно?

На это я могла бы дать с десяток ответов – от наименее резкого до прямо-таки убийственного, – но тут затрещал телефон, и дворецкий явился доложить Тому, что ему звонят. Том вышел, слегка растерянный и