В горах Армении. Поэмы и стихотворения. Мемориальное издание - Ордуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, чтобы не сойти с «мощенной дороги Истории» и не впасть в голословное сочинительство, при написании поэм я опирался на фавстосовскую версию описываемых событий и, отдавая дань армянской летописной традиции, не шел путями странствующих бардов и ашугов9, воспевавших и часто приукрашивавших деяния и подвиги своих героев. В поэмах я попытался воссоздать лишь, относительно, бесспорные исторические события, а именно, ликвидацию княжеского рода Ордуни́ царем Великой Армении Хосровом III, чье правление прошло под эгидой всесильных римских легионов. Всё остальное было делом техники, здравого смысла и, конечно же, творческого вдохновения.
Подводя итоги, хотелось бы подчеркнуть, что ни использованные источники, ни тем более их поэтическое освещение не могут претендовать на звание исторической истины. Не случайно академик Абегян10 в свое время предостерегал от безоговорочного пользования вышеуказанными трудами как достоверными историческими источниками. Творческий момент в них, по мнению ученого, занимает значительное место, а сама история носит скорее эпический, нежели строго исторический характер. Ни для кого не секрет, что в средние века летописи обычно составляли люди (как правило, священнослужители), приближенные ко двору, со всеми вытекающими последствиями: не всегда о белом писалось в светлых тонах, как и о черном – в темных…11
В этом отношении показательно и крайне любопытно признание Цицерона12: «Позвольте мне здесь, квириты, по примеру поэтов, излагающих историю Рима13, умолчать о нашем поражении, которое было столь тяжелым, что императору принес эту весть не гонец с поля битвы, а молва14…» О тенденциозности источников говорил, как известно, еще в первом веке нашей эры и еврейский историк Иосиф Флавий. К примеру, в своей книге «О войне иудейской» он сообщает, что даже у писателей-очевидцев сильно искажены подлинные исторические факты и даны, в угоду римлянам, или хвалебные тенденциозные описания, или же клеветнические измышления об их врагах15… И вообще, История изобилует примерами того, как легко было по политическим причинам попасть в опалу и пасть жертвой режима даже после выдающихся заслуг перед Отечеством16, и за прошедшие тысячелетия мало что изменилось…
Как бы оно там ни было, поэмы «В горах Армении» и «Мятежный князь» являются воплощением того бесценного духовного наследия, которое оставил мне мой дед и которое я в свою очередь хотел бы оставить будущим поколениям своих родственников, в назидание и на добрую память. Ведь прототипом полулегендарного князя стал никто иной как Степан Саакович Саркисян, ревностный хранитель родовых традиций и преданий. Именно дед со своим генотипом, лежавшим в основе его внушающей невольное уважение личности, подвиг меня на создание эпических поэм, и именно с него, выражаясь языком живописцев, я писал образ мятежного князя. Но почему всё-таки мятежного? Возможно, потому, что «он счастия не ищет и не от счастия бежит… а он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Мудрые люди говорили, что хорошо и почтенно идти по стопам предков, если, конечно, они шли прямым путем17. Только кто возьмется ответить, какой путь является прямым! Разве что тот, который ведет прямо в могилу… И я глубоко убежден, что окажись мой дед в такой же непростой ситуации, как и его персонаж, он наверняка принял бы единственно верное решение, даже если это путь в один конец…
10 февраля 2017 года деду исполнилось бы 90 лет, и в этот памятный для меня день я снова открываю уже старую и потрепанную книгу, на форзаце которой изящным почерком написано: «Сумей превратить жизнь в сказку, а сказку в жизнь!» И пускай моя жизнь далека от сказки, вторую часть дедовского наказа я всё же выполнил, и своими поэмами воплотил сказку в жизнь! Осталось лишь отдать дань его памяти. Так пусть эта книга и станет деду посмертным подарком и нерукотворным памятником…
В горах Армении
Одно зеркало важнее целой галереи
портретов предков.
МенцельI
В горах Армении седыхСреди надгробий вековыхЛежит почивший, позабытый,Снегами вечными прикрытый.
Тот, кого предали забвенью,А прежде сделали мишенью:Таков уж рок на белом светеПри жизни быть в авторитете!
Его гробница безызвестна,Маси́су18 древнему окрестна;О нем почти не вспоминают,И ратных дел не воспевают.
Но для меня он что живой,С курчавой черной бородойСтоит на крепостной стенеС тяжелой думой о судьбе…
Судьбе земли отцов, народа,Своей семьи и в целом рода.Решение принять не просто:Ведь дело-то смердит погостом!
Над замком молния играет,В покоях женщина рыдает,Во мгле темнеют ров и вал,А стража ждет его сигнал.
Одно лишь слово иль поклон —Вновь станет светлым небосклон,И будешь спать как прежде мягко,И будешь есть всё так же сладко…
Но нет, не дождались поклона,И слышен ропот гарнизона…Идти на смерть-то неохота,Пускай война – твоя работа!
Бьет барабан, трубит рожок,Чего же в горле встал комок?..Он не преемлил реверанса,Зато теперь герой романса!
О нем узнал я в классе пятом,В году, эдак, восьмидесятом.Узнал от деда, не случайно,Он говорил, что это тайна!
Что тот почивший был герой,Для чванных деспотов – грозой.Любил его народ простецкий,И был он князь великосветский!
Над дедом часто потешались,Всерьез слова не принимались:«Всё это враки да крамола…Аль не боишься протокола?19
В законе есть за то статья,И речь твоя – галиматья!»По нраву дед был непростой,Таких не запугать тюрьмой…
Он гнул своё: «И всё ж герой!»Ему: «Не майся ерундой…»А дед: «К нему мой род восходит!»Вокруг: «Неужто не доходит!»
Так дед, души не чая в роде,Нуждаясь в нем, как в кислороде,С младых ногтей мне прививалЛюбовь к корням своим. Внушал:
«Меня послушай, внучек мой,Не властен я над злой толпой,Но знай хоть ты, души ковчег,Кем был тот знатный человек.
Отец покойный мне сказал,Что был он ратный генерал,А не какой-нибудь балбес —Не зря писал о нем Мовсес!20
Князь Ордуни́, запомни, внук,Был не простой тебе барчук,Один ходил с копьем на льва,По всей округе шла молва!
Он верил в правду и закон,Не тот, что власти компаньон,А тот, который правит балом,И служит в горести причалом!
В победу навыка над силой,Любови жаркой над постылой;Пускай цена победе той —Что ты покойник иль изгой!
Его убили… так случилось,Что солнце рода закатилось:В неравной сече храбро пал,Хоть и по чести поступал…»
II
Скажу вам, други, по секрету,Что тыщи лет канули в Лету,Пора забыть фамильну сагу,И бросить уж марать бумагу.
Но лишь увижу Арара́т,В душе те горы вмиг родятПогибших предков сонм,Мне не дает покоя он!
Хоть деда нету много лет,А я плохой востоковед,Его слова в груди ребенкаСыграли словно кинопленка!
Из года в год я вижу сон,Им на страданья обречен,На муки, на сомненияВ реальности видения.
Закрыть лишь только стоит очи,Как нет в помине мрака ночи:Блистает шапка Арара́та,Сияет зернами граната!
У самого горы подножья,Я вспоминаю это с дрожью,Там, где на лозах виноградПовсюду лезет из оград…
Долина в кро́ви утопает,И трупами сады питает:Идет убийство тут и там,И нет прощения врагам!
Звенят мечи и свищут стрелы,То песнь войны за переделы…Как вдруг гляжу: посредь брани́Триа́рий21 бьется с… Ордуни́!
Верзила-галл, ас-пехотинец– Моя рука с его мизинец —На князя замахнулся с гиком,Зажмурился я в страхе диком!
Всё, думаю, погибнет князь,А он противника-то в грязь!Проворно прыгает с коня —В крови врага его броня…
Подходит к галлу, тот вопит,А князь вальяжно говорит:«Пока живи, шут Антиоха22,И передай своим-ка, кроха:
Эпоха цезарей прошла,Будь проклята их кабала!»И враз меня рукою ма́нит,А рядом раненный горланит.
«Иди сюда, быстрей, чабан23,Или не понял, ты, болван?..С тобой правитель говорит,Башка сейчас твоя слетит!»
Чего таить – я испугался…А он лишь громко рассмеялся:«Да ты не бойся, шлем надвинь,Каких ты держишься святынь?»
Меня князь бегло осмотрел,Гигант тем временем сумелШагов на двадцать отползти,Чтоб волю княжью донести…
«Беги, беги, хоть к Константину24,А хошь – к малютке-армянину!25Нет, лучше сразу к Максу Гаю26…Знай: Арарат не взять им с краю!27
Ну как ты, цел?» – бросает князь.Ему я: «З-здрастье! – спохватясь. —Я в-воин, пеший, то есть конный,Меня направил г-гарнизонный…»
«Я слышу голос твой дрожит, —Мне сходу княже говорит. —Но то понятно, бой не шутка,Того гляди лишит рассудка.
Я погляжу, храбрец, ты, паря,Раз не боишься государя!..Со мною рядом раз сражался,Да в самом пекле оказался…
Но ты не думай, враг труслив,Жаль, нет у нас альтернатив.Ты погляди на легионы,Они хотят чужой короны!
Не верю цезарей волкам,Они, пройдохи, тут и там,Везде свои порядки вводят,До ручки нацию доводят!
Не знают дьяволы одно:Ищу конец я свой давно…Земля отцов осиротела… —Слеза у князя заблестела. —
Их одолеть не хватит сил,Никто не избежит могил;Запомни: дух превыше силы,Не ной, что руки твои хилы!
Не бойся смерти и расправы,Куда ужасней жизнь без славы,Наплюй на почести, богатства,Уж лучше доблестью похвастай!
Мужчина создан для отваги,Иначе ждет судьба дворняги.Запомни, сын: не суетисьИ за Армению молись!
Война была всегда, и будет,Поверь, от мира не убудет…А ненависть… она внутри —Ты лишь на лица те взгляни!»
Я оглянулся – бой в разгаре,Друг друга рубят все в ударе,Кругом оскалы да гримасы —Таков удел земельной расы!
И тут слова я вспомнил деда,Эх, думаю, его б проведать…О князе правду рассказать,Да панихиду заказать…
Скажу я князю всё, что знаю,А там, глядишь, не пострадаю;Я утаить про род не вправе,Ведь князя ждут на переправе.
Старик Харон на водах Стикса,Давно со смертию что свыкся,Тот ждать не будет, не мечтай,И к мысли жуткой привыкай!
А коль убьет меня за дерзость,Так я ж в душе и так истерзан,Не велика для всех потеря…Я осмелел, себя заверя.
III
