Жизненный круг - Ирина Кедрова

– Ты – отец, – убеждала мужа, – с тобой учительница спокойней говорить станет.

И тот не сопротивлялся, в школу ходил: о любимице своей, Людочке, радостно похвалу учительскую слушал, о гордости своей, Геннадии, с учителями советовался, как того дома воспитывать. А еще в свободное время с детьми играл. Во что? В домино и карты, хоть и говорили учителя, что такие игры детям не подходят. Не верил им Николай и так рассуждал:

– Я играл, и дураком не вырос.

Еще любил с детьми на лыжах побегать, да в снежки покидаться.

Летом же ездили всей семьей на родину – в село Высокое. Привозили туда городские подарки и сладости. Увозили картошку и садово-огородное богатство. Засолить, замариновать – в этом Нюре не было равных: весь год потом питались, да родительский дом добром вспоминали.

Нюра по селу ходила гордая – себя и детей показывала, рассказывала о своей жизни так, что односельчане в зависти губу прикусывали: «ишь, как Нюрка устроилась!». Только никому не говорила: ее бы воля, вернулась в село – к родной березке у дома, к речке – подружке ее детской, к лесу с высокими деревьями, с грибами и ягодами, с тайными тропами. Николай же быстро освоился в городе, считая, что выбился в люди благодаря городской жизни и своему упорству. Постепенно и Нюра смирилась, привыкла, почитая за благо летом на недельку-другую окунуться в сельскую жизнь, набраться душевных сил, чтобы снова и снова выдерживать городскую маету.

Все у них шло хорошо. Конечно, бывали неприятности. Николай – обычно спокойный и добрый, иногда загуливал с друзьями. Приходилось тогда Нюре с детьми бежать из дома, потому что пьяный муж менялся совершенно, становясь несдержанным и грубым, грозя ей и детям, что всех поставит на место, крича, что они висят у него на шее и не ценят этого, требуя, чтобы его уважали. Людочка в такие минуты кидалась на пьяного отца, стараясь прикрыть мать от его ударов своим малым тельцем. Гена затихал, в глазах его помещался страх, который потом прорывался в нервном тике в уголках губ. Нюра собирала детей и бежала из дома, бродила по улицам, смотрела на окна квартиры в надежде, что выключится свет, и тогда они смогут вернуться. Иной раз он закрывал входную дверь, и приходилось ломать дверной замок. Благо: соседи знали Николаевы причуды и, сочувствуя Нюре, помогали ей проникнуть в квартиру. На утро муж с виноватым видом чинил разбитую дверь или сломанный замок, просил прощения. Несколько дней затем старался во всем угодить жене, всем своим видом показывая, что осознал и исправился. Он и в самом деле исправлялся, долгое время не пил. Жизнь налаживалась до следующего раза.

Однажды Нюра не выдержала, собрала детей, да уехала к матери. Николай приехал за ней через неделю, просил-умолял вернуться. Мать ей тогда сказала:

– У тебя дети, одна их не подымешь. А бегать в поисках нового мужа у нас не принято. Терпи, девка, сама выбрала.

Мать ворчала и сердилась бесконечно, так что Нюра быстро поняла: пора уезжать. И вернулась домой, поразмыслив: Николай – муж хозяйственный, любит детей, о ней заботится. А что пьет иногда, так кто сейчас не пьет? Надо же мужику расслабиться от тяжкой жизни?

Так и жили, пока не пришло нежданное горе.

Как-то утром Николай не смог подняться с постели: его сильное тело не шевелилось, а потом он и вовсе потерял сознание. Вызвали «скорую», которая сразу же увезла его в больницу, где равнодушная женщина в белом халате холодно констатировала: «Инсульт».

– Жить будет? – с надеждой спросила Нюра.

– Кто знает? Может, и выкарабкается, – помолчав, добавила, – будет парализованным лежать – намаетесь.

Николая положили в конце больничного коридора, чтобы, как сказала все та же равнодушная врач, «умирающий не травмировал живых больных». Только больным все равно приходилось ходить мимо умирающего. Быстро, как от чумы, старались они проскочить мимо кровати, на которой лежал, не приходя в сознание, мужчина, мимо сидящей рядом с ним, тихо плачущей, женщины. Никто из медиков не подходил, и когда Нюра звала их, требуя спасти мужа, ей отвечали:

– Что вы, милая, не видите? У него уже пятна по телу пошли, часа через три умрет.

– Зачем вы такое при нем говорите? Он же все слышит! – непонимающе спрашивала Нюра.

– Ничего он уже не слышит, – отвечали ей. – Поймите: мы здесь бессильны.

Говорили и равнодушно уходили, не пытаясь помочь. Нюра сама бы вытащила Николая из лап смерти, только не знала, как это сделать. Лежал он, ее сильный, здоровый на вид муж под легкой простыней, голый и мокрый от испражнений. Надо было сменить белье, да никто этого делать не хотел. «Ему все равно, как лежать. Вам надо – вы и меняйте», – говорили медсестры. Людочка, отодвинув от кровати плачущую мать, взяла в руки чистую простынь:

– Сейчас сменим, мамуля, ты только помоги.

Дочь быстро, хоть и неумело, сдвинула отца, повернула его на бок, положила простынь на кровать, деловито перестелила постель. «Откуда она это умеет?» – подумала Нюра. Спустя несколько минут Николай лежал на чистой простыне. Нюре даже показалось, что он вздохнул от облегчения.

– Милый, родной, Коленька, – шептала она мужу, – не оставляй меня. Как жить я без тебя буду? Как ребят растить?

Ничего не ответил Коля, ушел из жизни, не взглянув на нее. В какой-то момент задышал так, словно не хватает ему воздуха, потом сильно вздохнул и, передернувшись, жизнь из себя вытолкнул.

– Коля, – закричала Нюра, схватила его за руку, затрясла за плечо. Обернулась и увидела испуганные глаза дочери. Людочка обняла ее:

– Мама, мамочка, не плачь! – зашептала. – Я с тобой, мама.

Слезы лились из глаз, остановить их невозможно, однако рядом стояла дочь, напуганная смертью отца. Нельзя напугать девочку еще и материнским криком. Сжалась Нюра, застыла. Пережила похороны мужа. Еще сорока ей не было, когда вдовой стала.

– Что ж? Видно, доля наша такая, – сказала ей мать. – Я пережила гибель мужа. У меня вас четверо осталось. Надо было выжить, и выжила. Ты тоже сдюжишь.

– Как жить, мама? Я без Николая душу потеряла. На что детей кормить, одевать? Им учиться надо. Я же все эти годы не работала.

– К нам возвращайся, в колхозе руки нужны. Ты работящая, здесь тебе помогут. Братья и сестра поддержат. Дом большой, в нем хозяйка нужна. Я-то старая. И могилка Колина рядом.

Конечно, Нюра бы вернулась, да дети в городе учатся. Гене школу менять нельзя: трудно ему к новым учителям и ребятам привыкать. Люда в техникуме: ее одну не оставишь. Да и село опустело: молодежь в город перебиралась, одни старики остались. Нет, нельзя уезжать с насиженного места.

Вернулась Нюра домой. Устроилась на работу – уборщицей в школу. Зарплата небольшая, да сын под присмотром. Чтобы свободного времени для тяжких мыслей не появлялось, много работала. Через полгода стала школьным завхозом. Работы невпроворот: то мебель доставай, то стекла в окна вставляй, то кабинетное оборудование приобрети. Люди хорошие рядом с ней оказались, поддерживали, помогали Гену поднимать.

После школы сын в медицинское училище поступил, за ним следом и Нюра туда завхозом устроилась. Учеба ли в училище, ранняя ли потеря отца, а может и то, и другое изменили сына. Он повзрослел, стал серьезным, по вечерам подрабатывал в «скорой помощи». «Жаль, – думала Нюра, – Коля его не видит. Он бы гордился сыном».

Вдовьи годы тянутся еле-еле, но и мчатся с огромной скоростью. Незаметно менялась жизнь. Гена в армии отслужил, вернувшись, поступил в институт.

– Хочу, мама, врачом стать, людей от смерти спасать, – сказал он ей о принятом решении.

Что ж? Дело хорошее. До сих пор Нюра помнит равнодушие тех врачей, которые мужа ее не спасли. Впрочем, вера в хороших врачей у нее сохранилась: это ей не повезло, не в ту больницу мужа отвезла, а вообще-то врачи – люди нужные. Уважение к ним усиливалось, поскольку теперь и сын учился на врача.

Людмила после техникума работала бухгалтером на заводе, замуж вышла. Ох, не нравился Нюре дочкин муж. Ненадежный какой-то: штаны узкие, волосы длинные, речи странные, к старшим никакого уважения. Однако надо считаться с выбором дочери. Побывала Люда замужем недолго – года два, и однажды вернулась в родной дом.

– Не хочу жить с ним: он о себе думает больше, чем о семье, – сухо объяснила свое возвращение.

Нюра расспрашивать не стала: пусть дочь сама решает свою судьбу. Одно ее мучило: Людочка ребенка ждала. Как без мужа дитя растить? Впрочем, сейчас женщины такие самостоятельные, не хотят терпеть обиды. А обида, видно, у дочери сильная: не может она простить мужнюю измену. Кто их, молодых, разберет?

У них с Колей измен не было. Она так воспитана: вышла замуж и все. Нравится, не нравится – терпи, приспосабливайся. Николай был мужчиной обстоятельным, гордился семьей и женой. Были женщины, глядевшие на него с интересом, а он верным оказался. «Ах, Коля, Коля! Как же мне плохо без тебя. И совет твой нужен, и поддержка. Может, смотришь на нас сверху и видишь, как трудно мне, да помочь не можешь?». Эти мысли, как ни странно, успокаивали, давали веру, что она не одна, близкий и нужный человек находится рядом, только прийти к ней не может. Все же так думать гораздо легче, чем представлять себе тело мужа, разъеденное в могиле червями. Об этом даже думать себе запрещала. С годами стала она преувеличивать достоинства мужа: вспоминала только хорошее, и в ее воспоминаниях Николай был самым лучшим, самым умным и добрым. Таких больше нет, быть не может! Понятно, почему дочь не смогла ужиться с каким-то сопливым, безответственным мальчишкой.