Центровые - Александр Гомельский

Выбор мною героев может у кого–то вызвать недовольство: дескать, почему есть эти, а нет тех? Повторяю, невозможно объять необъятное. И если кто–то спросит, почему в книге нет Ульяшенко, Балабанова, Крууса, Лаги, Путмакера, Вензбергаса, Дьяченко, Нестерова, Силантьева, Абельянова, Викторова, Сизоненко, Гришаева, а есть другие (и ведь перечисление, наверное, можно продолжить), могу ответить одно: я меньше и хуже знаю их, чем тех, о ком написал и с кем работал. К тому же большинство из них в той или иной степени появляются на страницах книги. Писал же, повторяю, о тех, кто особенно памятен, дорог, близок. Кому отдана частичка моего сердца.

Отар Коркия

В баскетболе семейных династий не так много, как в других видах спорта. Наследственность, генетический код в любой спортивной семье важны, но в баскетболе, очевидно, в большей степени. Ведь главное для баскетболиста — рост. А он далеко не всегда передается от предков к потомкам. Вот и знаем мы лишь династии Муйжниексов, Бутаутасов, Травиных, причем только в последнем случае сын оказался достоин своего родителя. Правда, и нашу семью можно назвать баскетбольной, но с явно тренерским уклоном: мой младший брат Женя, как известно, заслуженный тренер СССР, а старший сын Володя, мастер спорта международного класса, неплохо дебютировал на тренерском поприще.

Фамилия Коркия выделяется в нашем баскетболе. Легендарный Отар Коркия — первый советский центровой истинно международного уровня, первый и пока единственный кавалер ордена Ленина среди баскетболистов–мужчин, первый, кто дал понять, как велика роль центрового в баскетболе.

Неплохим игроком был и его сын Нодар, много лет выступавший за тбилисское «Динамо». А самых громких побед добился племянник Отара Михайловича — Михаил Коркия, олимпийский чемпион. Отар многое дал племяннику. Он следил за его становлением, помогал ему, гордился его успехами, уже в зрелом возрасте немножко по–мальчишески превозносил достижения Миши: дескать, Коркия есть Коркия. Но ведь какой личностью — неординарной, яркой, интересной — был сам Отар Михайлович! На наших площадках он сверкал всегда, с первого своего выхода в грозном 43‑м. После войны его открыла баскетбольная Европа. Капитан сборной СССР, он трижды приводил ее к золотым медалям чемпиона континента. Тогда безусловными фаворитами были чехословацкие баскетболисты, в споре с которыми и завоевывалось то «золото». Много лет спустя такие асы, как Иван Мразек и Иржи Шкержик, признавались, что просто–напросто боялись Отара. В чемпионатах Европы 1947 и 1951 годов он настолько подавлял соперников, что, судя по всему, они проигрывали еще до начала матча с нашей командой. А подавлял Отар соперников не одной физической силой, хотя ее у него всегда было в избытке. Подавлял силой воли, заряженностью на борьбу. Казалось, тронь его — и в стороны полетит сноп искр. Сколько помню, таким он был всегда. Ладно соперники — большинство из них он превосходил в мощи. Но ведь и судьи, обязанные быть строгими, стойкими и беспристрастными, откровенно робели, когда приходилось им обслуживать матчи с участием Отара. Его огромные голубые глаза горели. Действительно — как глянет, ужас берет.

Правда, за рубежом это не так действовало на арбитров, за что Отар и поплатился в самом главном для себя турнире. Однако репутация его была настолько высока, что испортить ее уже ничего не могло. Все зарубежные судьи относились к нему явно строже наших, а зачастую и пристрастнее. Но мастерство Отара сомнения не вызывало. Свидетельство тому высочайшие оценки специалистов после Олимпиады‑52 в Хельсинки, хотя ему и не пришлось доиграть тот эпохальный финал, в котором могучая сборная США едва–едва одолела нашу команду: за четыре фола Отар покинул площадку, причем, по крайней мере, два из них арбитры, как свидетельствовали очевидцы, просто выдумали. А то неизвестно, как бы закончился матч. Счет к тому моменту был 22:22, когда Коркия исчерпал лимит фолов, а итог был таким — 36:25…

До того американцы почти всем забивали по сто очков, лишь бразильцы оказали им мало–мальски серьезное сопротивление. И вот только тридцать с небольшим очков в игре с нами. Притом, что сравнивать средний рост соперников просто не имело смысла. У нас самые высокие Отар, Ильмар Куллам — оба по 190 сантиметров, Анатолий Конев и Хейно Круус — чуть ниже. У американцев Курланд имел 213 сантиметров, Фрайбергер — 210, Ловеллет — 209. Представляете разницу? И при этом, повторяю, не уйди раньше времени Отар, абсолютно неясно, чем бы все это кончилось.

Отар был большая умница. Он понимал, что под щитом против таких гигантов ему делать нечего. Поэтому вплотную к кольцу он подбирался уже тогда, когда имел в руках мяч. Тут уж ему ничто помешать не могло. На нем висели, его били, хватали за трусы и майку, цепляли за руки — не помогало. Он выпрыгивал вместе с висящими на нем соперниками и закладывал мяч в кольцо. Так было и в Хельсинки. Но Отар там пользовался и средними бросками, в которых отличался точностью. Одним из первых центровых он стал брать на себя функции «пасовальщика». До него и долгое время после него задачи центрового ограничивались обороной своего щита и атакой чужого. Отар же определял тактику команды. Команда играла на него и через него, он играл на команду. В этом плане многим сегодняшним центровым не грех и поучиться у него, вспомнить его игру.

Отар был невероятно цепким. Вырвать у него мяч было невозможно. Потерять, не поймать мяч даже после очень острого, сильного паса он себе не позволял. Правда, иногда пропускал все же такой пас (особенно от Ивана Лысова), но никогда не сердился, хотя мяч больно ударял его в лоб. Тут же кричал: «Все в порядке, это я виноват». И больше таких промашек не делал. С Лысовым у Отара Коркия был изумительный дуэт. Маленький виртуоз Лысов и могучий атлет Коркия идеально дополняли друг друга. Наверное, в их исполнении мы впервые увидели настоящую контратаку, когда Отар могучим взмахом руки далеко вперед направлял мяч убегающему в отрыв Лысову, который и завершал эту нехитрую, но очень эффективную комбинацию. В позиционном же нападении уже Лысов всегда искал Отара и обязательно находил своего центрового, которому и отдавал большей частью четкий, острый, результативный пас. Забить же из–под кольца для Отара было обычным делом.

Правда, иногда такая сверхуверенность играла против него. Помнится, в году 1948‑м или 1949‑м в зале на 1‑й Красноармейской улице в Ленинграде мы (команда городского Дома офицеров) встречались с тбилисцами. Отар собирался выполнить бросок крюком, который у него получался прекрасно. А я, маленький, но быстрый, успел добежать и снять мяч с руки Отара. Так он и махнул пустой рукой и с удивлением, вызвавшим добродушный смех на трибунах, стал оглядываться по сторонам, высматривая того, кто посмел так обескуражить его, самого Отара Коркия. Как в современном мультфильме, вслед мне раздался его громовой бас: «Ну, пацан, погоди…» Крикнул и здоровенными шажищами побежал за мной.